Эпизод \\\\[35й]//// КАЖДОМУ – СВОЁ
•>> Экзамен
•>> Борода: все виноваты во всём
•>> Воровство в армии и на флоте
14 февраля 1972 г. (понедельник)
Не слово, а несчастье есть учитель глупцов.
ДЕМОКРИТ
У иных, чем ниже поступки, тем взгляд сильнее устремлён к звёздам…
Кто-то из современников
Я лично сдал совсем недурственно – на четыре балла! За философию не беспокоюсь – отличная оценка, считай, у меня в кармане. А вот КИПС – это серьёзно! Громоздкие формулы, которые не хочется запоминать, сложные эпюры, в которых надо детально разбираться.
…На экзамене по радиоэлектронике я подрассчитал так, чтобы сдавать свои знания не Песносу, а Росину. Они экзамен принимали вдвоём. Песнос – в начале аудитории, а Росин – за столом в последнем ряду.
Захожу в класс. Беру билет. Сажусь готовиться. Билет, попался вроде как не очень сложный. Но пораскинуть мозгами надо. И задачка заковыристая по токам высокой частоты.
Тут происходит один казус, заставивший оторваться от горестных (или весёлых – кому как!) мыслей курсантов и экзаменаторов.
Подполковник Песнос поставил «удовлетворительно» Вите Самойченко. Берёт из общей стопки зачётку и, не глядя на фамилию, бегло сравнив фото (на зачётке) с оригиналом (Самойченко), выводит оценку в зачётной книжке, которая принадлежит… Коле Волокину. Ясное дело, Самойченко и Волокин – пачки почти одинаковые!
Преподаватель уже расписывается, когда Витя Самойченко возмущёно закричал на весь класс:
— А это не моя зачётка!
— Как?.. — у подполковника пропал дар вразумительной речи и остались одни междометия. — Да я… Да вы…
— Не моя?
— Чё-ёрт!..
Разобрались. Действительно, зачётная книжка нашего Волоконя!
— Представляете, как повезло Волокину! — смеётся Песнос.
Вместе со смехом преподавателя в классе слышен ещё один громкий бархатный хохоток – Юры Белобородько.
Я смотрю на него. Борода не замечает моего удивлённого взгляда (или делает вид, что не замечает), и продолжает громко смеяться, качая головой. Весь его вид должен был говорить: «Смешно, и правда – смешно! Ну, товарищ подполковник! Вы такой юморной! Обратите внимание и запомните: мне ваши шутки очень, очень, ну очень нравятся!»
Гадкая картинка! Я поморщился.
А Песнос, к несчастью Бороды, не обращая на него внимания, продолжает:
— Волокин ответил между «двойкой» и «тройкой». Я дал ему для контроля решить простенькую задачку, чтобы как-то вытянуть его! И в это время я так ошибся!.. Но, Волокин, вы должны оправдать эту оценку! Иначе придётся в вашей зачётке выдирать, подтирать!..
А Борис Иосифович Росин из задних рядов замечает:
— Что написано пером, того не вырубишь топором! Подтирать и выдирать в зачётной книжке нельзя – ведь это государственный документ, причём документ строгой отчётности! А чтобы Волокин оправдал ваше доверие, вы, Александр Аркадьевич, должны ему, как следует помочь! Золотое армейское правило: хочешь, чтобы что-нибудь было сделано хорошо, сделай это сам! Как говорится, на курсанта надейся, а сам не плошай! А то вам придётся писать объяснительные начальнику УЛО и заместителю начальника всего училища по учебной части полковнику Далатюку! А Далатюк – строгий мужчина, он таких ошибок не любит! Затем в приказе по ХВВАУЛ последует очень строгий выговор, который снимут лишь через год! И зачем вам нужен весь этот геморрой?
— Вы бы это хоть это при курсантах не говорили, Борис Иосифович! — улыбается Песнос, начиная заметно нервничать.
— А то они этого не знают, Александр Аркадьевич!
Коля Волокин сидит довольный, как слон – «трояк», считай, за пазухой! А он уже и не надеялся – задачка-то не решается!
Тут Песнос, освободившись от проблемного Самойченко, говорит:
— Так! Следующий!
Все молчат.
Подполковник посмотрел по списку:
— Следующий… Белобородько!
— Я ещё не готов! — заявил Юрий, чтобы пропустить меня к строгому и принципиальному Песносу, а самому нырнуть к доброму и либеральному Росину.
— Тогда Кручинин!
— Так я же только зашёл! — отвечаю.
Песнос подождал пару минут и требовательно произнёс:
— Белобородько! Время вышло! Идите отвечать! Если вы хоть что-то знаете, мы это выясним быстро!
Пришлось Бороде подниматься и идти к Песносу.
Проходя мимо, он глазами метнул в мою сторону пару испепеляющих молний, которые имели явное намерение убить меня. Но, благодаря моей живучести, убийство не свершилось.
А я, как только Росин освободился, тут же кинулся в конец класса и занял место напротив него, даже не дописав второй вопрос!
Через пять или семь минут со стороны Песноса послышались крики:
— Марш отсюда! — это Бороде! — Двойка вам! Даже кол! Кол, товарищ курсант! Идите, учите радиоэлектронику! Будете сдавать лично мне!
— Есть! — и Борода понуро выходит из аудитории, как всегда в таких случаях унизительно улыбаясь.
— Ну, бездельник! Ну, лентяй! Ну, остолоп!
Росин как раз в это время завершал интересоваться моими радиоэлектронными познаниями.
— Четыре балла вам хватит? — спрашивает меня Росин после экскурса по экзаменационному билету и проверки решения задачки, которую я решил буквально у него на глазах.
— Хватит! — говорю я.
Получаю зачётку и поднимаюсь с места.
А Песнос никак не успокоится, продолжая испускать испепеляющую лаву в адрес покинувшего аудиторию Бороды:
— Мне говорили, что этот Белобородько тупой, но не настолько же! — И к Росину: — Борис Иосифович, послушайте только! Ответы Белобородько по билету: первый вопрос – отвечал между двойкой и тройкой, ближе к двойке. Второй вопрос: принцип радиолокации – ответ на двояк, вообще ни черта не знает, как будто с улицы пришёл и ни разу не был на лекции! Третий вопрос: абсолютно ни в зуб ногой, впервые об этом слышит – железных два балла! С простейшей задачкой ни на грамм не справился, элементарной формулы не знает – ещё двойка! Для успокоения совести, чтобы хоть как-то вытянуть эту тупость, — он делает нажим на этом слове, — на «удовлетворительно», спрашиваю: какие бывают индикаторы РЛС²? Этот «спец» мне отвечает: «Круглые, квадратные и треугольные»! Ну, бестолочь! Ну, дерево! Ну, бревно! И с такими знаниями он пришёл сдавать экзамен! Видел я тупых и бестолковых, но такого!..
Я уже нахожусь у дверей и приоткрыл их, чтобы благополучно исчезнуть из аудитории…
— Кстати, товарищ курсант! А вы знаете ответ на этот вопрос? Какие бывают индикаторы РЛС?
Этот посыл явно ко мне. Замираю у приоткрытой двери, раздумывая: сделать вид, что не понял, к кому сие обращение, и продолжить движение в спасительный коридор или всё же ответить.
Мне на выручку пытается придти Борис Иосифович:
— Да Кручинин уже сдал радиоэлектронику!
Но получилось так, что мне дали понять: этот вопрос адресован мне! Подумав, решил всё-таки ответить – ведь я вроде знаю ответ на этот вопрос! А почему бы и нет? Даже если ошибусь, моя «четвёрка» не станет «тройкой»» или «двойкой» – «подтирать и выдирать в зачётной книжке нельзя»!
Прикрываю двери, поворачиваюсь к Песносу. Стараюсь чётко по-военному рапортовать:
— Товарищ подполковник! Бывают: индикатор кругового обзора – для определения местоположения самолёта по углу места, (то есть азимуту) и удалению. Это которые «круглые», — пытаюсь острить я. — Либо трёхкоординатные РЛС: по азимуту, дальности и высоте, – если это радиовысотомер. А также: курсовой индикатор – определяет дальность и азимут самолёта, и глиссадный индикатор – определяет дальность и высоту полёта. Последние два «треугольные» индикаторы стоят на РСП³ и служат для завода воздушных судов на посадку.
И замер: может, есть какие другие индикаторы, а я не вспомнил о них?
Но по виду Песноса определяю, что ответил неплохо.
— А как же «квадратные» индикаторы? — смеясь, вопрошает Песнос.
— «Квадратные» бывают только в художественном фильме «Ключи от неба» про ракетчиков ПВО! — на радостях ответствую я. И, припомнив наше практическое занятие на КП училища, добавляю: — Ну и, пожалуй, трёхкоординатные РЛС имеют «квадратный» индикатор!
— Хоть кто-то знает! — удовлетворённо замечает Песнос, откидываясь на спинку стула. — А я уж грешным делом подумал, что это мы, с Борисом Иосифовичем вам так преподаём!
Росин же посмотрел на коллегу победно: «Значит, правильно я поставил Кручинину “четвёрку”!»
— Ну что, товарищ курсант, скажите, тяжёлый вопрос я задал вашему Белобородько?
— По-моему, нет! — отвечаю. — До свидания, товарищ подполковник! До свидания, Борис Иосифович!
И выхожу в коридор.
За дверью облегчённо вздыхаю. Меня обступают наши из тех, кому ещё предстоит идти на экзамен.
— Сдал?
— Мгм! Мужики, учите радиоэлектронику – там так бьют! Если что не знаешь – тут же прямо по морде!
Это я припомнил старый военный анекдот.
Как-то в годы войны сбили нашего лётчика-незнайку и он попал к немцам в плен. Спрашивают этого пилота о тактико-технических данных его истребителя, а он молчит, ничего не говорит – просто потому, что не знает. А фашисты думают, что герой! Его ещё больше тумасят. А тут партизаны. Отбили. Переправили на Большую землю. Вернулся тот пилотяга в полк как герой – ничего фашистам не открыл! Его однополчане спрашивают: «Ну как ты?» А лётчик-незнайка и отвечает: «Товарищи, учите матчасть! Там так бьют!..»
А Бороде я удивляюсь! Он же с нами был на практическом занятии на КП училища, где курсантам показывали все индикаторы и рассказывали о радиолокационных станциях! Что тут сложного – смотри, слушай и вникай! Но тут до меня доходит: Белобородько к тому посещению КП училища отнёсся, как школьник к развлечению! Для него это была просто экскурсия! Ну, водили же в школе их на кондитерскую фабрику, типографию там, завод каких-нибудь игрушек. Вот и в тот день всем отделением привели курсантов на КП училища – просто провести время. Чтобы, значит, не скучали у себя в казарме…
Отделение в основном сдало неплохо. Но без «двояков» не обошлось. Кроме Белобородько «неуд» получил и Юра Изюмов. А Борода снова на грани отчисления! У него в этом семестре это уже вторая «двойка» (первый – «незачёт» по ТРД). А ведь впереди – экзамен по сложному предмету, каким является КИПС!
По-человечески очень жаль Витьку Мамонова! Чувак учил это предмет, что называется, от корки до корки, а у Песноса получил «трояк»! Даже как-то неудобно перед ним за свою «четвёрку»! Правда, Витёк ходит и улыбается. Но видно, что делается у него на душе.
Тут к своей койке с понурым видом подходит Белобородько.
— Сдал? — спрашивает его Галага.
— Нет, — хмуро буркнул Юрий, изображая справедливое негодование. — Всё ответил по билету! По трём вопросам Песнос мне поставил: «отлично», «хорошо» и «отлично»! И задачку решил! Трудная, зараза, попалась, но я её решил!
Борода не знает, что Песнос после его ухода с возмущением рассказал в аудитории, на какие «отлично», «хорошо» и «отлично» отвечал ему Белобородько и как он «решил» «трудную» задачку. Поэтому и врёт напропалую, выдавая желаемое за действительное. Может, хоть кто-то поверит! И подумает: какой он умный, этот Белобородько! Надо же, как он отвечал радиоэлектронику самому Песносу! Вундеркинд!
— А как же «двояк»? — почесав свой шнобель, с ехидцей спрашивает Ласетный.
— Та на формуле засыпался!
— Интересно знать, на какой? — лыбится Геша Новошилов, всем своим видом показывая, что Бороде он не верит ни на грош.
— На формуле круговой частоты.
— Извини, но здесь Песнос прав! — усмехнувшись, говорит Серж Ровенский.
— В самом деле! Не знать такую простую формулу? — качает головой Саша Передышко. — Это уже слишком!
Действительно, ну такая трудная формула круговой частоты: обратная величина квадратного корня из произведений LC!
Об индикаторах РЛС и принципе радиолокации Борода ни слова, ни полслова – это не вписывается в создаваемый им ореол мученика, знающего радиоэлектронику на «отлично – хорошо – отлично», но которому просто не повезло с формулой! Попутно он решает перевести стрелки на меня:
— Если бы я сдавал Росину, то сдал бы! — тянет Белобородько. — А так… Вот, из-за этого всё получилось! — он кивает в мою сторону.
Ожидаемая реакция коллектива:
«Кручинин! Как тебе не стыдно, зараза такая-растакая! Бороде не помог! Ведь ему нужнее! Видишь, как ему тяжело! Если бы не ты, Белобородько бы в отличники по радиоэлектронике вышел!»
— Юра, что там случилось? — обращается ко мне Пётр Галага.
— А ничего! — пожимаю плечами. — Белобородько хотел, чтобы я, только войдя в класс, сразу, вместо него, шёл сдавать Песносу без всякой подготовки по билету, хотя была его очередь! А сам на простейший контрольный вопрос, какие бывают индикаторы РЛС, ответствует Песносу: «Круглые, квадратные и треугольные»!
Все наши, кто был в это время в спальном помещении, дружно засмеялись. Не выдержав, улыбается и Галага.
— А что, квадратными индикаторы не бывают? — злится Белобородько, краснея.
Смех от этого ещё больше! Он не понимает, что не только у Песноса, но и в наших глазах выглядит полным «квадратным» идиотом!
— Нет! Они ещё бывают кубической формы! — ерничаю я. — Чтобы офицерам командных пунктов и наведения с ними можно было работать из положения «лёжа на спине»!
— Ты, Кручинин, никогда никому не поможешь! Дерьмом измазать можешь, а помочь – ни в жизнь!
— Ну, конечно! У тебя виноваты все: преподаватели, которые, за то, что ни черта не знаешь, ставят тебе «неуды», товарищи, что не видят, какой ты у нас «умный»! Виновны ещё, наверное, египтяне, арабы и индусы, Аристотель, Ферми и Декарт, Лобачевский и Паскаль, Ньютон и Ом, которые «придумали» математику и физические законы – ведь в них же надо разбираться! Но только курсант Белобородько, ну ни в чём не чувствует своей вины! Учиться надо, а не в грёзах витать! Ты за полтора года хоть один экзамен по точным наукам с первого раза сдал, умница ты наш? — я начинаю заводиться. — Ты же не занимаешься ни хрена, а хочешь, чтобы тебе все помогали! Собой тебя прикрывали! Может, за тебя ещё экзамены и зачёты сдавать? Вот было бы здорово! А ты будешь только радоваться: «Ах, какой я умный! Ах, как ловко я это устроил – ни черта не учу, совсем ни х*я не знаю, а они, дураки, за меня всё делают, чтобы средний балл в отделении был выше!»
— Я понял, Кручинин! Для тебя спор – это оскорбить другого! — окрысился Белобородько.
Это был ловкий ход! Когда-то нечто подобное я сказал Генке Новошилову, который бывало, когда не хватает ему аргументов, переходил на личности. А Борода, по-видимому, был где-то рядом, и слышал это. И теперь он применил ту же фразу по отношению ко мне в присутствии Новошилова. И Генка, стоявший неподалёку, мстительно посмотрел на меня.
Ну, всё! Как говорится, ты пробудил во мне добрые чувства и теперь, Борода, пеняй на себя!
— А у нас нет общих тем для спора! Понял? Поэтому я с тобой не спорю! И потом! В чём тут оскорбление, позвольте поинтересоваться? В том, что ты не хочешь, а, может, и не можешь учиться? В том, что занимаешься на грани фола – ещё один двояк и вылетишь из училища? В том, что ни одной лабораторной работы сам не сделал – всё передираешь у других? А одну из них даже упёр у Новошилова!.. Да! Украл!
В кубрике наступила тишина. Все, кто был в спальном помещении, притихли и живо повернулись в нашу сторону: Серж Ровенский широко распахнул глаза, Слава Павличко поднял обе свои жидкие брови, Сидодченко даже встал со своей койки от тумбочки, в которой наводил порядок и резко развернулся. Другие парни тоже ожидали деталей. И Галага удивлённо посмотрел на меня – он тоже этого не знал!
А Белобородько потемнел лицом. Отрицать ему было невозможно – Генка стоял тут же!
— Не украл! Она валялась на столе, я и взял! У меня много таких! — с нажимом проговорил Борода.
— А позвольте поинтересоваться: это где же у нас такие дивные аудитории и расчудесные столы, на которых валяются готовые лабы и курсовые работы? — Я оборачиваюсь к нашим: — Господа юнкера, кому-нибудь известны такие волшебные закоулки в нашем УЛО? Никому? Может, кто знает у нас таких чудаков-однокурсников, которые кроме своих зачётных работ, сидят и считают ещё вариантов по 5-10 для таких бестолковых неумех, как наш Белобородько, а потом бросают их в пустых классах? Тоже нет? — поворачиваюсь к Бороде и натыкаюсь на его, полный ненависти взгляд.
Юрий смотрел на меня злой мышью. А мне плевать! Меня это не смущает и не останавливает! Напугал ежа голой задницей! Я просто иду на добивание:
— Ай-яй-яй! Ну, никому не повезло! Везёт только дуракам, тебе, Юра, всем пьяницам и Соединённым Штатам Америки! А остальным ничего такого не известно! Может, ты нам подскажешь, где такое занятное место в учебно-лётном отделе? Я тоже хочу, чтобы за меня кто-то что-то делал! А я лучше лишнюю книжку интересную прочту!
— Ты что, глухой? — начинает злиться Юрий. Но мне бросилось в глаза, что у него по горлу нервно дёрнулся кадык, как будто проглочен непрожёванный кусок. — Я повторяю для тупых и бестолковых: та лаба валялась бесхозной на столе!
— Да-а? Тут, как писал Маяковский, «по большевикам прошло рыдание»! А что же ты, гордая птица моя, такой «вумный» и такой «толковый», не вернул её Новошилову, когда тот бегал по классному отделению и у всех, буквально у каждого выспрашивал: кто видел его готовую лабу?
— Я думал, что она ему не нужна!
— Да неужели? Она ему «не нужна», а, тем не менее, он носится по взводу и у всех интересуется: не видел ли кто его лабораторную работу! Ты что, всех вокруг себя за идиотов держишь? — совершенно не сдерживаясь, выпалил я.
— Подожди, Юра! Действительно, Генка же у всех спрашивал! — говорит Галага, обращаясь к Белобородько. Всё-таки Новошилов был ему ближе, чем Борода. — И Геше пришлось лабу пересчитывать. Вон Юрка [т.е. я] ему помогал, чтобы в срок уложиться. А она была у тебя?
— Конечно! — победно расстреливает в упор Генка. — Он даже переписать поленился! Только корочки с моей фамилией заменил! Я его у Песноса со своей лабой поймал!
— Нечего лабораторные работы разбрасывать! — отгавкивается Юрий, но уже не так решительно, ибо видел, что симпатии коллектива не на его стороне.
Сочувствия ему ждать действительно было не от кого. Он уже был не рад, что затеял этот разговор о моей «вине». Лучше бы он меня тихо ненавидел!
— Да что, я во время самоподготовки ничего не могу оставить на своём столе и выйти в туалет? Ни учебники, ни лабы, чтобы их не упёрли! — Возмущается Генка и нервно смеётся: — Оставил свою логарифмическую линейку, которую мне отец из Германии привёз, и ту Елалетдишка стащил! Теперь ты лабы воруешь!
— С-сволочь ты, Белобородько! Поэтому у тебя все и виноваты! — говорю я в сердцах.
Борода громко хлопает своей тумбочкой и с гадкой улыбочкой, выпрямившей его тонкие с ниточку губы, быстро направляется к выходу. В ту минуту он напоминал побитого пуделя. И всё, что было написано у него на лице, он подтвердил парочкой устных глупостей, брошенных через плечо:
— А ты? Ты – не сволочь? В жизни никогда никому не поможешь!..
— А я и не собираюсь помогать тебе – бездельнику и глупому индюку!.. — выкрикиваю я, уже не выбирая выражений. И, не сдержавшись, добавил: — По наблюдению за некоторыми создается впечатление, что год Козла уже наступил!
— …Ты только товарищей топить на комсомольских собраниях можешь! — вроде как, не слыша меня, продолжает Борода. — Письма своей мамочки зачитываешь нам на собрании! Принципиальность свою демонстрируешь, скотина!
И его шаги замерли в конце коридора.
Конечно! По меткому замечанию Ж.-П. Сартра, «Ад – это другие»!
Борода уже не знал, чем меня укорить! Поэтому совершенно не к месту и добавил про письмо из дома, которое я тогда зачитал комсомольцам о состоянии здоровья Черноусова и Костодинова. Никто об этом не помнил, я уже об этом забыл! А вот Белобородько в памяти это держит! Значит, моя вставка в виде чтения выдержки из письма понравилась? Неужели он даже этому позавидовал?
После нашего шума наступила какая-то неловкая пауза.
— Вот скоро и обед! — в наступившей тишине изрёк Володя Ласетный. — За руганью время летит незаметно!
— Чего ты разошёлся? — сверкнув в мою сторону тёмными молдавскими глазами, хладнокровно спрашивает меня Пётр Галага.
Я, чтобы хоть чем-то занять себя, начал поправлять заправку своей коечки.
— Да ничего! — разглаживая подушку и, успокаиваясь, отвечаю я. — Просто у нас один обоср*тся, а все вокруг него с бумажками бегать должны! Я ещё понимаю, когда что-то в учёбе не получается! Но когда, чтобы что-то знать, палец о палец не ударить, а свою вину перекладывать на других – этого я ни понять, ни принять не могу!
— Поспокойнее бы надо, понял?
— Понял, — пожал я плечами.
Расправив гимнастёрку под широким кожаным ремнём, выхожу из спального помещения в коридор и становлюсь лицом к окну. Потом кладу руки на горячую батарею отопления. По жилам побежала согретая кровь.
На улице стоял зимний солнечный, но ветреный денёк. Погода была ясная, небо – отчётливо синее. Снег искрился, играя лучиками солнца, слепил глаза. Над солдатскими казармами, где рядом стояли повидавшие многое на своём веку высокие тополя, кружили, бились в небе и каркали чёрные лохмотья воронья. Рядом с крыши съехала большая шапка снега, и звук раздался такой, как будто кто-то тяжело вздохнул, а потом спрыгнул.
По старому асфальту перед казармой до УЛО-2 метёт, метёт текучая позёмка. Небольшой плац был нашими курсантскими усилиями выскреблен от снега. И теперь снежные горы, как сахарные головы, справа и слева от плаца доходили, чуть ли не до середины каштановых деревьев, высаженных по периметру заасфальтированных дорожек предыдущими поколениями курсантов.
Эти парни, которые сажали наши каштаны, уже давно лётчики, офицеры! Когда же мы будем ими? Как, наверное, это будет интересно!
Господи, я ведь учусь в лётном училище! Уже на втором курсе! Как я мальчишкой завидовал курсантам с голубыми погонами, встречая их на улице – глаз не мог от них отвести! Это ведь была моя мечта! И, возможно, какой-нибудь парнишка, мечтающий о небе, теперь завидует мне. Сейчас моя мечта исполняется! А другие ребята – по здоровью ли, по конкурсу ли – не смогли её осуществить! А я смог! И через пару месяцев буду учиться летать! «Полёт» – какое красивое слово!
Вот только, мечтая о Харьковском ВВАУЛ, я полагал, что отношения в курсантском коллективе будут идеальными: настоящая мужская дружба, честность, открытость, принципиальность, порядочность! В лётном училище мне виделись светлые лица сильных духом парней, крепких в своей мечте и любви к небу, лишённых пороков подлости, вранья, оговора товарища, подхалимажа, воровства, стукачества, пьянства. Но, я, вероятно, хотел жить в каком-то придуманном мной, воображаемом мире. По-видимому, люди везде одинаковы. И на целую бочку мёда обязательно приходится одна ложка дёгтя. Причём, самая горькая! А, может, и не одна! Оказывается, и среди нас, курсантов, можно встретить парней, которые мечтают о крыльях только для того, чтобы иметь возможность всех обоср*ть сверху!
Возвращаюсь в сегодняшнюю реальность.
Вот, назвал Бороду «сволочью», «козлом» и «глупым индюком». Чёрт, это, пожалуй, слишком! Действительно, что это я? Можно подумать, что мои сентенции исправят горбатого и заставят Белобородько учиться! Да он рад бы, но просто на сие не способен! Поэтому и заискивает перед преподавателями, громко подхихикивает, когда они шутят или смеются, чтобы произвести на них хорошее впечатление, чтобы его запомнили и пожалели – двояки не ставили! Поэтому и лабы крадёт у товарищей, потому как из-за своей тупости сам не умеет их посчитать – он вынужден это делать! А после нашего разговора Борода только ещё больше возненавидит меня. А заодно и тех, кто слышал нашу перепалку: они явились свидетелями унижения его непомерного самолюбия…
Прав, прав был Оккам, учивший, что «сущности не следует умножать без необходимости».
А я их «умножаю»… Хотя, конечно, я пока могу себе позволить не нравиться тем, кто не нравится мне.
Тут ко мне подошли Вовик Ласетный и Генка Новошилов.
— Не переживай, Юрик! Ты всё правильно сказал! — громко говорит Володя и кладёт свою руку мне на плечо.
Когда он со мной согласен, он никогда не называет меня «Альфредом», только по имени. И добавляет:
— Люди делятся на тех, на кого можно положиться, и на тех, на кого можно просто х*й положить! Борода относится к категории номер два!
А Генка смеётся:
— Ты Бороду просто растоптал!
— Да ну его на х*р! — морщусь я. — Румын прав – чего шуметь? Да и мне неприятно, что в разговоре не сдержался и перешёл на личности и на повышенные тона. Теперь осадок остался.
— Да всё нормально! Чего ты дёргаешься? Нашёл, из-за кого переживать – из-за этой тупицы!
— Борода – всего лишь шишка на ровном месте! — поддакнул Геша.
Поддержка товарищей приносит окончательное успокоение.
К нам присоединяются Саня Передышко и Серж Ровенский.
— Ну врёт же! Прямо радиоэлектронику он отвечал аж на «отлично»! — возмущается Шурик. — Тут в поте лица занимаешься, и думаешь, как бы «гуся» не схлопотать! А он, бл*дь, вообще ничего не учил, совсем ни х*я не знает и отвечал лучше всех!
— И кому – самому Песносу, еб*на вошь! — смеясь, поддакивает Серж.
— Неужели Борода думает, что ему кто-то поверит?
— Об этом ему остаётся только мечтать! — киваю я.
— Вот он и мечтает, — говорит Вовка. — Вслух. При нас.
— Ворона в павлиньих перьях! — прибавляет Передышко.
— Прямо удивительно: каждый надувшийся гондон мнит себя дирижаблем, — завершает Ровенский.
И мы все грохнули от смеха.
Для всего отделения враньё Белобородько более чем очевидно – слишком хорошо мы его знаем!
Впятером, с учебниками Патрика о науке радиоэлектронике отправляемся в техническую библиотеку, чтобы сдать эти тёмно-вишнёвые книги, и забыть об этом предмете (и об этом эпизоде) навсегда.
Post tenebras spero lucem4
— Так было и так будет! — ответил Эшли. — Жизнь не должна давать нам то, что мы от неё ждём. Надо брать от неё то, что она даёт и быть благодарным, что это так, а не хуже…
Елалетдинова привели под конвоем уже в солдатских погонах – приказом начальника училища за дискредитацию воинского звания курсанта и воровство он исключён из ХВВАУЛ. Бывший курсант и кандидат на Золотую медаль рассказал комсомольской организации, как в банде брата они воровали унитазы в новостройках. А потом он этими унитазами торговал на рынке. Говорил, что осознал, что обворовывал товарищей. О чём, конечно, сожалеет. (Скорее всего, сожалеет не то, что воровал, а то, что попался!) Но снисхождения не просил, знал, что бесполезно. Кто-то, выступая, сказал, что он, Елалетдинов, как заместитель секретаря комсомольского бюро, принимая комсомольские взносы, ставил в наших комсомольских билетах свою подпись, чем запятнал наши документы. Булат промолчал.
Как говорил Генка, Елалетдинов стоял весь напряжённый, с испариной на носу. Видно, что переживает. За дверью стоял, поигрывая карабином, выводной: если арестованный побежит – свободно может застрелить! И будет прав!
— Врагу не пожелаешь! — говорил Новошилов.
Комсомольская организация единогласно исключила Емалетдинова из членов ВЛКСМ.
И тут же снова выводной увёл его на губу. Там сейчас для Булатки самое безопасное место.
Вообще-то, удивительно, конечно! Рос без родителей, совершал набеги с братом на стройки, воровал. А учился превосходно! Говорю вам, тянул на Золотую медаль, хотя и учился по штурманскому профилю. Товарищем он был никудышным – мстительным, злопамятным, чаще всего смотрел на человека исподлобья, будто ждал подвоха. Или, может, разоблачения? Не попадись он у нас, выпустился бы, получив Золотую медаль, был бы занесён на Доску почёта училища. И так продолжал бы воровать, пока не попался бы! Потому что, это входит в кровь, остановиться невозможно!
De minimis non curat lex5
ПОРТРЕТ ЯВЛЕНИЯ В ИНТЕРЬЕРЕ
Каждому – своё, остальным – чужое!Непридуманное
Но вот казус: взять у товарища линейку, транспортир, резинку, фломастер или там книгу, конверт из тумбочки и не вернуть – это почему-то не считается воровством.
У меня, уже лётчика, была офицерская линейка. Я её называл «героической». Эта линейка у меня пропадала семнадцать раз. И семнадцать раз я её находил. Нет, я не кричал, не называл всё своими именами. Просто спрашивал, почему, если брал, не вернул? Ответы тех, у кого она оказывалась, оригинальностью не отличались:
— Твоя? А я не посмотрел!
— Не заметил! Думал, это моя!
— Не обратил внимания!
— Да забыл отдать!
Кое-кто пытался перейти в наступление:
— Нечего линейки по столам разбрасывать! — т.е. то, что он у меня линейку взял, а потом не отдал, виноват я!
Подумаешь, не вернул офицерскую линейку, стоимостью в сорок семь копеек! Это же не воровство – так, недоразумение! Почти как плевок через губу! Стоит ли шум поднимать?
На восемнадцатый раз моя героическая линейка пропала окончательно. Через пару дней я случайно обнаруживаю обломки моей «героини» у ведра с мусором. Кто-то решил таким образом «отомстить»: не мне, так и тебе не достанется! Нечего свои офицерские линейки разыскивать – пропала, значит, с концами!
К такой же категории относится и исчезновение моего выпускного училищного альбома. Через неделю после выпуска прихожу за альбомом – нет его в канцелярии. И нигде нет! Не думаю, что кому-то нужен был второй экземпляр альбома. Просто кое-кто решил, таким образом, свести со мной свои мелкие счётики. («Он будет искать, а я его альбом порвал и выбросил! Пусть ищет и нервничает!») Это тоже не считается воровством, это «святая месть»!
Я не нервничал. Сходил в фотоателье, где заказывались наши альбомы, заплатил эти 50 рублей и мне по имевшимся негативам и матрицам изготовили экземпляр. Не в этом дело! Я представляю, с какими искрящимися глазами он (или они) воровали чужую вещь, чтобы её уничтожить! Возможно, потом этот человек (или эти люди) достойно служили, стали уважаемыми. Но у них в жизни был этот поступок! И они никогда его уже не вычеркнут из своей жизни! Ни за какие деньги, никакими добрыми делами и молитвами! И те, кто видел, как мой альбом уничтожался или знал об этом, но промолчал, тоже получили пятнышко на своей совести, своей репутации! Перед самим собой…
…Или вот ещё. В училище по приказу Министра Обороны СССР нам ежегодно выдавали постельное бельё первой категории, и оно за нами следовало везде, в т.ч. на полевые аэродромы, пока не подходил срок его списания. И из прачечной оно, имевшее метки нашего курса, возвращалось к нам и только к нам.
Так вот. На курсе молодого бойца мой сосед по тумбочке Витька Мамонов, получив совершенно новые простыни, тут же оторвал от одной из них широкую полосу себе на подворотнички. Когда он это сделал через неделю ещё раз, я возмутился:
— Ты что делаешь, бандит?!
— Какое твоё дело? — буркнул Слон.
— А такое! Когда в следующий раз я получу твою оборванную простынь, ты ведь не скажешь мне: «Давай, это моя! Возьми не оборванную»!
— Сиди, не гавкай! Тебя не дерут – ногами не дрыгай! — отрезал он.
«Не дерут» – это моя щадящая интерпретация.
Я не знал, что ему говорить, как убеждать. Дальше говорить вроде бы не о чем. И поэтому неожиданно, даже для себя проронил:
— Может, тогда поговорим об этом на комсомольском собрании?
В то время я ещё не имел опыта выступлений перед аудиторией и задал этот вопрос просто, чтобы выйти из тупика.
Слон насупился, промолчал. Но рвать простыни перестал. Во всяком случае, при мне. И на меня обиделся. (А я на него.) И мы, дуясь один на другого, даже какое-то время не разговаривали друг с другом.
Это ведь тоже воровство! И, если бы порчу простыни заметил наш старшина Муллер, то за это со Слона высчитали бы с получки и, пожалуй, дисциплинарного ареста ему было бы не избежать! Да, по уставу старшина курса не имел права арестовывать подчинённых. Но авторитет Муллера в училище был настолько высок, что одного его слова было достаточно, чтобы любого курсанта посадить на губу! Однако он этим не пользовался («для престижу») никогда! Вместе с тем, за такое сознательно испорченное имущество, которое наш старшина лелеял и бережно хранил для нас, курсантов, Витька, пожалуй, получил бы на полную катушку!
Прошло некоторое время. Настольная лампа не возвращается. Потом я в отпуск уехал. Вернулся. Ещё какой-то период времени прошёл. А тут поздно вечером решил написать пару писем. В комнате полумрак.
— Толя, а где твоя настольная лампа? — интересуюсь.
— Да у Спивака!
— Он что, до сих пор не вернул? — удивился я. — Прошло же уже месяца четыре!
Пошли с Толиком за лампой. Спивак лежал на кровати и читал книгу в свете чужой настольной лампы.
На вопрос, почему он до сих пор взятую вещь не вернул, Спивак удивился в свою очередь:
— А я думал: она тебе пока не нужна! Ты же не просишь вернуть!.. Толя, я сейчас читаю, может, завтра за лампой зайдёшь?
Понятно? Даже не я завтра принесу, верну взятую у тебя вещь, а ты зайди за ней!
По этим фразам можно сделать выводы: что, во-первых, чтобы Спивак вернул попрошенную им вещь, нужно обязательно у него её просить; во-вторых, если бы сей офицер куда-либо переводился, он с чистой совестью, пакуя свои вещи, скорее всего, завернул бы и чужую настольную лампу и уехал бы служить в другой гарнизон. («Да она, лампа, хозяину не нужна – четыре месяца за ней ко мне не обращался! А у меня сгодится и чужая вещь!») И третье. Если тебе, Толик, твоя настольная лампа будет нужна, ты за ней зайди завтра. То, что она тебе сейчас нужна – всё это до лампочки! А сейчас она мне необходима! А там, смотришь, может, опять о настольной лампе забудется…
И это тоже почему-то воровством не считается – вернул ведь!
…Я вспоминаю случай с декабристом Михаилом Луниным, о котором прочёл. Будучи тяжело больным, он с зимнюю стужу отправился ловить рыбу, так как задолжал семнадцать рыбёшек соседям. Поймал все семнадцать, отдал долг, возвратился домой и умер. Семнадцать рыбёшек! М-да, офицер Лунин уж точно за всю свою жизнь не взял чужой вещи и не присвоил себе! Но как нашим офицерам по чести и нравственности далеко до офицеров императорской армии!
И мне, наверное, тоже! Ибо сейчас надо будет в этом эссе откровенно поведать и о себе! Если я рассказываю открыто о поступках других, то о себе надо говорить также без умолчаний!
Единственная возможность была у нас набить пузо до отвала – это пойти в наряд рабочим по кухне. А вершиной везения было, если тебя перед ужином брали на продовольственный склад получать продукты. Там можно было и пару-тройку яблок упереть!
Как-то нас вдвоём (не буду называть этого курсанта) повар назначила, чтобы ехать на продсклад на подводе за продуктами.
— Бери большую ложку! — посоветовал мне мой напарник.
— Зачем? — удивился я.
— Потом узнаешь! — загадочно улыбается он.
После склада мы ехали в столовую на телеге, сидя на продуктах. В наших карманах были драгоценные яблоки, которые мы увели из общей кучи из-под носа старшины-кладовщика. И когда подвода свернула за угол, и мы на несколько секунд исчезли из поля зрения поварихи, мой напарник, доставая ложку из-за голенища сапога, бросает мне:
— Не теряйся! — и добавил: — Когда я ем, я глух и нем, хитер и быстр, дьявольски умён!
Тут же запускает ложку в чан со сметаной и начинает спешно хлебать. Я последовал его примеру.
Боже, какая вкуснятина! Сметанка белая, густая, свежая, кисленькая! И главное – дармовая!
Когда повариха показалась из-за угла, мы уже ложки попрятали в голенища сапог и сидели на подводе в полном смысле слова, как коты после сметаны!
В другой раз кухонного наряда, поздно ночью перед отходом в спальное помещение, проходя мимо незапертой двери кладовой, я узрел стоящий у двери целый куль изюма, килограмм на десять, которым начиняют для нас булочки на завтрак. Уже слыша шаги поварихи, идущей запирать дверь, двумя руками как лопатами хватаю несколько огромных жменей изюма, что-то запихиваю в рот, а остальное загребаю в карман передника. Прохожу мимо поварихи с переполненным изюмом ртом, недвижными челюстями и непроницаемым лицом. Хорошо, что женщина ничего у меня не спросила – физически говорить я был не в состоянии!
И по дороге в казарму, хохоча, всем нарядом жевали изюм, который мне удалось стащить.
В кубрике я разбудил Генку Новошилова и угостил этим лакомством, целый кулак насыпал.
Он тут же начал его жевать.
— Как вкусно! Где ты его набрал?
— В поле вырастил!
— Нет, правда!
— Из булочек наковырял! Ты что, ещё не проснулся? В наряде по кухне я.
— А где на кухне изюм растёт?
— Отстань!
Вытаскиваю из кармана последнее яблоко и угощаю Генку и им.
Потом разбудил своего соседа Витьку Мамонова.
— Что, уже подъём? — спросонья бубнит он и садится в постели.
— Витёк! Изюм жрать будешь?
— Мгм! — пробурчал Слон и тут же опять падает на подушку.
Всё же на первом курсе мы уставали здорово!
Вычерпываю остатки ягод из кармана и тоже насыпаю ему целую жменю в кулак. Затем иду в умывальник, обжигающей холодной водой мою шею, ноги, руки, чищу зубы и укладываюсь спать.
Утром после физзарядки Слон поднимает своё одеяло и удивлённо смотрит на простыню, усыпанную подавленным изюмом.
— Гляди! — обращается он ко мне и широко раскрывает свои глаза. — А что это? Откуда?
У Витьки был такой растерянный вид, что я тут же падаю на свою койку и начинаю хохотать:
— Да это ты, Вить, во сне обоср*лся! Не думал я, Витёк, что ты можешь ср*ть изюмом из булочек! Может, тебе к врачу надо? Может, заболел заразной болезнью? Тогда отойди от меня на безопасное расстояние и зад в мою сторону не поворачивай – не дай бог задницей кашлянёшь! Говорил тебе: не ешь много булочек в буфете! А свою булку за завтраком лучше отдавай мне!
Все вокруг хохочут не только от сказанного, но и от внешнего вида Слона. Витька стоял с серьёзным видом, хлопал глазами, ничего не понимал. Он даже взял одну изюмину и поднёс её к носу. Наш смех от этого ещё больше!
Я же заливаюсь, чуть ли не дрыгая от гогота ногами:
— А я ночью просыпаюсь от пулемётной стрельбы, понять ничего не могу! А это, оказывается, Витька Мамонтов изюмом от фашистов отстреливается! Дли-и-инными такими очередями!
— Ты, Слон, лучше на булочки с маком переходи! — вступает в розыгрыш Ласетный. — Ага! Тогда будешь маком, как из дробовика палить, раструбом!
Вовка обладает хорошим чувством юмора, но я никогда не видел, чтобы он сам громко смеялся. Всегда юморит с серьёзным видом. А я продолжаю:
— Вить, да ты сам посмотри! Ты у нас уникум! Видишь, твой организм не принимает сушёные ягоды, отторгает! И гляди, как избирательно: теста нет, а на выходе чистый изюм! Этот сорт называется: «Дамские пальчики из курсантской задницы»!
— Что ты ржёшь, мой конь ретивый? Иль по морде захотел? — бычится Мамонтов.
Пожалев Слона, я рассказал, как ночью угощал его притащенным из столовой изюмом, и что, по-видимому, он с ягодами в руке, так и уснул. Витька улыбнулся и стал собирать с постели раздавленный изюм в руку. А потом побросал всё в рот и тут же слопал.
…Будем называть вещи своими именами: по сути, с моей стороны это тоже – воровство! Хотя никто меня за эти грешки и не осуждал. Это у нас относилось к общественно-полезной хитрости, и я не знаю ни одного случая, чтобы мои товарищи не воспользовались подвернувшимся поводом и не подъедались таким же образом! Но это меня нисколько не оправдывает! И мне сейчас за всё описанное немного, но стыдно. Однако, увы, это у меня было, и я уже ничего не могу изменить в своей прожитой жизни!..
Volo, non valeo6
— Непременно, мой друг… По крайней мере, до той поры, пока кто-нибудь не украдет всё… Понимаете – всё! Тогда красть будет нечего, и поневоле все люди станут честными…
— Голыми все будут… А вот Емелька Пугачёв хотел всё-то украсть, так его живьём сварили… Растопили котёл серебра да башкой его туда… Издох!
Sensustricto7
ПОРТРЕТ ЯВЛЕНИЯ В ИНТЕРЬЕРЕ
А кто устережёт самих сторожей?ЮВЕНАЛ
И вот как-то в класс планирования к заместителю командира полка подполковнику Шевчуку, оставшемуся за командира, пришли четверо старших лейтенантов из группы авиавооружения одной из эскадрилий. Один из них накануне получил на складе новенькую меховую куртку, принёс домой, повесил её в прихожей. А вечером к нему на день рождения пришли три друга – друзья по училищу и сослуживцы по группе: один был широкоплечий, высокого роста, под два метра, кулак у него такой, как мои два; второй был чернобровый, красивый молодой человек; третий – парнишка невысокого расточка (я даже подумал, как ему пришло в голову пойти в оружейники?), но уже успевший стать отцом двух детишек. Хозяин квартиры похвастался обновкой, все рассмотрели, поцокали языками: какой хороший куртец! И пошли в комнату, где уже накрывался стол!
Жена именинника ещё что-то готовила на кухне к столу. А мужики посидели, посмотрели телик, поболтали в ожидании начала празднования дня рождения. Но каждый из этой троицы гостей в одиночку по одному разу покидал квартиру: один бегал домой за коньяком, другой – за салатом, третий – в магазин за пивом! Выходящих из квартиры хозяин дома, естественно, до выхода не провожал.
Отпраздновали день рождения. Поздно вечером хозяин провожает гостей, запирает за ними двери и… обращает внимание, что куртка с вешалки пропала. Исчезла! Испарилась!
Вот с этим они и пришли к исполняющему обязанности командира полка!
— Что я могу вам сказать? — проговорил подполковник Шевченко. — Кто-то из ваших троих друзей – вор! По опыту знаю, что найти такие пропажи нелегко! Что тут можно сделать? Могу военную прокуратуру известить! Назначить вам дознавателя тоже могу! Юрий Игоревич, займёшься? — обращается он ко мне.
Я складываю секретные справочники по вооружённым силам иностранных государств в свой сейф, запираю его и опечатываю. Затем оборачиваюсь к старшим лейтенантам.
— Давайте уточним детали, — обращаюсь я к ним. — Перед празднованием дня рождения куртка точно была на вешалке? (Да!) Другие посторонние лица за весь вечер квартиру не посещали? (Нет!) Входная дверь всё время была заперта? (Да!) А когда вы каждого из тех, кто выходил, впускали снова, вы не заметили, была ли куртка на вешалке? (Понятно, заметили только потом.) И как реагировали на пропажу ваши гости?.. (Ясное дело, возмущались!)
Они и сейчас возмущаются, все трое.
Я задумался. Найти пропавшую куртку и вора было делом сложным. Ожидать, что кто-то проговорится в ходе многочасовых допросов – дохлый номер. Да ну его на хрен! Пусть прокуратура работает! Это их хлеб!
Но тут какая-то мысль шевельнулось у меня в голове. И я решил применить простейший полицейский трюк, который был известен с незапамятных времён. Нет, я не был автором этого приёма, ибо провокация существует столько же, сколько существует и сыск!
— Хорошо! Давайте, попробуем! — решаюсь я. — Но у меня есть три условия! Вы мне должны пообещать, что каждое из них будет выполнено вами беспрекословно! Безусловно! Непреложно! В противном случае, ищите куртец и воришку сами!
— Согласны, согласны! — закивали старшие лейтенанты.
— Вы нам только его найдите! Уж мы ему!.. — погрозил кулаком верзила.
— Вот как раз об этом и есть моё первое условие: если всё пройдёт, как я предполагаю, и вор будет выявлен, к нему, без моего согласия не будут применены меры физического воздействия! Второе условие: никто из вас четверых без моего разрешения не покинет этот класс, чтобы ни случилось! Если кому нужно в туалет, сходите лучше сейчас. И третье: каждый из троих гостей напишет на бумаге то, что я скажу!
Офицеры и здесь согласились, а по третьему условию решили, что на бумаге будет что-то психологическое, вроде теста. О том, что я увлекаюсь психологией, в полку было известно многим.
О, как они насчёт тестирования ошибались!
Я раздал вчерашним гостям именинника по четверти листа бумаги и стал диктовать:
— Напишите сверху, посредине имя своей жены!.. Написали? Пишите с новой строки: «Срочно передай Саше ту меховую техническую куртку, которую я вчера вечером принёс домой!»… Распишитесь!.. Дата – сегодняшняя!
Все писали. А вот чернявый красавец в середине текста писать прекратил и задумался. Потом решительно отодвинул от себя лист бумаги и проговорил:
— Всё это ерунда! Не буду я ничего этого писать!
— Это отчего, собственно? — поднял я бровь.
— Почему я должен писать своей жене такую чушь? Какую куртку? Я ничего не приносил! Что она обо мне подумает? Скажет: дурак, что ли?
— А вы всё-таки напишите! — понимающе улыбнулся я.
— Да не буду я ничего такого писать!
Его друзья, уже написавшие продиктованный текст и отдавшие мне записки, с недоумением уставились на него, начиная что-то соображать.
— Послушайте меня внимательно, лейтенант! — я подхожу вплотную к столу, за которым чернявый сидел. — Я сейчас освобожу ваших товарищей от первого условия – насчёт применения мер физического воздействия. Затем подполковник Шевченко, начальник КП и я выйдем из класса, оставив вас наедине с тремя вашими бывшими друзьями. Что будет потом между вами и вашими товарищами, я не знаю! Но догадываюсь! Вы станете на них кидаться, а они, защищаясь, нанесут вам какие-то телесные повреждения. Надеюсь, что не тяжкие! — и я выразительно посмотрел на верзилу, давая понять, что последнее относится к нему. — Правда, ваше упорство вам всё равно не поможет! Подполковник Шевченко позвонит в военную прокуратуру, в гарнизон приедет прокурор. Лично мне всё понятно. Ему будет понятно тоже! Вас отсюда до приезда работников военной прокуратуры никто не выпустит – ваши товарищи помогут это обеспечить! Или я сейчас выводного из караула вызову! У вас дома произведут обыск, и вы окажетесь в местах не столь отдалённых! Потому что куртка стоит гораздо выше 50 рублей – а это уголовное дело! Для прокуратуры это не дело, а конфетка! А так всё ещё может для вас завершиться позором и всего лишь дисциплинарным взысканием.
— Мишка, сволочь, пиши! — поднёс к носу чернявого свой огромный кулак тот самый парень, что около двух метров роста. — Из-за тебя, скотина, я тоже был под подозрением! Как ты мог?! Пиши, гнида!
И Мишка написал! Наверное, надеялся, что жена среагирует правильно, догадается. Это единственное, на что ему оставалось надеяться…
Я отдал его записку начальнику КП, Саше Стрекалову, с которым приятельствовал, по-товарищески попросив сходить домой к Мишке-красавцу, и передать записку жене этого парня. Остальные записки я демонстративно у всех на глазах разорвал, показывая, что мне всё ясно. И через 15 минут куртка была в классе планирования. Куртец в присутствии свидетелей был опознан по метке изнутри и по оригинальной зажигалке в кармане.
Я составил протокол осмотра, настрочил рапорт на имя командира полка. И пришлось Мишке писать объяснительную, которую я потом, как дознаватель, приложил к своему рапорту, вместе с рапортом хозяина курки о пропаже.
Уголовное дело возбуждать не стали, чтобы не получить пятно на полк. А чернобровый, с которым перестали разговаривать все офицеры полка, получил взыскание, и спешно перевёлся на Дальний Восток. Не знаю, как там сложилась его судьба. Может, и получил он урок на всю оставшуюся жизнь.
Может быть, может быть…
Когда я служил в Монголии, в гарнизоне жена заместителя командира ОБАТО, майора, работала кассиром в финчасти. И перед тем, как раздать деньги для выдачи по подразделениям, умудрялась выуживать по 1-2 купюры из денежных пачек.
Однажды на построении начальник штаба нашей эскадрильи после выдачи денежного довольствия попросил того, кому он передал лишнее, вернуть деньги, ибо у него большая недостача. Никто к нему с деньгами не подошёл. Пришлось вскладчину ему помогать – сумма была по тем временам немалая.
Через месяц наш НШ уезжает в отпуск, меня, лейтенанта, оставляют за него. Тут день получения денежного довольствия. Иду в финчасть, получаю деньги на эскадрилью. Но случай недостачи денег в прошлом месяце у нашего НШ меня не насторожил. И я не стал пересчитывать деньги в пачках. После выдачи денег и у меня недостача – 700 тугриков9! Не стал я поднимать шум. И, думая, что просчитался при выдаче, доложил недостающую сумму из своего кармана. Но подумал: что-то здесь не так!
Когда в финчасти возвращал ведомость, в порыве откровенности посетовал, что просчитался.
— Но деньги офицеры, которым я дал больше, вернули! — сказал я кассирше.
Вы бы видели её глаза! Заплывшие жиром щелочки распахнулись широко.
«Как же так! Это же я, я у тебя украла! Кто же тебе мог вернуть!» — кричало её круглое лицо.
Но на следующий месяц, получая деньги, решил проверить свои подозрения!
— Я могу пересчитать деньги в пачках?
— У нас деньги по пачкам никто не пересчитывает! — не глядя на меня быстро, прощебетала кассирша.
— А я хочу пересчитать. Или это не допускается?
— Ну, пусть лейтенант пересчитает. Если ему делать нечего! — проговорил капитан, начальник финчасти, оказавшийся в бухгалтерии. А кассирша побледнела.
— Да-да, я хочу пересчитать. У меня в карманах денег нет! — на всякий случай заверил я.
Мне выделили стол и я начал трудиться.
Ту кассиршу сгубила жадность – и в этот месяц в нескольких пачках денег не хватало! На этот раз не хватало 680 тугриков!
Через пять минут я попросил начальника финчасти присоединиться ко мне и лично проверить мой пересчёт. Когда он убедился, что денег в выданных мне пачках не хватает, то потемнел лицом и уже стал гневно посматривать в сторону кассирши.
— Это ж надо! Что делается в банке! — возмутилась раскрасневшаяся кассирша, хотя её ещё никто ни о чём не спрашивал.
— Может, и в банке! А, может, и нет! — проговорил начфин.
Я предложил вызвать в финчасть командира ОБАТО.
— Да не надо! Что командир сделает! Я вам сейчас добавлю недостающее! А потом в банке подниму вопрос.
Но я был неумолим. Да и начфин был за этот вариант развития событий. Командир ОБАТО прибыл. И, поскольку подозрения были уже давно, финчасть сразу опечатали, создали комиссию, которая стала пересчитывать все деньги в сейфе кассы. И почти в пятой части пачек денег недоставало! Странное дело, в сумочке кассирши оказалось денег ровно столько, сколько их не хватало в сейфе!
Проворовавшейся кассирше было предложено написать заявление об уходе по собственному желанию. На том всё и кончилось. Кассирша отделалась лёгким испугом.
Я сказал, что это противозаконно. И посоветовал написать заявление в военную прокуратуру. В прокуратуре тоже удивились этим удержаниям, приняли заявление и вызвали для объяснений домоуправшу. Та, чувствуя, что запахло жаренным, по пути в прокуратуру забежала в юридическую консультацию. И в прокуратуру явилась уже проинструктированная до слёз. По поводу вычетов из зарплат дворников (нашла, у кого воровать!) дала объяснения, что она всего лишь… пошутила! Письменно пообещала все деньги вернуть. Высчитанное ранее было дворникам возмещено.
Поскольку умысла на корыстное преступление не усматривалось (она ведь «пошутила»), уголовное дело возбуждать не стали, а начальству было предложено уволить уж очень юморную домоуправшу. Что и было сделано. Последствия для воровки те же – лёгкий испуг.
Когда начальник гарнизона прибыл из отпуска, дело уже крутилось с полной амплитудой и ничего уже сделать было нельзя. Уголовное дело тоже не возбуждалось, нечестную на руку директрису уволили по собственному желанию, а мои отношения с командиром полка были на некоторое время основательно подпорчены.
Во всех описанных «женских» случаях хищений не думаю, что мужья этих дам были не в курсе корыстных деяний своих жён! Но благосклонно не препятствовали этому. Всё ведь шло в семью!
За мной, читатель, и вашему удивлению не будет предела! Ибо случаи, о которых хочу рассказать, поразят даже видавших виды и прослуживших не один десяток лет военнослужащих.
…В одном из авиационных гарнизонов, где я служил, стояли два полка: наш, сверхзвуковых истребителей-бомбардировщиков, и вертолётный полк. Каждый полк имел свою микроструктуру и свои части обеспечения; вертолётчики летали со своей металлической полосы, мы – с бетона. Питался личный состав каждого полка в своих столовых по категориям: лётчики отдельно, инженерно-технический состав отдельно, ну и срочная служба – в своей солдатской столовой. Но друг друга мы все знали неплохо – торжественная часть по случаю праздников проходила в гарнизонном Доме офицеров и проводилась совместно. Ну и конечно спортивные соревнования на первенство гарнизона – футбол, волейбол, настольный теннис, летом на реке – плавание, зимой – лыжи.
И вот у соседей в полку вдруг стали пропадать лётные демисезонные и меховые куртки. Стоит только кому-то получить новенькую куртку, и она почти сразу, как правило, из лётной столовой исчезала без следа, будто испарялась! Ну, кто может взять, кроме своих? Инженерно-технический состав, среди которого лётное обмундирование ценилось высоко, как я сказал, питался в своей столовой, в другом здании. Посторонние в лётную столовую не заходят. Значит, кто-то из своих! Но кто, когда успевал и как выносил, никто понять не мог.
Возмущались все! Командир полка на построениях грозил «гниде, ворующей у своих» (вроде как, у «чужих», т.е. у нас, можно!) карами небесными, начальник политотдела обещал «этой сволочи испохабить всю жизнь»! Но поймать вора не могли. Никто не видел, чтобы кто-то нёс в руках вторую куртку или пакет, в котором могла быть куртка. Расследование каждый раз заходило в тупик. И после пропажи шестой куртки командир полка принял решение: на время приёма пищи лётным составом в раздевалке лётной столовой стали дежурить дневальные из казармы. Пропажи курток вроде как прекратились.
И вот однажды во время обеда дневальным был смышленый парнишка с хорошей памятью. Устал солдат, поставил стул свой не у окна, где обычно сидели все дневальные, а в полутёмном углу, зарылся с головой в висящие куртки и прикрыл глаза от усталости. Сидел тихо как мышка. Только посматривал на входящих и выходящих лётчиков из своего укрытия.
Его-то в этом углу вор и не приметил. Вышел из обеденного зала, пригладил волосы у зеркала, посмотрел вокруг – нет свидетелей! Прислушался к шагам – тихо, никто не выходит в раздевалку. Скоренько отыскал курку поновее, одел её и собирался выйти в ней из столовой. Но тут-то к нему и подскочил дневальный, и перегородил собой выход:
— Товарищ подполковник! Это не ваша куртка!
— Да ты что! — зашипел на него подполковник, оказавшийся самим… начальником политотдела вертолётного полка, которому по должности положено было воспитывать личный состав в духе нравственной чистоты, абсолютной честности и коммунистического ко всему отношения. — Ты… Ты с кем разговариваешь?! На губу захотел?!
— Товарищ подполковник! Это чужая куртка! — И солдат закричал: — Товарищи офицеры, сюда! Вашу куртку воруют!
— Тихо ты! Домой в отпуск хочешь? Поедешь, даже два раза! Пусти!
— Товарищи лётчики! Скорее! Вашу куртку уводят! — орал дневальный как резанный.
На шум тут же из обеденного зала буквально повыскакивали лётчики, чуть ли не весь полк. Теперь пробраться к выходу начальник политотдела мог только с пулемётом в руках. Но пулемёта у него не было!
— Товарищи офицеры! — обратился солдат к пилотам. — Товарищ подполковник пришли в столовую без куртки, неодетыми, руки мыли, я это хорошо помню, а уходят из столовой в куртке, которую пять минут назад вот, товарищ лейтенант повесили. Я сидел в том тёмном уголке! А товарищ подполковник меня и не заметили! Ещё оглядывались, потом куртку получше выбирали!
— Ты на кого прёшь! Кто выбирал!?
— Вы выбирали! Товарищ подполковник и сейчас в этой куртке! Я специально выждал, когда они чужую куртку наденут и застегнут на себе, чтобы, значит, с поличным!..
— Это моя куртка!
— Это куртка товарища лейтенанта! — стоял на своём солдат. И к офицерам: — Когда я вас всех звать стал, товарищ подполковник мне даже отпуск обещали… Потом два отпуска… Вот!.. Вы же сами говорили, что у вас куртки пропадают!..
— Товарищи, это наговор! Это провокация против политорганов! Какая сволочь! Может, я что-то и перепутал! Но чтобы я, начальник политотдела воровал! Да ты что! Десять суток ареста!
— Подождите, товарищ подполковник, арестами разбрасываться! — возмутились офицеры вокруг. — Давайте разберёмся! Сейчас мы проверим: наговор это или правда! В этом легко убедиться! Расстегните куртку!
— Да вы что, ребята! Вы мне не верите? Мне? Лётчику, офицеру, подполковнику! А этому размандяю поверили?!
— А моей куртки нет! — растеряно проговорил лейтенант, про чей куртец говорил солдат. — Но моя подписана внизу хлоркой! — и критически посмотрел на куртку, которая была на начальнике политотдела.
— Товарищ подполковник, расстегните куртку! Или мы её сейчас у вас сами расстегнём!
Кругом были офицеры, в том числе и командиры эскадрилий, тоже подполковники, на них так просто не шикнешь и на губу не отправишь! Начальник политотдела отпирался.
— А ну, берите его! — приказал командир первой эскадрильи.
Несколько сильных мужских рук распяли вора, комэск расстегнул куртец и все убедились: солдат говорил правду – действительно, на начальнике политотдела оказалась новенькая меховая куртка этого самого, только что прибывшего из училища лейтенанта! До самосуда и рукоприкладства, правда, дело не дошло. Позвонили по телефону, срочно вызвали в столовую командира полка. Вызвали военного прокурора. Провели обыск дома у начальника политотдела. И нашли четыре из шести пропавших ранее курток. А, как стало известно из допроса ворюги, две курки его жена успела продать, съездив домой к родителям…
Каков?? Не забудьте челюсть с пола подобрать, читатель! Если бывшие замполиты эскадрилий пытаются изменить Родине и становятся американскими шпионами (об этом я рассказывал выше), то, что там воровство курток у своих подчинённых самим начальником политического отдела! Семечки! Почти недоразумение!
Однако я ни в коем случае не хочу показать, что все эти преступления совершаются только политработниками! Среди них тоже было много честных и порядочных людей, добросовестно служивших делу защиты страны, не запятнавшими свой мундир ни подлостью, ни преступлением! Просто негативные явления распространены среди всех категорий военнослужащих, в том числе и среди бывших когда-то неприкасаемыми политработников.
Добавлю, что приказом командира полка бдительный солдат-дневальный был поощрён отпуском домой. А что касается бывшего начальника политотдела… Его так и не посадили. «За упущения в воспитательной работе подчинённых и низкие морально-деловые качества» он был снят с должности, исключён из партии и из списков политработников. А за воровство его уволили из Вооружённых Сил.
Дальше мне не понятно: если уголовное дело не возбуждалось, то на каком основании военная прокуратура проводила обыск и выемку украденных ранее курток дома у этого негодяя? Если уголовное дело было возбуждено, то на каких основаниях оно было прекращено, тогда как преступление налицо?
В общем, ни бывшего начальника политотдела за воровство, ни его жену за сбыт краденного не посадили. Ибо политработники по тогдашней концепции воровать не могут!..
На след этих высокопоставленных военных преступников вышли особисты после катастрофы транспортного Ан-12, на борту которого оказались тонны бытовой техники, ценных грузов и… коньяка. Началось расследование с участием высокопоставленных сотрудников Главной военной прокуратуры. По материалам дела соучастники Барлина получили большие сроки, а его самого только исключили из партии, сняли с должности и понизили в воинском звании с генерал-лейтенанта до полковника. И отправили служить до пенсии в Военно-воздушную академию им. Гагарина на какую-то неприметную должность.
Но воровство у этого человека было в крови, остановиться он уже не мог! Через несколько месяцев полковник Барлин был пойман с поличным в магазине самообслуживания (то, что сейчас модно называть супермаркетом) на попытке украсть 100-граммовый пакетик детских конфет, типа «Горошек», стоимостью… одиннадцать копеек!
Приказом Министра обороны «за дискредитацию звания офицера» полковник Барлин был уволен из Вооружённых Сил без права ношения военной формы.
Интересно, неужели кто-нибудь решит, что Барлин стал вором только, получив генеральское звание?
Да нет, конечно же, нет! При расследовании уголовного дела в Польше Барлин в порыве «желания загладить свою вину», стал давать откровенные признания. Оказывается, он воровал по мелочам у своих товарищей, ещё будучи школьником. Стал курсантом, воровал по ночам в казарме, вытаскивая из карманов товарищей деньги, воруя понравившиеся вещи. И офицером воровал у своих сослуживцев. Когда назначили командующим и присвоили генерала, он уже не залазил в карманы гимнастёрок и шинелей подчинённых, а полез в карман государства, сколотив вокруг себя преступную группу из своих приближённых. А когда такой возможности Барлина лишили, пошёл красть в магазин. Пусть на копейки, но украду!
Клептомания какая-то!
Мой первый после лётного училища командир полка полковник Кудряшов однажды на построении о таких людях как-то сказал, что они «за три рубля готовы в церкви п*рднуть!»
Как видим, есть особи, что способны это сделать и за одиннадцать копеек…
Taurum tollet, qui vitulum sustulerit10
— Забудь, Джино! Всё-таки рождество, время радости.
— Да, а воровство – это традиция!
— Одеколон украла!
— Женщина!
Cornix cornici oculum non effodit11
ПОРТРЕТ ЯВЛЕНИЯ В ИНТЕРЬЕРЕ
Кто может – грабит, кто не может – ворует.Денис Иванович ФОНВИЗИН
В качестве примера можно привести одну из таких архивных бумаг12. Списывается имущество не с какого-нибудь захудалого корабля, а с царской яхты. Можно представить, как там всё было оснащено!
Итак:
«…пункт Г. Списать, как побитые молью все шёлковые, бархатные, шерстяные и прочие портьеры, скатерти и накидки – всего 250 (двести пятьдесят) наименований. (По-видимому, моль на том судне питалась ну очень хорошо!)
…пункт Ж. При мытье и чистке серебреного сервиза, состоящего из 500 предметов, нерадивым матросом за борт были совершенно случайно упущены все 500 (пятьсот) предметов данного сервиза, достать которые со дна по причине большой глубины оказалось совершенно невозможным». (Надо быть довольно расторопной сороконожкой, вернее, «сорокоручкой», чтобы умудриться мыть и чистить одновременно все 500 (пятьсот) предметов серебряного сервиза!)
Но всё это мелочи жизни по сравнению с трагическим пунктом «К», который излагался в следующей редакции:
«пункт К. В Индийском океане набежавшей волной из адмиральской каюты за борт смыло большой персидский ковёр, размером шесть на девять аршин».
Далее следовали другие пункты по списанию различного ценного имущества данной яхты. И подписи:
«Председатель дефектовой комиссии – капитан первого ранга такой-то, члены комиссии – капитаны первого и второго рангов такие-то». (Всего пятнадцать подписей)
И вот вся комиссия в полном составе с замиранием сердца стоит в кабинете у адмирала, от которого зависит: утвердить сию ведомость или устроить головомойку всем этим капитанам первого и второго рангов, назначить расследование и поувольнять всех их со службы к чёртовой матери! А, может, и посадить!
Адмирал – человек новый и никто не знает, какое он примет решение.
Тишина стоит гнетущая.
Лишь большие напольные часы в углу адмиральского кабинета тикают, отсчитывая бег времени…
Вздох облегчения прошёлся по кабинету, когда новое начальствующее лицо, внимательно ознакомившись с ведомостью, взяло ручку, обмакнуло перо в красную чернильницу и против пункта «К», повествующего о печальной судьбе большого персидского ковра в Индийском океане, своей рукой дописало:
«…и рояль смыло тоже!»
Все поняли, что с новым начальством жить можно!..
Занавес! Попрошу ваши аплодисменты!
Tutti quanti13
— И воровать.
— Что ты за человек?