Взлёт

      Прекрасный лётный день. На небе – ни облачка. Видимость – миллион на миллион.
      С разлёта полетели с Трошиным в зону на сложный пилотаж. Получили третью зону. РП разрешил уходить напрямую, без набора спиралью над точкой 4000 м – полёты-то только начались, все зоны свободны. Мы и пошли с набором высоты с курсом к центру зоны.
      На высоте (фух!) жара не чувствуется! Всё-таки система климатизации кабин на Эле слабенькая, никакого тебе комфорта! Даже тот воздух, что отбирается из-за компрессора двигателя, охлаждается в т.н. турбохолодильнике и подаётся в кабину для создания перепада давления, не спасает. И хотя знаю, что Батя не станет мне устраивать проверки «а-ля Хотеев», всё равно на всякий случай периодически проверяю перепад давления по УВПД. Но там стрелка после герметизации кабин устойчиво держится выше нуля и это успокаивает!
      После получения от РП разрешения на выполнение задания, приступаем к пилотажу.
      — Давай, восьмёрку с креном 60 вправо! — следует команда по СПУ.
      Ввожу в глубокий вираж, закручивая самолёт с креном 60.
      Скорость? 300! Поддерживаю её увеличением оборотов.
      Высота? 4000! Так и держим!
      Почаще посматриваю на естественный горизонт, чтобы постепенно приучить себя к пилотированию по капоту.
      Малейшее поползнование стрелки вариометра стараюсь пресекать в корне! Куда, сучка, вниз полезла? Назад! Вот так!
      Полностью выполнили вираж на 360°. Прибрал оборотики, чтобы не росла скоростёнка. Не дожидаясь следующей команды, переваливаю Эл влево. И тут же добавил тягу движку. Перегрузочка небольшая, но чувствуется! Класс! О! Скоро же опять будут вертикальные фигуры!
      Так! Займи 4000 метров! Не 4020, а ровно четыре кэмэ! Вот так!
      АГД – вариометр – горизонт…
      Зырк – взглядом за борт!
      АГД – скорость – высота – горизонт…
      И оцениваю по памяти: «Ох, как красиво смотрится земля с четырёх кэмэ!»
      АГД – вариометр – ЭУП – компас – приборы контроля работы движка – топливомер…
      «Я – курсант второго курса лётного училища!»
      Вариометр – АГД – высота – скорость – горизонт…
      «Исполняется моя мечта!..»
      АГД – высота – УВПД – индикатор кислорода ИК-18 – горизонт…
      «А мне сейчас кто-то завидует!..»
      АГД – вариометр – компас…
      Выводим!
      Горизонт…
      — Закрывай глаза!
      Послушно прикрываю. И Трошин устраивает мне тренировку по выводу из сложного положения: восходящая и нисходящая спирали с большими кренами.
      — Добро! Этот элемент ты усвоил! Тут я за тебя спокоен! Выполняем бочку влево! Сам сделаешь или вместе?
      — Попробую сам, товарищ старший лейтенант!
      — Ну, давай!
      Прибираю обороты, перевожу в набор высоты с углами 10-15… Скорость 350! И… даю ручку по борту полностью влево.
      Планета Земля облетела вокруг нас на 360 градусов!
      — Хорошо! Понравилось?
      — Блеск!
      — Давай вправо! Пошёл!
      И снова проворот вокруг продольной оси! А чо, ничего вот так с утречка покувыркаться в воздухе!
      — Вместе выполняем переворот – петлю – полупетлю. Начинаем вправо!
      Устанавливаю скорость 250, затем снова создаю уголок в наборе, небольшой, 15 градусов. Прибираю оборотики движку до 80%, а ручкой управления за 2-3 секунды делаю полубочку, перевернув масалёт вверх серебристым брюшком…
      — И потянули, потянули, потянули! Раз, два, три… Перегрузочка 3,5-4! Тянем, тянем, тянем!
      Уже отвесно пикируем! Вижу, как силуэтик на АГД из перевёрнутого положения занимает нормальное. Это мы проходим угол пике 90 градусов… Подтягиваем ручку на себя ещё больше. Перегрузка вдавливает меня, и Батю, конечно же, тоже в кресло. Вот и положительные углы пикирования…
      — Проверяем, чтобы без крена! Контроль скорости, высоты! Чтобы не ниже 2000 метров было в нижней точке… Вот угол пикирования 30! Ты уже выводил из такого пикирования… Выводим, выводим. Видишь, скорость за 500 уже пошла!.. Так! Хорошо! Вот! Вот! К горизонту высота 2000 метров и скорость 550! Отлично! Потянули на петлю-ю-ю! Раз, два, три! К углу тангажа 40-45° – максимальная перегрузочка – 4-5!
      О! Это уже хорошая перегрузка! Тут ещё больше тебя вдавливает в катапульту! А ППК приятно давит…
      Отставить! Я пилотирую! Никаких задних… то есть передних мыслей!
      — Без крена! Тянем, тянем, тянем!
      Да тяну я, тяну, тяну!
      Силуэт на АГД – мыльк и перевернулся. Это мы свечой летим от земли и уже подкручиваем траекторию, чтобы положить Эл на горизонт вверх колёсами! Это уже не первая моя «мёртвая» петля!
      — Так! Здесь уже не тянем! Здесь выбираем, что?
      — …Слабину ручки!..
      — Да! Подкручиваем, подкручиваем… Хорошо!
      Без естественного горизонта непривычно, как без рук!
      Горизонт! Я поднимаю кверху глаза и жду его появления. Знаю: Батя тоже смотрит вверх и тоже его ждёт!
      Вот он, ещё где-то вверху, но мы его уже видим!
      — Убираем кренчик. И подтягиваем самолёт, подтягиваем… Хорошо! Проходим горизонт! Контролируем скорость… Должна быть не менее 180-200!.. Вот, отлично, у нас – 220! Оборотики прибрали, ставим 80%! И потянули, потянули, потянули! Мы это уже делали на полупетле!.. Тянем, тянем! Перегрузка – четыре!
      И снова быстрее камня несёмся отвесно к земле!
      Силуэт самолёта на АГД… Выход в пике…
      Выводим!
      На высотомере ровно 2000 м! На приборе скорости – ровно 550! Ух, ты!
      — Потянул на полупетлю!.. Раз, два, три! К углу горки 45° – перегрузка максимальная! Можно ещё! Ещё! Вот так! Так! Пять с половиной! Хорошо закрутили!..
      Приборы, приборы! Только приборы и пилотаж!
      — Хватит тянуть! Здесь выбираем слабину ручки! Выбираем, подкручиваем!..
      И снова ждём горизонт, желая его пораньше заметить, чтобы исправить крен, если таковой создался!
      — Вот, без крена вышли! Хорошо! Контроль скорости! К горизонту ниже 200 и думать не смей!.. Подводим капот к горизонту, подводим, подводим…
      Самолёт в перевёрнутом положении ложится на линию родного горизонта.
      Сколько пилотов его так видели!
      А сколько людей его так не видели!
      — Вот! Скорость 210 и…  полубочка влево!
      Вышли в горполёт! Фух!
      Устанавливаю скорость 250 км/ч и уменьшаю обороты двигателю. 
      Отлично! Осмотрелся: нет ли посторонних бортов (я же истребитель!) и оценил своё местоположение относительно центра зоны (мы оказались чуть восточнее).
      — Как себя чувствуешь? Не устал? Ещё выполняем комплекс! Давай, попробуй сам! У тебя получается! Переворот влево! Начали!
      Задир с углом 15, полубочка! Мои восторги! Класс! И потянул… Раз, два, три… К третьей секундочке у нас в самолёте максимальная перегрузка в четыре «g»!.. Её контролирую по акселерометру, по ощущениям пока не могу!
      Перевожу Элку в пикирование на положительные углы. Слежу за ростом скорости и падением высоты…
      К горизонту параметры заданные (2000 м и 550 км/ч) и пошли на петлю-ю-ю!
      — Так! Хорошо потянул!.. Отлично выходит!.. Правильно, не тянем, а выбор слабины на ручке! Поток воздуха на рулях сам тебе покажет, сколько следует брать… Так… Чтобы Эл не дрожал!
      Вот и горизонт! Подтягиваем, подтягиваем…
      — Отменно! Идём без крена!
      Ровненько прошли горизонт… Прибираем обороты – 80%, не меньше!
      — Хорошо вышли! И потянули, потянули! На пикирование…
      Вижу, как стремительно стрелки высотомера показывают падение высоты, а стрелки указателя скорости – её рост…
      Я учусь сложному пилотажу! Эй, сосунки в школе! Вы об этом сейчас мечтаете на уроках?!
      Вон, вверху и горизонт, отделяющий родную землю от не менее становящегося родного неба!
      Какой он ровненький! Как ниточка!..
      — Проверяем, чтобы без крена!..
      Да ведь идём без крена. А, это инструктор просто вдалбливает мне в подсознание! Даю обороты! Мак-си-мал!
      — Так! Следим за чем?..
      — За скоростью и высотой!
      — Правильно! Скорость 500, уголок 25 – отлично будет!
      И мы снова выходим в горизонт на 2000 ровно и скорости 550!
      Дальше я тяну на полупетлю без подсказок. Раз… Уголок тангажа растёт… Два… Он уже 40-43°… Три!.. Тяну! Бросаю взгляд на акселерометр! Так и есть – перегрузка пять… Ещё чуток можно подтянуть!
      Пилотируем! Пять с половиной! Ах, как хорошо придавило!
      После угла кабрирования 90° начинаю «выбирать слабину»… Чтобы наш Эл закручивался с постоянной угловой скоростью… Отменно!..
      — Правильно! Скорость в верхней точке, какая <должна быть>?
      — 180-200!
      — Точно так! Для тебя – не менее 200! Хорошо! Без крена идём!.. Вот! 230! На горизонт кладём самолёт… Вот! Можно делать полубочку! И выполняем!..
      Я даю ручку вправо по борту и послушный Эл переворачивается в горизонтальный полёт! Ах ты, моя ласточка!
      — Отлично! Это у тебя вторая контрольная зона на сложняк?
      — Вторая!
      — Всё равно неплохо для начала! Что там у нас дальше?
      — Переворот – петля – боевой <разворот>!
      А сам осматриваю всё воздушное пространство: слева – направо, снизу – вверх, одновременно слежу за ростом скорости. Вот она достигла отметки 250 и я прибираю оборотики до 85% перед очередным комплексом.
      — Давай, пробуй сам! Боевые развороты на простом пилотаже ты уже выполнял! Пошли-и-и!
      И я даю «пошли»! Дросселирую движок до оборотов 80%. Угол тангажа 20°. Координированным движением ручки и педалей переворачиваю наш Эл кверху колёсами и потянул-потянул ручку, чтобы получилась вторая часть петли Нестерова! Снова перегрузка нас размазывает по креслу! Но это даже приятно – ощутить тяжесть пилотажа!
      Опять ты про приятно? Пилотируй, маньяк! А что я могу, если мне это нравится? Тьфу ты, чёрт! В воздушном бою с противником тоже будешь об этом думать? Собьют ведь!
      Перевожу самолёт в положительное пикирование, после угла 45 градусов плавно добавляю обороты до максимальных. И Эл понёсся с большим желанием в разгон. С ростом скорости растут и усилия на ручке управления, наша птичка пытается выйти из пике. Я не даю! Ведь я здесь лётчик, я управляю самолётом, а не самолёт мной!
      При выходе в горизонт скорость заданная, высота чуть выше двух. Но это ничего! Главное – чтобы не ниже!
      И… потянул, потянул, закручивая траекторию… На раз, два, три…
      Тянем-потянем… Уголок горки 45°… По ощущениям ещё можно! А вот и заданная перегрузочка! Точно? Бросаю взгляд на акселерометр.
      Слабину на ручке, слабину… Выбираем…
      Так! Вот и горизонт! Блин, без крена идём! Отлично вышло, значит, тянул ручку, когда был отвесно, координировано!
      Горизонтальный полёт… Прошли горизонт… Скорость… Высота… Оборотики уменьшаем и потянули, потянули…
      Земля стремительно набегает на нас. По прицелу поползли чьи-то дома, школа, огороды… Опушка леса… Нет, танки, сейчас мне не до вас! Я тяну в боевой разворот, чтобы достать истребитель противника, который улепётывает от меня…
      Вывожу из пикирования… Обороты! Перегрузка! Ах, класс, а не ощущения!
      Взгляд на компас! Под индексом 35°… И тянем, тянем снова! Одновременно создаём крен 60 градусов и потянули на полупетлю, наклонёную к горизонту под этим углом!
      Силуэт самолёта на АГД… Здесь пошла слабина… Горизонт… Подходит наш горизонт… Крен 120 градусов…
      Скорость? 240! И полубочка в сторону от крена! Вывернулись в горполёт… Курс? 215! 35 плюс 180… Как раз то, что нужно! Отлично! То есть боевой выполнил, как положено, ровно на 180°! Блеск! Получилось, как учили! Кто скажет, что я не молодец?!
      — Хорошо! Молодец! Не устал?
      — Нет!
      Осматриваю воздух вокруг, надо приучать себя к постоянной осмотрительности! Только так можно выжить в воздушном бою!
      Тут краем глаза замечаю, как на топливомере и указателе ТВГ стрелки прыгнули на ноль, а затем снова стали давать текущие значения. А в задней кабине переключатель на два прибора один… Это инструктор брал их показания на себя, смотрел остаток топлива. Температура выходящих газов двигателя ему и на фиг не нужна: для этого в первой кабине есть курсант – если б было что не так, он бы приметил и сразу ему доложил.
      — Баки сухие! Пошли домой!
      — 18й в третьей задание выполнил!
      — 18му на привод 1500!
      — Понял, 1500! — и я разворачиваю нашу ласточку в сторону «аэропорта».
      Сажусь поудобнее в кресло. Пуск секундомера, запрос пеленга на четвёртом канале, возвращение снова на стартовый канал – это отработано до автоматизма.
      Снижаемся. Накреняю самолёт то влево… (Как красиво смотрится земля под крылом!) То вправо… Но не до высотных красот! Работать надо! Сверился с картой и сориентировался по местоположению относительно центра зоны… Секунд через тридцать горполёта согласовываю ГИК-1 – шкала компаса подвернулась градусов на 45. Под треугольным индексом – курс на точку. Мы… идём… домой. Я доволен, что покувыркался в воздухе на сложном пилотаже и у меня более-менее всё получается. Батя, видимо, отдыхает в задней кабине перед полётом со следующим нашим курсантом. С кем он там летит? С Витькой Самойченко?
      Подходим к точке. Внимательно проверяю перед четвёртым разворотом всё! Представил, как буду входить в круг полётов с этим стартом.
      Нет, сейчас войдём правильно! Доворачиваюсь на посадочный курс.
      — 18й, на четвёртом 1500 – 290!
      — В круг до 500!
      — 500, понял, 18й!
      Вхожу в круг полётов. Ослабеваю ремешки на кислородной маске, она повисает у меня в районе подбородка. И заходим на посадку.
      …Пока рулю, Трошин освободился в задней кабине от подвесной парашютной системы. Разгерметизировал и сдвинул назад свой фонарь. Пахнуло свежестью.
      Зарулили.
      — Как матчасть? — спрашивает Саня, всматриваясь в мои довольные глаза.
      — Твоими стараниями, Сашок!
      От щелчка по носу пытаюсь увернуться. Но Саша точнее!
      — Чертёнок!
      Покидаю кабину, расписался в журнале техника и подхожу к Бате с докладом:
      — Товарищ старший лейтенант…
      — Ну, всё понятно? Неясности есть? Перегрузка должна быть оптимальной! Главное на петле и полупетле – правильно закрутить самолёт! Перетянешь перегрузку – выйдешь на закритические углы, самолёт задрожит и потеряешь скорость в верхней точке! Не дотянешь – траектория станет высокой, и тоже потеряешь вверху скорость. Поэтому максимальная перегрузка 4,5-5 единиц создаётся на третьей секунде! И за скоростью следи! Вышел в верхней точке на скорости ниже 200 – позже прибери обороты и позже начинай подкручивать самолёт, опустив капот ниже горизонта! На полупетле упала скорость меньше заданной перед выполнением полубочки – пройди чуток горизонт, увеличил скорость, потом выполняй, чтобы выйти в горполёт!
      — Понял, товарищ старший лейтенант!
      — Но для второго контрольного полёта у тебя выходит неплохо!
      Знал бы он, сколько раз я мысленно этот пилотаж выполнял!
      — Только не зазнавайся!
      — А чего тут зазнаваться? Чем? Я что, хвастаться пойду сейчас, товарищ старший лейтенант? Это между нами и останется!
      — Хорошо! Давай, помоги с подготовкой самолёта к вылету!
      — Так, вы же с Самойченко летите на 76м!
      — А! Точно!
      А тут подходит и Витька:
      — Товарищ старший лейтенант! Курсант Самойченко к полёту готов!
      — Ну, пошли! Самолёт там как?
      — Готов!
      Я оборачиваюсь на Сашу Кириллова.
      — Иди-иди! У меня Олег-механик есть! — махнул он рукой.
      И мы все направляемся к 76му борту. Трошин впереди, мы с Витей поотстали.
      — Бл*дь, не обосраться бы опять от этого ППК на пилотаже! — лыбется Самойченко.
      — Что, ты считаешь, что камера противоперегрузочного костюма сильно давит на живот? — интересуюсь.
      — Ага! Спасу нет!
      — Вить, ё* твою! Переведи головку АД-5 на минимум! И не будет такого сильного давления!
      — А где там на минимум переводить?
      — Курсант Самойченко! — строго выговариваю я. — На занятиях у майора Утенко по конструкции и эксплуатации Л-29 надо было изучать оборудование передней кабины, а не, как говорит Хотеев, о п*зде думать! Да и сейчас пора бы всё это знать! Куда ты ППК подключаешь? Там и головка регулятора! Двоечник!
      — А! Точно!
      — А мне, к примеру, нравится, как ППК по максимуму обжимает! Так хорошо возбуждает! Перегрузка в четыре единицы – ещё куда ни шло, а вот перегрузка пять… и пять с половиной… Блеск! От этих ощущений я просто кончаю!
      Витька покосился на меня:
      — Серьёзно, что ли?
      Решение приходит мгновенно!
      — Конечно! А ты что – нет? Я с Хотеевым на петле уже пару раз кончил! И он в нашем полёте тоже! Да и сейчас с Батей! Перед пилотажем все лётчики и курсанты презики на половые члены надевают, которые доктор выдаёт на медосмотре! Для гигиены! Чтобы любрификатом… — я вижу расширенные от ужаса органы зрения Сэма, — …эякулятом… м-м-м… ну, малафьёй, кончей… — взору одноэкипажника возвращается осмысленное состояние, — …своё бельё не осквернять. Ты чо, не берёшь у него, что ли? На петле Нестерова и полупетле у всех встаёт как штык!
      Витька даже останавливается и округляет на меня глаза.
      — Правда?
      — Самойченко! Долго тебя ждать? — послышался Батин окрик.
      Инструктор уже садится в кабину.
      — Давай! Иди, летай! — И смеюсь: — Газетку в полёт подтереться взял?
      — Да иди ты!
      И Сэм бегом устремляется к самолёту.
      — На минимум АД-5 переставь, горе ты моё! — сквозь смех напоминаю я.
      — Ага!
      Отправив 76й борт, поворачиваюсь в сторону лётного домика, чтобы занести кассету САРПП в объективный контроль.
      Прохожу мимо Саниного Эла. В передней кабине перегнулся кто-то через борт вовнутрь.
      Тут слышу окрик Саши Кириллова:
      — Белобородько! Ты что там с ремнями на педалях делаешь? Зачем их распускаешь?
      Этот балбес оборачивается на голос техника:
      — Да мне так удобнее!
      — Ты «добро» у меня спросил? Все работы на самолёте делаются с разрешения техника самолёта! Знаешь это, нет? Значит, так! Распустишь – потом после полёта сам будешь соединять! Мне за тебя от лётчиков п*здюлей получать не х*й! Понял? Я за тебя торчать из кабины к верху ж*пой не собираюсь!
      Улыбаюсь. И показываю Сане Кириллову сжатые пальцы в кулаке с оттопыренным большим пальцем кверху. Так его, балбеса, мол, так!

<<•>•••<•>>

      …А в ОК, как назло сегодня, пусто, лишь Вовка Журавлин топчется.
      — Привет, девочки! — сдержанно здороваюсь я.
      Расписываюсь в журнале о сдаче кассеты.
      — Юр, сегодня погуляем? — спрашивает Лида и подходит ко мне. 
      — Сегодня? Сегодня как раз…
      — Погуляем, погуляем! — отвечает за меня Журавель.
      — Ну, Юрик, не будь букой! Ты что, ревнуешь? Петька просто сел рядом!
      «Ах, он уже Петька!»
      — Ничего ведь не было!
      — С чего мне ревновать? — спрашиваю. Потом, решившись, добавляю: — Погуляем!
      — Встречаемся на нашем месте в наше время! — добавляет Вовка.
      — Договорились, — улыбаются сарпповщицы.
      А Журавель кладёт мне руку на плечи, и мы выходим в тёмный коридор.
      — Ты сейчас куда? — интересуется он.
      — Ммм… Сбегаю в туалет – отлить и на завтрак.
      — О! Это кстати! Пошли вместе.
      Через чёрный ход выходим на улицу. И направляемся в дощатый сортир.
      Там расстёгиваем на комбезе брюки.
      — Ты знаешь… У меня возвращается! — говорит Журавлин, выбрасывая в очко за уголок пропитанный выделениями марлевый тампон.
      — «Шо? Опять?» — не переставая ссать, возмущённо выкрикиваю я фразу из мультфильма.
      Завершив процесс, прячу своё достоинство. Вовка, закончив брызгать, поворачивается ко мне и показывает болт, осторожно оголяя залупень.
      На детородном органе Журавля красные пятна снова с сукровицей и увеличены в размерах. Конечно, лучше, чем в первый день: не свисает эпителий, нет обильных выделений с кровью – просто красные плешины. Но всё-таки это хуже, чем было вчера, когда уже почти всё затянулось!
      — Еб*т твою! Володя! Я тебе говорил: никаких эякуляций, никакой мастурбации до полного выздоровления! Даже если ну очень хочется! Ещё два-три дня можно было и потерпеть!..
      — Да не дрочил я!
      — Да что, я не вижу! — негодую я как заправский доктор от бестолковости больного.
      Я, конечно, «не вижу», но это просто ниоткуда вернуться не может!
      — Ты же своими манипуляциями ещё неукрепившуюся кожицу разрушил, соком предстательной железы и семенем накормил вирулентные микробы, они стали бурно размножаться. Вот тебе и обострение!
      Вовка виновато молчит, бережно промокает залупу извлечённым из пакетика стерильным марлевым тампоном.
      — Перетерпел бы ещё пару дней, завтра был бы как огурчик! А теперь ванночки из марганца делай ещё!
      — А что такое «вирулентный»? — интересуется Журавель, по-видимому, чтобы хоть что-то спросить, загладить, значит, свою вину.
      — Что? А! «Патогенный», «вредный», «болезнетворный»… Да какая разница? Главное – ты не смог сдержаться и навредил себе! Двоечник!
      Но вообще-то мне приятно ввернуть красивое, незнакомое другим словечко – знай наших! Иногда это у меня происходит на автомате, как сейчас, например.
      Мы застёгиваем ширинки на комбезе. И выходим из сортира.
      — Да, кстати! О каком сегодня свидании для тебя может идти речь? Ты что, с ума сошёл? Дерматология у женщин там происходит серьёзнее! Хочешь, чтобы Оксана пошла с этой проблемой в санчасть и потом весь городок узнал, что это ты её заразил? В общем, Володя! Через час зайдёшь в Объективный контроль и всё отмени! Понял? Скажи, что заступаешь дневальным!
      — А ты?
      — Я тоже!.. Хотя постой! Я, пожалуй, пойду!

 

      Вдогонку:

      ••>> — Как ваше здоровье?
             — Подыхаю! Вы довольны?

Из худ. к/ф-ма «Ищите женщину»

      ••>> Сексуальная революция завершилась полной победой вирусов.

Патрик О’РУРК

      В лётном домике вымыли руки и направились в столовую на стартовый завтрак. За столиком каждый думал о своём.
      Подкрепились. Затем потянулись на стоянку. Как раз 76й борт зарулил.
      Из кабины вылез Витя Самойченко. Кажется, не обоср*лся на петле! Получил от Трошина замечания по пилотажу и хороших п*здюлей за финтифанты на посадке. А потом, пока инструктор бегал в столовую, мы вместе подготовили борт к вылету Журавля…
      — А знаешь, — подошёл ко мне Сэм. — Когда АД-5 стоит в положение минимум, лучше!
      — С тебя шоколадка! Пользуйся! И помни мою доброту, засранец! — улыбаюсь ему в ответ. — А за гандонами когда к врачу пойдёшь? Смотри, а то он все раздаст!

<<•>•••<•>>

      …Вместе с нашими сижу под навесом, вяло переговариваемся. Конечно, о полётах, о пилотаже. Ну и о бабах немного тоже…
      Тут из лётного домика выпархивает побледневший Витька Самойченко и орёт:
      — Кручинин! Убью гада! — и бегом ко мне.
      Эх, я подскакиваю со скамьи и забегаю за наших, ну так, чтобы стол мешал Сэму осуществить его грозные намерения в отношении моей персоны. Но одноэкипажник с дикими глазами устремляется в погоню за мной! И мы начинаем носиться вокруг стола то в одну, то в другую сторону.
      — Помогите! Убивают! — делано верещу я. — Вы только гляньте на его глаза! Это же взор убийцы! Товарищи курсанты! Не дайте свершиться непоправимому! Он же загубит меня – по-настоящему хорошего человека!
      — Хорошего? Хорошего?! — кричит Витька. — Стой, каркалыга!
      — Витюля! В чём дело? Объясни толком, родимый! Что происходит? Обидно ведь будет – погибну, так и не узнав, за что! — не даю я к себе приблизиться, прикрываясь сидящими за столом.
      — Презики?!. Перед пилотажем?!. Все на х*и натягивают?!. Их доктор выдаёт?!. — орёт Самойченко. — Доктор сейчас выдаст тебе заключение о твоей смерти, сукин кот!
      Я со всех ног несусь от Сэма и попутно заливаюсь смехом:
      — Други мои! Вы посмотрите на него! Это какой-то сексуальный маньяк! Какие-то презики! Чьи-то х*и! Неведомый доктор! Витюля, у тебя что, бабы давно не было? Сходи, подрочи и всё пройдёт! Ну там, я не знаю, у врача попроси успокоительного! Или вечером сгоняем в Кручу, подкатим к какой-нибудь молодухе! Я за тебя замолвлю словечко, она даст! Честное слово! Ну нельзя же, чтобы от недостатка еб*ли пропал такой замечательный парень!
      Сидящие корчатся от смеха.
      Наконец, видя, что меня не догнать, Самойченко, запыхавшись, усаживается за стол между раздвинувшимися нашими. Я с противоположной стороны, стоя, наклонившись из-за спины Вовки Рубана, упёр локоть в стол, а на ладошку положил подбородок, демонстрируя всё внимание, с которым готов выслушать драматическую историю своего разгневанного товарища по экипажу. А тот, со злостью посматривая на меня, начинает повествовать, как я ему навешал лапшу на уши, что у всех на пилотаже стоит, что от перегрузки на петле Нестерова все в полёте кончают, а доктор инструкторам и курсантам с утречка на медосмотре, якобы, выдаёт презервативы, ну, для гигиены, чтобы трусы малафьёй не испачкать.
      Наши все покатываются от хохота.
      — Этот же гад, — кивок в мою сторону, — никогда не врёт! Я, как последнее чмо, ему и поверил!
      — Ну и?.. — вытирая от смеха глаза, спрашивает Саня Паландин.
      — Ну и!.. Сволота! — гневный взгляд в мою сторону. — Захожу к Девяткину! Говорю, что не брал у него утром презики! Начмед полка: «Что за презики?» — новый взрыв нашего регота. — Я, чувствуя, что он хочет зажать мои «резинки» для себя и не дать мне, уверенно заявляю: «Ну, гандоны! Чтобы перед пилотажем надевать на писю, дабы не осквернить ебификатором… или как его?.. В общем, не спустить в трусы от перегрузки на петле Нестерова! Для гигиены!» А он стоит, смотрит на меня, как на дурака, хлопает глазами и говорит: «Самойченко! Во-первых, не пися, а половой член. А во-вторых… Я никак не пойму! Как связаны между собой пилотаж и презервативы?! Ты что, болен? Тебя к психиатру направить на консультацию? Ну-ка присядь!»
      Наши все попадали от смеха на стол, в живую представляя себе удивление медицины и этот диалог. Я тоже где-то под лавкой валяюсь, от хохота держась за живот. А Витька продолжает:
      — Тут до меня доходит! Пришлось ему путано рассказать то, что мне эта сволочь Кручинин навинтил на мозг… Ну, чтобы майор от полётов меня не отстранил и в психиатрию не направил!
      Сэм замахивается на меня. Но я готов и к такому развитию события, отскакиваю от стола на приличное расстояние.
      — Так этот эскулап как конь реготать начал! Что меня и спасло от жёлтого дома! — Самойченко оборачивается к лётному домику. — Вон! Сюда слыхать!
      Мы прислушались. Со стороны окна докторского кабинета доносился дивный хохот. Что вызвало новый взрыв нашего веселья.
      — По-моему, доктору надо самому вызывать психиатра! Представляете, к нему в кабинет сейчас войдёт командир полка! — говорит Шурко.
      Я добавляю:
      — Картинка ещё та: в кабинете, кроме врача, никого нет, а Девяткин сам с собой хохочет!
      — Начмед свихнулся! Курсанты довели! — сквозь смех добавляет Ерёменко.
      Кажется, наш хохот раздаётся на весь аэродром.
      — Альфред! Пришибу гандибобера! — грозит мне Витюля. — Я же весь контрольный полёт с Батей только и думал о том, почему у меня от перегрузки не встаёт, «как у всех»! Ни черта не усвоил на пилотаже!
      Вдогонку:

      ••>> — О! Вы обрели чувство юмора, доктор! Или мне показалось?

Из америк. худ. к/ф-ма «Шерлок Холмс»

      ••>> — Мартин, ты не понимаешь шуток, даже если они кусают тебя за ж*пу! Ты слишком серьёзен.

Из франко-англ.-испанск. худ. к/ф-ма «Убийства в Оксфорде»

      ••>> — Это, я вам скажу, не Одесса – юмор начисто отсутствует у людей!

Из худ. телесериала «Небо в огне»

<<•>•••<•>>

      После отбоя лежу в постели и думаю о том, как бы ни заснуть в этот час, что остался до свидания. Просить разбудить дневального – глупо.
      В общем, посматриваю на часы, которые подставляю под слабый луч, идущий от луны через окно.
      Когда начало клонить в сон, встаю, надеваю треники и иду в Ленкомнату листать подшивку окружной газеты.
      За десять минут до встречи, выключаю в Ленкомнате свет и возвращаюсь к своей койке. Достаю спортивную футболку, натягиваю кеды. Затем стягиваю с пяльцев кровати полотенце, оборачиваю в него мыльницу. Сегодня они мне пригодятся!
      Журавель поднимает голову от подушки:
      — Побежал? — шёпотом вопрошает он.
      — Полетел! Не вздумай… трогать! — напоминаю я ему.
      — Это пытка!
      — Это – твоё здоровье!
      Посмотрел вокруг. Казарма тихим сапом видела уже сладкие сны.
      Я тихой тенью выскальзываю из казармы.
      Знакомая тропинка мимо туалета. Сортир – какая проза. Но мне сейчас не до романтики.
      К условленному месту прихожу за пять минут до Лидии. Она не заставила себя долго ждать.
      — Приветик! Ты уже здесь?
      — Приветик! Где мне ещё быть? — беру девушку за талию.
      На нашем пяточке останавливаюсь и не даю Лиде опуститься на травку. Даже не поцеловал. Резко разворачиваю её к себе, начинаю расстёгивать пуговички на её халатике.
      Распахиваю его. Она без лифчика и трусиков. У меня и так всё стоит, но это возбуждает ещё больше. Несколько секунд бессовестно рассматриваю обнажённое девичье тело сверху вниз.
      Лидочка погладила меня по щеке. Не даю себя увлечь ласками. Одним движением разворачиваю её к себе спиной и халатик летит в сторону на траву.
      Какая красивая фигурка! Эта спелая попка! Прелесть! Сейчас, сейчас я тебя!
      После чего силой за плечи и затылок наклоняю и ставлю девушку на четвереньки, в положение пьющей из ручья. И, рассматривая живую красивую порнографическую картинку, быстро раздеваюсь догола. Не забыл достать крем из кармана.
      Затем беру руками за щиколотки её ног и рывком развожу их. Пристраиваюсь сзади. Поводил своим восставшей курсантской сталью по половым губкам женщины-военнослужащей. Сдвигаю крайнюю плоть и жирно наношу крем на головку члена. И пальчиком в коричневом колечке.
      Лида поворачивает ко мне лицо:
      — Что ты задумал?.. Зачем?..
      А я, не говоря ни слова, приставляю своё чудо к женскому анусу и дерзко, одним движением вхожу стеклорезом вовнутрь. Она вскрикнула. И до меня донеслось её: «Ах!» Попыталась расцепиться, почти сорвалась с х*я. Но я был к этому готов и не дал ей этого сделать. Руками насадил её на себя снова!
      — Ёлки зелёные!.. — выдохнула она в эфир.
      — Ёлы-палы! — поправляю я.
      — Что?
      — Я говорю: в таких случаях говорят «ёлы-палы»!
      — Ёлы-палы, но зачем… туда? Больно же!
      Она засучила своими стройными ножками справа и слева от меня. Пальчики на аккуратной правой ступне пытались сжаться в кулачок.
      — Ты – женщина! Должна уметь терпеть! Стой спокойно! Должен же я быть хоть где-то у тебя первым!
      Нахожусь в ней глубоко, по самые помидорчики и без движения. Дал пообвыкнуться. И медленно начинаю анальное действо с мелких фрикций. А потом…
      А потом я просто тупо трахал Лиду. Ничего не говорил. А держал за осиную талию, не давая соскользнуть со своего штыка!
      — Эах, эах, эах, эах… — слышалось из её уст.
      Она мотала головой. А я периодически хлопал ладошкой сбоку по ягодицам то справа, то слева. Прислушивался к своим ощущениям и состоянию своей любовницы. Тугое, неразвальцованое колечко ануса давало мне новые ощущения. Я знал, что во время оргазма её не держат ни ноги, ни руки. И был готов к этой ситуации. Но считал, что сладострастия от анального проникновения она не достигнет. И пропустил момент, когда Лидия начала пальчиком правой руки ласкать свой клитерок. И вскоре услыхал повизгивание девушки под хлёсткими ударами моего паха, она стала часто дышать. Тогда я, удивлённый, приостанавливал скачку, а она – движения пальчика вокруг клитерочка, добился её успокоения, а затем возобновлял «бег времени».
      Так было несколько раз.
      — Ты хочешь меня довести до крайности… — тихо прошептала Лида, чуть повернув свою красивую головку в мою сторону.
      Вместо ответа я рукой резко опустил её голову.
      И тут увидел, что она опирается лишь на одну левую руку! Однако принимать какие-то меры я уже не успевал – почувствовал приближение своего удовольствия. Опасаясь, что при оргазме я потеряю контроль за своей партнёршей, пришпориваю своего коня. Мои толчки стали резкими, а руки ещё больше старались нанизывать её на себя. Лидия же силилась попасть в такт моим движениям и сама быть насаженной глубже. Видимо, боль первой вспашки её попки уже ушла, она хорошо расслабилась. Но куда уж глубже, господи?..
      Звуки изменились:
      — Ах, ах, ах, ах…
      И я поплыл, понёсся, полетел навстречу своим ощущениям. Хотел сделать всё без стонов. Но, кажется, мне это не удалось…
      Я всё отдал ей! Всё до капли! Доиграв сладкие аккорды этой симфонии, переждал, успокаивая дыхание. Руками снимаю её с члена, даже отталкиваю от себя. Девушка в недоумении! Я никогда не оставлял её без сладенького, даже если кончал раньше!
      Не обращая внимания на лидины недоумённые взгляды, валюсь прямо на траву.
      — Тебе было приятно? — спрашивает Лида.
      Ничего не отвечаю. Просто безотчётно лежу на траве, не делая попыток её обнять за стан или поблагодарить поцелуем. И Лидочка укладывается рядом, поклала свою голову мне на плечо. Пытается заглянуть мне в глаза… Порывается что-то спросить.
      — Не надо ничего говорить… — прошептал я.
      Быстро восстанавливается моё обычное состояние. Прихожу в себя, освобождаюсь от её объятий, беру мыльницу, полотенце и иду к воде.
      — Ты куда? — слышу сзади.
      — Вымыться, — отвечаю, не обернувшись. Хотя не хотелось говорить и этого.
      — Зачем? — последовал бестолковый вопрос.
      — Видишь ли, я где-то читал, что в заднице у некоторых женщин бывает ещё и г*мно!
      Захожу по щиколотки в реку. Водичка прохладная. Присел и тщательно обмылся. Вымыл руки.
      Затем возвращаюсь, отбрасываю предметы гигиены и опускаюсь на траву. Лида снова подлезает под мою руку. И опять поглаживание покрытых волосами груди, живота. В другой раз я бы обязательно застонал от такого. О, эти движения женских пальчиков на груди и животе! Живот для меня это всё! Даже тупой нажим ППК на пилотаже заставляет реагировать моего бойца невидимого фронта, хотя в полёте явно не до эротических переживаний! А тут ещё женская рука берёт мой «акселерометр» весь в кулачок и начинает уделять ему такое внимание!
      — Хочешь, я расскажу тебе ещё одну историю про себя и Илью? — вопрошает Лида, коротко глянув в мои зрачки.
      — Нет! Не хочу!
      А женские пальчики выделывают чудеса, они умело играют на моём инструменте. И через минуту я готов к новым подвигам!
      Освобождаюсь от её объятий, поднимаюсь.
      — Иди сюда! — повелеваю.
      Лида послушно поднимается. Говорит:
      — Ты меня сегодня ни разу не назвал по имени! Я… я не пойму, чего ты хочешь!
      — Тебя! — говорю я. — Всю, без остатка!
      Не даю ей подняться на ноги. Нажимаю на плечи. Заставляю стать на колени. Поводил концом по лицу – по щекам, красивым глазам, будто писаным на холсте губам.
      — Хочу кончить тебе в рот! Сделай мне хороший минет! Прими!
      А затем сунул конец в открытый с готовностью ротик.
      Не очень глубоко, но и здесь начал лишь примитивные движения. Без ласки и поглаживаний. Однако даже в свете луны это была завораживающая картинка: наверное, в мире нет ничего красивее прелестной женщины, которая делает вам приятно! Освободиться, перевести дыхание или просто поласкать ствол губами я ей просто не позволял. И волшебство начало быстро подходить к финишу! Особенно, когда её ручки стали поглаживать мои ягодицы…
      Не хотел, пытался сдержаться, но всё-таки сделал сие со стонами. Первый всплеск оказался на лидиных гландах. Затем вырываю стержень из девичьих губ и направляю сильные струйки своей страсти ей на лицо. Промахнулся. Что-то выстрелило мимо, за плечо. Остальное достигло цели…
      Она прикрыла веки, терпеливо приняла на себя остальное.
      Отстраняюсь, продолжая держать эту красивую женскую головку в обеих руках. Смотрю, будто в последний раз. А затем… отталкиваю её!
      Вздохнул. Начинаю быстро одеваться.
      Лида, голенькая, опустилась на траву на поджатые под себя ножки.
      Она просто смотрит за мной.
      Натянув на ноги трусы, спортивные трико, носки и кеды, поднимаюсь с травы. Нахожу полотенце и мыльницу.
      — Ты уходишь? И даже не поцелуешь меня?
      — Пусть эта подлая тварь Галага тебя целует!
      Поворачиваюсь и, накинув на плечи и спину футболку рукавами вперёд, иду вдоль берега к тропке, ведущей наверх, в гарнизон.
      — Ничего ведь не было!.. — слышу сзади. — Как ты жесток!..
      «Наверное, ты права!» — думаю я.
      В казарме Журавель спит. Спят остальные.
      Лениво складываю футболку, стаскиваю спортивные брюки, носки, беру полотенец, мыло и тихо рулю в умывальник.
      Вымыл ещё раз всё внизу, ополоснулся по пояс, умылся. Закрыл кран, вытираюсь.
      Опёрся руками на раковину. Задумался.
      Я впервые совершил половые акты без ласки женщины, без поцелуев, без желания доставить наслаждение ей. Оценивая эти половые сношения, подумал о том, что можно, конечно, и так получить удовольствие… Однако всё же следует признать: когда доставляешь усладу партнёрше, когда даришь ей ощущения любви, мои наслаждения становятся просто взрывными…
      Нет, я не был чистоплюем. С Димой, например, запросто мог участвовать в группенсекасе. И одновременно с ним, и после него. После любого парня. Что в этом такого? Но С Галагой? С этим подонком, способным на любой подлог, на любую подлость!.. Бр-р-р-р!
      Впрочем, размышлять, давать себе оценки, решать, правильно ли я поступил с молодой женщиной, которую, по сути, сам обхаживал и добивался, не хотелось.
      Да, это я, о, господи! И это тоже было в моей жизни!..

 

      Вдогонку:

      ••>> — Погоди! Неужели мы расстанемся просто так?
      — По-видимому, просто так!

Из худ. к/ф-ма «Спортивная честь»

 

      ••>> — Бон матен, мадам!
      — Не бон матен, а аревуар!
      — Один чёрт! Адью!

Из худ. к/ф-ма «Бег»

 

      ••>> — Глебушка, это же я!
      — Бац! Прости!.. Ну вот и всё, Ольга Алексеевна!

Из худ. к/ф-ма «Статский советник»

      ••>> — П-го-щайте, милый г-гаф!

Из худ. к/ф-ма «Гусарская баллада»

      <<•>> Большинство людей настолько глупы, что могут оценить ценность жизни только в её последнюю секунду.

МЕЙДЗИН (Алексей ГУСАРОВ)

 <<•><><•>>

      <<•>> Жаловаться на жизнь поздно, если ты уже родился.

Борис КРУТНЕР, врач-кардиолог, афорист

 <<•><><•>>

      <<•>> Жизнь коротка, если считать, что названия жизни она заслуживает только тогда, когда дарит нам радость; собрав воедино все приятно проведенные часы, мы сведём долгие годы всего к нескольким месяцам.

Жан де ЛАБРЮЙЕР

 <<•><><•>>

      <<•>> Жизнь после смерти – сверхъестественная роскошь.

Александр ИЛЬЯНЕН, «И финн»

 <<•><><•>>

      <<•>> Жизнь слишком коротка, чтобы быть незначительной.

Бенджамин ДИЗРАЭЛИ

 <<•><><•>>

      <<•>> Жизнь человека, как облако, никогда не принимает одну и ту же форму дважды.

МЕЙДЗИН (Алексей ГУСАРОВ)

 <<•><><•>>

      <<•>> Жизнь, как и сидение в интернете: смысла нет, а уходить не хочется.

Из записных книжек военного пенсионера

 <<•><><•>>

      <<•>> Забыть друг о друге могут только любовники, любившие недостаточно сильно, чтобы возненавидеть друг друга.

Эрнест ХЕМИНГУЭЙ

 <<•><><•>>

      <<•>> Из всех вечных вещей любовь длится короче всего.

Жан Батист МОЛЬЕР

 <<•><><•>>

      <<•>> — Уже уходишь?
      — Да. Достаточно унижений для одного вечера.

Из америк. худ. сериала «Калифрения»

 <<•><><•>>

      <<•>> — Коляску! Скорее, коляску!
      — Коляску!
      — А лошадь? Где лошадь?
      — Лошадь!
      — Шляпа! Куда, к лешему, подевалась моя шляпа?!

Из худ. к/ф-ма «Неоконченная пьеса для механического пианино»

 <<•><><•>>

      <<•>> — Ну всё, тётушка! Спокойной ночи!

Из худ. к/ф-ма «Чёрная вуаль»

 <<•><><•>>

      <<•>> — Ой! Я же с вами не попрощавши!

Из худ. к/ф-ма «Волшебная сила искусства»

 <<•><><•>>

      <<•>> — Ты на прощание мне ничего не скажешь?
      — Хорошего ничего не скажешь!
      — Ну, прощай!
      — Ну, заходи!

Из худ. к/ф-ма «Вратарь»

 <<•><><•>>

      <<•>> — Витя, скажи тёте до свиданья!

Из худ. к/ф-ма «Неподдающиеся»

 <<•><><•>>

      <<•>> — Куда ты, Гордей?
      — Прощай!

Из худ. к/ф-ма «Кубанские казаки»

 <<•><><•>>

      <<•>> — Иди-ка ты, барин, в сторону! А я в другую!

Из худ. к/ф-ма «Барыня-крестьянка»

 <<•><><•>>

      <<•>> — К сожалению, я должен бежать, как все!

Из худ. к/ф-ма «Выстрел в тумане»

 <<•><><•>>

      <<•>> — Витя! Сделай тёте ручкой!

Из худ. к/ф-ма «Неподдающиеся»

 <<•><><•>>

      <<•>> — Прости, что я тебе не сказал, это всё в прошлом. Это уже не важно.

Из америк. худ. сериала «Доктор Хаус»

 <<•><><•>>

      <<•>> — Счастливо, Фреди!
      — Прощай, Дон!

Из америк. худ. сериала «Безумцы»