Взлёт

Полковник Борис КУЗЬМИН,
Военный лётчик-снайпер,
Выпускник ХВВАУЛ 1971 г.

2. ГОДЫ ЛЁТНЫЕ

(записки лётчика-истребителя)

Рассказ Бориса Кузьмина об учёбе в лётном училище см. эссе на нашем сайте:«1. ХВВАУЛ в моей жизни»

У каждого человека свои звёзды.

Антуан де Сент-Экзюпери

1. КАЗАХСТАН

      После окончания училища по распределению я попал в Среднеазиатский военный округ, в учебный авиационный полк в городе Джамбул лётчиком-инструктором на самолёты Л-29. Это было наказание от моих командиров и начальников, коим я успел попортить нервишки на выпускном курсе. Вспоминая всех нас, попавших туда – а было нас полтора десятка – могу подтвердить, что каждый оказался там за проступки.

      Джамбул очень понравился. Часть находилась в самом центре города. Мы умудрялись в обеденный перерыв побывать на «восточном базаре», отведать дыньку или арбуз, предложенные добродушными продавцами. Надо сказать, что уже через несколько дней мы чувствовали себя там как старые знакомые с местными аксакалами. А один из них даже бесплатно угощал нас арбузом.
      В Джамбуле нам предстояло стать лётчиками-инструкторами для пилотов из зарубежных стран. Уже представлены и будущие ученики – лётчики из Афганистана.
      Приступили к подготовке к полётам. Помню, как кое-кто из наших, весьма активно взялся за изучение Инструкции по производству полётов, Инструкции лётчикам и т.д. Прослужить в г. Джамбуле удалось не более двух недель. Кому-то в вышестоящем штабе, пришла в голову идея поменять нас, лётчиков, закончивших обучение на самолётах Миг-21пф, на пилотов из строевого и учебного полка, ранее летавших только на самолётах Миг-17.
      Строевой полк оказался на границе с КНР, но туда нужно было направить только девять человек. Остальных предполагалось перевести в учебный полк, в гарнизон Луговая. Определяя кандидатов в полки, представитель Учебно-авиационного центра исходил из результатов бесед с нами по прибытию в полк и по творческой активности молодых офицеров, прибывших в часть. Каково же было возмущение, например Сани Журавлёва самим собой, когда ему напомнили, что он, де по прибытию в Джамбул, заявил на беседе с командиром полка, что всю жизнь мечтал стать лётчиком-инструктором! Санька признался нам, что это элемент карьеризма сыграл с ним злую шутку. Тоже было учтено и с другими «патриотами». Лично я, как помню, на беседе с командованием полка, сразу задал вопрос, а что нужно сделать, чтобы вырваться отсюда, и сколько нужно для этого прослужить. Помню и ответ:
      — До выработки ресурса!
      Получены проездные документы, куплены билеты: кому до Алма-Аты, кому до Луговой. Едем в одном поезде. Сочувствуем тем, кто не попал с нами в строевой полк, но подбадриваем хотя бы тем, что они сразу попали в учебный, где инструкторить придётся на самолётах МиГ-21.
      И вот уже мы, счастливчики, в Алма-Ате. Прибыли в воинскую часть в Первомайке, куда было предложено явиться для дальнейшего убытия в полк. Выяснив, что на следующий день будет самолёт, и что сегодня все свободны, было решено отметиться в столице Казахстана.
      Гуляли весело. Хорошо помню, что в ресторане «Казахстан» был рыбный день, но это не повлияло на количество заказанного спиртного. Засиделись. Возвращаясь в гостиницу воинской части, поймали такси и, кажется, вшестером ехали в одной машине.
      Вернувшись в гостиницу, получили информацию о том, что утром за нами прибудет автобус для следования в штаб Воздушной Армии. Перед отъездом в полк нас, счастливчиков, решил «повидать» Командующий 73 Воздушной Армии, но об этом мы узнали слишком поздно.
      С утра без похмелья, злые на всё и вся, в повседневной, вместо парадной формы одежды, прибываем на приём. Командующий улетел в какой-то гарнизон и нас встретил его заместитель генерал-майор авиации В.И. Новиков. Он ещё недавно был начальником Качинского лётного училища. Имел большой опыт работы с молодыми лётчиками. За полученную учёную степень кандидата педагогических наук и свой научный подход к любому действию лётчика с формулировкой: «динамический стереотип», Виктор Иванович получил одноимённое личное определение.
      Поздоровался, поздравил с прибытием, а потом вдруг сказал, что знает, чем мы все вчера занимались. (Это было написано на наших красных рожах!) Сказал, что мы повторяем чужие ошибки. Спросил, а в каком ресторане ужинали? Похвалил за выбор. И вдруг резко предупредил, что если поступит хоть одно замечание, уволит немедленно!
      Проводил нас генерал В.И. Новиков, показывая кулак, но с добрыми напутствиями, сообщив, что тот далёкий гарнизон, куда мы отправляемся, является жемчужиной Казахстана и в народе именуется «горной Швейцарией».

Наша «горная Швейцария»

      Гарнизон этот знали все лётчики истребительной авиации того времени, и назывался он Уч-Арал!
      Часть, в которой нам предстояло служить, называлась 27ой Гвардейский Краснознамённый Выборгский истребительный авиационный полк. За год, до нашего прибытия полк был перебазирован из-под моего города Ленинграда. Моё знакомство с этим полком произошло задолго до того, как я вообще надел погоны.
      Это было в 1964 году, когда я закончил лишь 9 классов и учился в ПТУ. Было лето, праздновался день Воздушного Флота. В ЦПКиО им. Кирова была организована авиационная выставка, в которой участвовали экспонаты авиационного полка из г. Пушкин. Я впервые оказался в кабине истребителя МиГ-17, рассмотрел МиГ-19, авиационные двигатели, различное оборудование самолётов. Была там даже действующая катапультная установка (НКТЛ), где мастерски орудовали специалисты ПДС, «катапультируя» смельчаков, а особенно девчонок. Помню, посидев в кабине истребителя, я понял, как много должен знать лётчик для того, чтобы управлять самолётом.
      Коротко о том, что было до нашего прибытия.
      27 гв. иап получил боевой приказ на перебазирование из Пушкина в новый гарнизон в Среднеазиатский военный округ в 1970 году. Командовал полком полковник Чуйков Владимир Иванович. Это был племянник маршала Чуйкова, который разгромил немцев под Сталинградом.
      Полк был оснащён самолётами МиГ-19п (пм, с). Перед отправкой часть была укомплектована лётным и техническим составом. Для перегона самолётов готовили и выпускников 1970 года, за три-четыре месяца успешно переучившихся на самолёт МиГ-19.
      В октябре полк убыл к дальнейшему месту службы в посёлок Уч-Арал, что находится в юго-восточной части Казахстана, на границе с Китаем. Полк поступил в непосредственное подчинение командованию 10 смешанной авиационной дивизии. Командиром дивизии был полковник Новиков Юрий Фёдорович, однофамилец заместителя командующего. В состав дивизии, кроме 27 гв. иап, входил 134 апиб, находившийся в п. Жангиз-Тобе и летавший на самолётах МиГ-17.
      Гарнизон Уч-Арал, конечно, к приёму готов не был. Была осень с непогодой и ветрами, а дома были построены по летнему варианту. Штаб, аэродром, укрытия продолжали достраиваться. Автотехника выстроилась в открытом поле. А командование ВВС требует без промедления приступать к лётной работе. Первые полёты начались с отказов авиатехники, автотранспорта, обслуживающего полёты, неразберихи в работе обеспечивающих частей, складов и т.д. Всё это, порой срывало на нет усилия всего коллектива, но работа шла, день ото дня люди привыкали к новой обстановке.
      Очень большая ответственность легла на плечи технического состава. Отказы техники участились и из-за низких температур с наступлением зимы. В 1971 году руководил инженерно-авиационной службой в полку выпускник академии им. Жуковского капитан Шевченко. Требовательный, грамотный и воспитанный офицер. Он не давал спуску ни техникам, ни лётчикам (при обнаружении «пробелов» в знании и эксплуатации авиатехники), пользовался большим авторитетом и у руководящего состава полка.
      В этот период в полку происходит большой уход личного состава, имеющего льготную выслугу лет и не совсем надёжное положение с оставленным в Пушкине жильём. Кроме того, условия жизни в Уч-Арале не позволяли многим из них содержать семьи, в которых были уже немаленькие дети, проходящие обучение в ленинградских учебных заведениях, жены, находящиеся на наблюдении в медицинских учреждениях города и т.д. Бытовая необустроенность на новом месте, приводила к распадам семей, неурядицам и другим негативным последствиям. В результате, к середине 1972 года в полку из бывших «пушкинцев» оставались единицы лётчиков и техников, это были те, кто не имел жилья в Пушкине и холостяки.
      Решение проблемы с пополнением лётного и технического состава было за счёт поступления в полк выпускников военных училищ. В ноябре 1970 года в Уч-Арал, прибыло первое пополнение молодых лётчиков, выпустившихся из ВАУЛ на самолётах МиГ-17. Но, как оказалось, и стало не хватать техников. Пополнять технический состав, было решено за счет выпускников технических ВУЗов страны. Так, уже в 1971 году на должности техников самолётов в полк прибыли «инженеры-двухгодичники» после Московского авиационного института. Практика использования выпускников ВУЗов ещё долго существовала в полку. А лётный состав пополнялся каждый год молодёжью из лётных училищ.
      На самолётах МиГ-19 в полку произошло две катастрофы.
      В воздухе столкнулись перехватчик и маршрутчик, выполнявший полёт за цель. При перехвате воздушной цели начальник штаба эскадрильи капитан Борцов допустил опасное сближение, на команды КП не реагировал, цель не видел. В результате произошло столкновение с самолётом замполита аэ капитана Ю. Квасницкого, выполнявшим полёт за цель. Самолёт Борцова ударил крылом по фонарю самолета-цели…
      Во втором случае погиб молодой лётчик лейтенант Подзоров, выполнивший снижение с маршрута в мощно-кучевое облако. Самолёт попал в зону сильной турбулентности, потерял управление, в создавшейся обстановке лётчик катапультироваться не смог.
      Весной 1971 года, вместо списанного по здоровью полковника Чуйкова В.И. полк принял подполковник Шаврыгин М.П. В часть начали поступать сверхзвуковые истребители второго поколения МиГ-21пф. Лётный состав был отправлен на переучивание и без промедления приступил к полётам. В этот период в полк пришли опытные инструкторы из Центральных Курсов подготовки лётного состава в Луговой. Это были майор Попов А.Ф., майор Буров О.Ф., майор Березинец М.М. и многие другие, составившие костяк руководящего состава полка.
      …В полк мы прилетели на транспортном самолёте Ан-12.
      На улице метель, на аэродроме только что закончились полёты и видно, как техники растаскивают самолёты по укрытиям. К нам, сгрудившимся в кучку лейтенантам, вместе с тремя жёнами наших товарищей, возле Ан-12, подлетел «газик» и из него выпорхнул весёлый, загорелый дядька. Он представился, но мы так и не поняли, кто он такой, так как ветер заглушал наш разговор. Скорее всего, замполит, подумали мы, когда он вручил, троим нашим собратьям, привезшим с собой жён, ключи от квартир.
      Вскоре подошёл автобус, и нас повезли в городок, для обустройства. Я поселился вместе с тремя однокашниками в однокомнатной квартире, где на кухне был организован вещевой склад, а в комнате каждый выставил перед собой по приёмнику или магнитофону.
      Утром выяснилось, что «весёлый и загорелый дядька» – никто иной, как командир полка подполковник Шаврыгин Михаил Петрович, ставший нашим настоящим авиационным «батей». Очень многим мы, лейтенанты 1971 года выпуска, обязаны ему. Трудной была служба в первом для нас полку, но благодаря таким людям, как Михаил Петрович, мы считаем её самой лучшей в нашей жизни.

1> Командир 27 гв. иап подполковник Шаврыгин М.П. и Командующий 73 ВА генерал-лейтенант авиации Андреев А.П.
2> Генерал-полковник авиации А.П. Андреев, ставший Героем России в 1995 г. за свои более 250 боевых вылетов на разведку противника в годы Великой Отечественной войны. По статусу Героев Советского Союза лётчикам это высокое звание присваивалось за 100-150 боевых вылетов на разведку (штурмовикам – за 80). Но в штабе просмотрели количество разведок и отклонили ходатайство, посчитав, что 7 лично сбитых самолётов противника для присвоения звания Героя мало. Лишь в 1995 г. Президент России своим Указом устранил эту несправедливость. (примеч. и фото админа)

      Он гонял нас на физподготовку, будучи центральным нападающим, в футбольной команде управления полка, и ободрял в случае «не нашей погоды».
      — Ну что, лейтенанты? Почему такой кислый и усталый вид?.. Как устали?! Сколько вам лет? Вот я, например, в первую смену – летаю, во вторую – руковожу полётами, а в третью… у меня есть жена!
      После такого приободрения становилось и веселее и легче.
      Перед началом наших полётов в полку прибыл генерал В. Новиков, собрал руководящий состав и поделился своими соображениями. После его убытия командир эскадрильи майор Я. Бенедык печально довёл до нас обеспокоенность Виктора Ивановича. Генерал предупредил руководство полка о том, что в полк прибыли разгильдяи и пьяницы – других сюда бы не прислали! В подтверждение этого он рассказал о том, в каком виде мы явились на представление в Алма-Ате, и потребовал, в случае подтверждения этих характеристик, немедленно принять самые жёсткие меры! В общем, нас пропиарил сам Заместитель командующего! В полку сразу стали по-другому смотреть на «молодых и перспективных». Замполит полка подполковник Труничкин, комсомольский вожак полка Миша Черемисин стали не спускать с нас своих партийных глаз, зачастили к нам в общежитие, вели задушевные беседы.
      К полётам приступили зимой после парашютных прыжков в степь. Помню, что еле удержал наполняющийся парашют, пытавшийся унести меня в Китай. После этого всегда пытался уклониться от этих мероприятий, однако это не удавалось до моего катапультирования в 1976 году в ГСВГ. А чтобы позывов в уклонении от прыжков у нашего брата было меньше, начальник парашютно-десантной службы, майор И. Битюцкий организовывал прыжки с женской командой дивизии. Видимо, для нашей смелости. Конечно, перед девчонками проявлять «неуважение» к прыжкам мы не могли.
      Хочу сразу объяснить своё отношение к этим мероприятиям. Я всегда считал, что каждый должен заниматься своим делом. Лётчик-испытатель – испытывать и доводить машину. Парашютист – совершенствовать свои навыки в прыжках и обучать идущих по его стопам. Лётчик строевого полка – осваивать курсы боевой подготовки рода авиации и уметь делать всё, на что способен в бою его самолёт одиночно, в составе пары, звена, эскадрильи, полка. Именно, к этому, я и стремился всю свою лётную жизнь. Моими идеалами были боевые лётчики строевых частей, участники войн и конфликтов, поднимавшие свои самолёты на выполнение боевых задач.
      Итак, в начале 1972 года, мы начали осваивать Курс Боевой подготовки истребительной авиации. Зимой пришлось несладко. На аэродроме отсутствовали элементарные условия для нахождения на «старте» между вылетами. «Высотка» (здание, где хранилось наше высотное снаряжение и экипировка) находилась в километре от «старта», где располагалась стоянка самолётов, выполняющих полёты. Забрав шлемофоны и маски, пройдя медицинский контроль в холодной комнате полкового врача, мы двигали на стоянку самолётов. На стоянке лётчики находились в… автобусе, который, не выключая двигателя, пыхтел целый день, периодически мотаясь к лётной столовой (километра два) и обратно. При этом, те, кто не был уверен, что успеет вернуться в тёплом автобусе к своему вылету, выходили из него и, ежась, ждали свой самолёт на улице.

1> Наш Уч-Арал с высоты птичьего полёта. Внизу вьётся река Тентек, начавшая свой бег с гор и устремившаяся к пресному озеру Уялы. Русло реки постоянно менялось, и на освобожденных от воды песчаных площадях было очень удобно разбивать футбольное поле, что и делал наш «Батя», командир полка подполковник Шаврыгин М.П.
2> В горах, у водопада. Уч-Арал. 1972 год.

      Зима в тех краях была суровой. Температура доходила до минус 30 мороза, да сильные ветры в Китай или из Китая. Весна ранняя и быстро наступающая. Только пропадал снег и тут же поля покрывались коврами желтых тюльпанов, потом голубыми ирисами и, наконец, они становились жёлтыми до наступления зимы. Помню, как мы жались к соплам ещё тёплых самолётов, которые только что вернулись из полёта. Технический состав ожидал свои машины в мобильном вагончике, который обогревался печкой-буржуйкой, и поэтому была возможность заскочить в эту прокуренную донельзя бочку, что мы и делали иногда, кто не боялся дыма от табака.
      Первые полёты начали на маленьких спарочках УТИ МиГ-15, которые активно использовались в строевых частях. Помню, как инструктор, а это был старший штурман полка майор В. Белоцкий, показывал мне характерные ориентиры, а я не мог найти различия между степью и озёрами. Озёра – это отдельная тема Уч-Аральской «изюминки». Может быть, ниже, остановлюсь на ней.
      Мы без труда стали летать на боевых самолётах, именно на таких, и выпустились из училища. Кстати, лётный состав полка в этот период переучивался на них после Миг-19, а мы могли похвастать тем, что уже ранее курсантами освоили сложный пилотаж, полёты на перехват с радиолокационным прицелом. От весны до поздней осени в Уч-Арале стоял стабильный антициклон, что позволяло летать без передыху. От клеточки к клеточке графика и от полёта к полёту мы продвигались к цели года – сдачи на третий класс. К осени уже мы, все девять человек, выпускников 1971 года сдали на 3й класс и отправились в отпуск.
      Вернувшись, обнаружили некоторые изменения в боевых расчётах. В полк прибыло пополнение – выпускники из Качи, все они были определены в молодёжную 3 аэ. Нас, уже «опытных пилотяг», определили, кого во вторую, а кого на руководящую должность в третью эскадрилью. Так, в третьей, из наших были замполит Коля Ольховиков и начальник штаба Лёша Егоров. Во второй до нашего перевода было всего шесть лётчиков. Я оказался среди тех, кто пополнил её.
      Первая эскадрилья была укомплектована лётчиками, прибывшими из Пушкина. Самыми молодыми там были старшие лейтенанты, которые тоже начинали службу в ЛенВО. Старики-пушкинцы, больше посматривали на Северо-Запад и все их разговоры были только о том, как было хорошо возле города на Неве. «Уходили» они из полка, как я уже писал, косяками, оставляя заметные бреши в боевых порядках. Помню пару строчек из популярной тогда, среди них песни:

      «Капитаном старым, с чемоданом новым…
      И бери билет на Уч-Арал…»

      На самом деле они мечтали о билете в другую сторону.
      Аэродром и в целом гарнизон, отстраивался. Уже через год, после нашего прибытия, был выстроен «стартовый комплекс». Это классы предполётных указаний и объективного контроля, столовая, комната отдыха и раздевалка. Всё это теперь находилось возле центральной заправочной, и нам стало удобно размещаться в процессе полётов. Были построены и новые дома для офицеров в первом и втором городке. Всем лётчикам выделили квартиры, как минимум – двухкомнатные. В городке проводились воскресники, завозился дёрн, рассаживались деревья.
      Служил в первой эскадрилье лётчик Владимир Дёмкин. Я помнил его ещё по училищу, он закончил ХВВАУЛ на год раньше. Был Володька весельчак и балагур отменный. Так вот, однажды в полк прибывает Член Военного Совета 73ВА генерал Ф.И. Охотный. Чтобы быть «ближе к народу», генерал находил время поговорить и с нами, молодыми офицерами, так сказать, «отметиться».
      Останавливается перед Дёмкиным и спрашивает:
      — Ну, лейтенант, как служба? Как полёты?
      — Как у Брежнева, товарищ генерал!
      — А… а как у Брежнева? — опешил Охотный.
      — А всё по-прежнему, товарищ генерал!
      — Да ты кто такой?
      — Лётчик лейтенант Дёмкин!
      — А почему до сих пор не командир звена? — тогда с ехидцей спрашивает ЧВС.
      — Разрешите откровенно?
      — Давай, Дёмкин!
      — Мала смертность командного лётного состава, товарищ генерал!
      Охотный, не сразу поняв Володькин ответ, повернул голову, чтобы снова услышать объяснение:
      — Что-что?
      — Вы же сами разрешили – откровенно!

      — Что-о-о! — наконец, до него доходит. — Где замполит эскадрильи??! Где замполит полка?!! Ко мне!! Сюда!!!

      К сожалению, Володя Дёмкин не стал классным лётчиком, он выбрал для себя другой путь, который привёл его на нелётную работу, а потом и совсем на «гражданку». А жаль, с такими ребятами было весело и легко тогда, когда кажется, что нет выхода.
      Как писал, жили мы в однокомнатной квартире, приспособленной под лётное общежитие. Питались на аэродроме, но по выходным существовала проблема с доставкой туда в столовую, а поэтому иногда, в ущерб здоровья, сами организовывали «лёгкие офицерские завтраки», переходящие в ужин. Главное, что в селе были магазин и рынок, где можно было купить горячительное и хоть что-то для еды.
      По выходным ходили в посёлок. В центре можно было рискнуть и слопать шашлыка, выпивать там себе не позволяли, считая, что в маленьком посёлке нашему начальству мы видны, как на ладони. Там я первый и последний раз попробовал конское молоко – кумыс.
      Вообще, шашлыки делали и сами в гарнизоне. Там их организовывали армянин командир звена капитан Роман Аванесян и грузин начальник разведки полка капитан Гогия. Они умело колдовали возле углей, а после, сидя в их квартире, мы взахлёб оценивали их мастерство, произнося щедрые тосты за братство советских народов.
      Чаще сидели в четырёх углах, «травили» анекдоты, слушали записи музыки на магнитофонах, иногда «переползали» к нашим друзьям, живущим в других квартирах. Телевидения тогда там не было, на радио кругом вещали наши соседи из Китая, обещая «размозжить собачьи головы советским ревизионистам!»
      У нас была своя компания. Днём сидели у кого-нибудь, пили кофе, мечтали о полётах, об отпуске… Вечером готовили офицерский ужин. Почему-то очень любили красное вино. Помню даже название – «Айгуль», что в переводе с казахского означает – «девушка». До сих пор не пойму, причём здесь это создание, может, после того, как его распробуешь, действительно хотелось ещё девушку?
      Иногда собиралась команда, и мы отправлялись в ближайшие горы. Помню, как в первую поездку я надел новенькие лётные ботинки, и каково же было моё изумление, когда я увидел, что от них осталось после возвращения. Подниматься было сравнительно легко. А вот спуск казался настолько крутым, что иногда захватывало дух.
      Там, в горах, мы находили плоды диких фруктов, водопады и причудливые цветы, к которым хотелось дотянуться. Находясь наверху, видя панораму гор и степи, хотелось кричать о том, как прекрасна Земля и этот далёкий её уголок.
      Прекрасная речушка Тентек с холодной водой и идущей на нерест рыбой тоже привлекала наше внимание. Туда мы также выбирались в свои выходные и прекрасно проводили время. Зимой нас приобщил к зимней рыбалке заместитель командира эскадрильи майор М. Березинец. Он, завидный холостяк, был энтузиастом в организации выездов на озеро Алаколь. Замкомэска заказывал машину на утренний воскресный отъезд, отчаянно и требовательно будил нас в те дни.
      Рыбалка была очень интересной, клёв великолепный. Окунь клевал даже на окурок папироски, что курил Михаил Михайлович. Самым сложным было пробурить отверстие в метровом льду. Выловленную рыбу солили и сушили. Чаще ели без пива, поскольку таковое бывало редкостью. Помню, что Михал Михалыч сушил её своим, оригинальным способом – просто кидал просоленную рыбу на пол своей второй пустой комнаты.
      Летом основным видом отдыха стал выезд на озёра.
      Я уже упоминал об озёрах Уч-Арала. «Три озера» – таков перевод этого посёлка. Жемчужиной можно назвать озеро Алаколь, голубое и кажущееся безбрежным солёное озеро. Вторым по величине является озеро Сасыкколь, а маленькое, почти пресное – озеро Уялы. Летом в выходные дни командование полка организовывало выезды военнослужащих и их семей на Алаколь. Дорога была неблизкой, километров пятьдесят. Туда выезжали на «Уралах» и маленьком лётном автобусе, разворачивали радиостанцию. Народ загорал, ловил рыбу или просто трескал водку на фоне прекрасного озера.
      В летние выходные, даже если не было поездки на озеро, наш городок вымирал, все прятались от жары.
      После получения третьего класса, как я говорил, меня перевели во вторую эскадрилью, где мне было определено место ведущего второй пары в единственном звене¹. Ведомым был мой однокурсник Саша Пигалицын. После отпуска нас ввели в строй, мы выполнили пуски ракет «воздух-воздух», и таким образом были подготовлены к несению боевого дежурства днём в простых метеоусловиях.
      К концу второго года службы в полку, я был готов в качестве ведущего пары, к полётам на атаки нескоростных низколетящих воздушных целей в составе пары и на маневренный воздушный бой. Командир полка подполковник М. Шаврыгин дал допуск к инструкторским полётам на самолёте Миг-21ус и меня представили на должность командира авиационного звена.
      В 1973 году в полк прибыл новый командир второй эскадрильи майор С. Петрушевец, позже назначенный на должность заместителя командира полка, в связи с уходом на нелётную должность подполковника О. Бурова.
      Уже с 1973 года полк участвует в систематических комплексных проверках боевой готовности с привлечением других авиационных частей, с посадками на запасных аэродромах.
      Это были, пожалуй, самые интересные дни в нашей лётной жизни тех лет.
      После прибытия по тревоге и подвески основного боекомплекта поступала команда: «Снять боевые, подвесить учебные!» Экипажи из положения «дежурство на аэродроме» вылетали на перехват воздушных целей, имитирующих налёт авиации противника. Особенно мне запомнился вылет ведомым, у тогдашнего заместителя командира полка майора Крикотненко Е.Е. Мы атаковали пару самолётов, которая разомкнулась, выполнив маневр по высоте. По команде я атаковал ведомого лётчика и сумел быстро пристроиться к Евгению Емельяновичу, выполнившему пуски по ведущему самолёту «противника». По остатку топлива нам пришлось выполнить посадку на аэродроме Талды-Курган, где уже заправлялись самолёты наших товарищей.
      Взлёт с запасного аэродрома, и вот уже наведение на пару Як-28р из Балхаша. Яки маневрируют и применяют активные помехи нашим радиолокационным прицелам, однако удалось обнаружить их визуально и тут уж Евгений Емельянович, не выдержав, восклицает:
      — Не уйдёшь, супостат!
      «Завалили» и эту пару.

      …Помню, как мы ждали очередные проверки. Доводилось выполнять атаки даже больших «кораблей» Ту-128 – дальних истребителей перехватчиков из Омска, и Ту-16 из Семипалатинска.
      Зимой 1973 года в полку произошла катастрофа самолёта МиГ-21ус, пилотируемого лётчиком лейтенантом В. Каньшиным и заместителем командира аэ по политчасти капитаном Зулиным. При выполнении полёта в зону на пилотаж, у спарки отказало управление, лётчики катапультировались, но из-за нештатного срабатывания системы аварийного покидания самолёта, капитан Зулин погиб от удара о фонарь передней кабины.
      В конце 1973 года командиром полка, вместо подполковника М. Шаврыгина, был назначен подполковник А. Жекалов, начальником штаба полка майор Мчедлишвили. Командир полка сразу объявил личному составу, что он дал слово Главнокомандующему ВВС, что наведёт порядок в вверенной части. По воспоминаниям служивших тогда лётчиков, признать полк в «беспорядочном» состоянии было нельзя. Единственным, чем могли упрекать предыдущего командира, это в низким уровне классности лётного состава. Подполковник Шаврыгин М.П. не шёл на очковтирательство, и погоду не «делал». Михаил Петрович делал ставку на мастерство, которое оттачивалось в реальной обстановке и реальных погодных условиях. Это были полёты на полигон, атаки низколетящих целей, слётанность экипажей, перехваты и воздушные бои на малых высотах и т.д. – то, что можно было выполнять в реальных погодных условиях. Для этого мы использовали каждую лётную смену! В дальнейшем Шаврыгин М.П. был старшим штурманом 10 смешанной авиационной дивизии и продолжал летать в нашем полку. 
      С одноклассником Сергея Дроздова, Мишей Савченко, я служил уже во второй эскадрилье. Михаил был у нас начальником штаба эскадрильи, а мне часто доводилось вместе с ним нести боевое дежурство. Миша, внешне неопрятный, непричёсанный, был незаурядной личностью. «Был», потому что Михаила не стало много лет назад – подкачало сердце. Он прекрасно разбирался в точных науках – математике, физике, изучал какие-то теоретические вопросы из этих областей, даже помогал нашему технику звена Казбеку Баликоеву, слушателю военно-инженерной академии Жуковского, в решении контрольных задач.
      Однажды мы с Мишей при несении боевого дежурства играли в бильярд, установленный в комнате отдыха. В домике вовсю орёт проигрыватель пластинок, наигрывая какую-то модную мелодию. Миша, находясь в готовности № 2, завязал надетый наполовину костюм ВКК рукавами на груди и отчаянно натирал кончик кия о потолочную побелку. В этот момент в комнату входит командир полка подполковник А. Жекалов. Лицо командира перекашивает гримаса гнева:
      — Что здесь происходит? Савченко! В каком ты виде? Почему кругом бардак?
      Идёт в нашу комнату, где разбросаны вещи, кое-как валяются подушки. На столе лежат Мишкины книги.
      Жекалов берёт верхнюю и не может сходу прочитать её названия, а, прочитав, не поймет, что она здесь делает. Там было что-то типа «Решение некоторых сложных интегралов…»
      — А это… бля, что такое?
      Миша говорит, что это его книга. На лице командира удивление с недоверием. Он бросает книгу, как бы боясь от неё заразиться.
      — Умник хе*ов! Навести порядок!
      И начинает перечислять нам наши, вроде как дикие, нарушения, указывает срок их устранения – полчаса. Со злостью хлопает дверью и уезжает.
      Мы немного побыли в немых позах гоголевского «Ревизора», потом отошли и продолжили бильярдную баталию. («Бомба в одно место второй раз не падает!», — решили мы.)
      На следующий день, мы с Мишей снова играем в бильярд, орёт проигрыватель. Михаил во второй готовности, с надетым наполовину ВКК и завязанными на груди рукавами, натирает кончик кия о потолочную побелку. И когда пластинка начинает играть вчерашнюю песенку, на фоне которой нас вздрючил полкач, я говорю Мише:
      — А вот под эту мелодию мы с тобой вчера получили хааароших п*здюлюлей!
      Тут открывается дверь и… на пороге стоит командир полка подполковник Жекалов!
      Мы потеряли дар речи! Дежа вю!
      Как и вчера, отпороли нас по-полной! Под ту же музыку!
       «Порядок» в полку наводился Жекаловым и в будние дни, и в выходные. Это время в полку называли «жекаловщиной»! Лётчики забыли о футболе, сократились выезды на озёра. Взыскания, отстранения от полётов, вызовы на службу в выходные дни и т.д. – всё это стало обыденным явлением, сказывалось и на полётах, и на домашней обстановке личного состава.
      В этот период происходит катастрофа самолёта Миг-21пф, пилотируемого заместителем командира полка майором Константиновым. Ночью лётчик, в условиях ограниченной видимости, снизился на посадочном курсе и столкнулся с землёй. Будучи заместителем командира полка, майор Константинов вообще не уезжал с аэродрома (казарма, штаб, плановые таблицы). Гибель этого хорошего лётчика и порядочного офицера глубоко затронула души однополчан и их жён. Именно женсовет полка был инициатором высказать своё мнение по поводу порочной практики курса «наведения порядка» подполковником А. Жекаловым в приёмную Министра Обороны СССР. В гарнизоне долго работала комиссия МО. С офицерами проводили встречи без присутствия вышестоящих командиров и политорганов. С жёнами – тоже. Получив реальную картину службы и быта в полку, комиссия убыла в Москву, и через некоторое время в полк прибыл новый командир, подполковник Седов С.В. На должность заместителя командира полка из ЦГВ прибыл майор Юлдашев.
      В 1973-1974 годах полк участвует в различных учениях и проверках боевой готовности, на учениях ПВО Сухопутных войск.

1> Готовность номер один занял. Уч-Арал. 1973 год.
2> Командир авиазвена истребителей ст. лейтенант Борис Кузьмин и «мужик, которого не едят медведи», заместитель командира эскадрильи капитан Сергей Дроздов. Фото спецкорра окружной газеты «Ленинское Знамя».

      Однажды приехал в Уч-Урал корреспондент окружной газеты «Ленинское Знамя». Ему нужно было осветить жизнь и быт части. Для беседы были представлены Сергей Дроздов и я.
      Поговорили. Корреспондент сделал несколько снимков на аэродроме, и вечером пришёл в гости к Сергею. Выпили они там бутылочку местной водки, много болтали, а жена Сергея, Ирина, рассказала свежий анекдот. Там говорилось о тосте, где рекомендовалось пить за тех мужчин, которых не едят медведи.
      Спустя пару недель, получаем газету со статьёй и нашим интервью. Автор отзывается о Серёге как о мужике, которого… не едят медведи!
      Весь полк ржал, все знали, откуда эта фраза. Мы поняли, насколько надо быть осторожными с корреспондентами, которые не имеют чувства юмора.
      …Помню, как лётчики, старше нас, ждали, когда мы, молодые, вылетим самостоятельно, а затем приступим к несению дежурства по аэродрому.
      В своё первое дежурство я сразу отличился. Заступив, устроился на КДП с интересной книжкой, особо не вникая в обстановку.
       Вдруг получаю информацию от диспетчера о том, что к нам вылетел самолёт Ан-26 с Командующим на борту. Уточняю погоду на «метео», готовлю шпаргалку для выдачи данных экипажу. Тут на КДП прибывает командир дивизии полковник Ю. Новиков, однофамилец нашего Заместителя Командующего.
      Представляюсь. Комдив уточняет:
      — Полоса к приёму готова?
      Я пялюсь на полосу и, о, ужас! На ВПП как ни в чём ни бывало работает «мирнопашущая» снегоуборочная машина-ротор.
      Это видит и Новиков. Лицо его краснеет.
      — Немедленно пускай ракету! И чтобы он сейчас же убирался оттуда!
      Но ротор на ракеты не реагирует, и подозрительно застрял в начале полосы. Взбешенный комдив гонит меня на полосу, разрешив взять его «газик». Подъезжаю. Теряю дар речи! У ротора отвалился карданный вал, и он встал мертвяком. Объясняю, что сейчас будет заходить на посадку самолёт, но солдат весь в мазуте только пожимает плечами. Не помню, с какой рожей я вернулся на КДП, и доложил о случившемся, но Новиков был уже в бешенстве! Он схватил со стола РП пепельницу и запустил ею в угол! В моей жизни я не видел больше разгневанных до такой степени командиров!
      Транспортник с Командующим на борту был посажен на нашем аэродроме. Комдив дал ему команду на посадку с перелётом. Уходя с КДП, он бросил микрофон.
      Среди моих однокашников, прибывших в Уч-Арал, был и Володя Седых. Характер у него был неуравновешенный, взрывчатый, однако летал он превосходно. Замечания старших Володька воспринимал болезненно. Его недовольство всем и вся работало только против него.
      Приходит как-то на комсомольское собрание в эскадрилью секретарь парткома и задаёт вопрос Володьке: 
      — А когда вы, товарищ Седых, думаете вступать в партию?
      Володя и отвечает:
      — Я вступлю только тогда, когда Лёва Карасёв даст мне рекомендацию!
      — Да, но ведь Карасёв сам ещё только комсомолец!
      С лица Володьки не сходит хитрая улыбка:
      — А я готов ждать, когда он станет членом партии.
      В полку идёт контрольная проверка боевой готовности. На плацу проводится инспекторский опрос. Командующий генерал-лейтенант авиации А.А. Андреев подходит к нам, молодым лётчикам, задаёт вопросы². Представляемся, отвечаем, что вопросов и замечаний не имеем.
      Командующий останавливается напротив Володьки и задаёт вопрос:
      — Кто такой и почему такой худой?
      — Плохо кормят, товарищ Командующий!
      — А, может, плохо ешь? Вон, посмотри на моего заместителя по тылу!
      — Так он же сидит в Алма-Ате, а я в Уч-Арале!
      — Комбата ко мне! Комбат! Ставлю задачу, откормить лейтенанта! По две порции давать, но откормить!
      Так Володька попал на язык к Командующему, который частенько вспоминал его на различных встречах, подведениях итогов, разборах и на учениях.
      Уехал В. Седых из Уч-Арала лишь спустя семь лет после прибытия. Его слова о том, что тем, кто прослужит в Уч-Арале более семи лет нужно ставить памятник на въезде в гарнизон, можно полностью подтвердить, и этот памятник Володька там заслужил.
       В 1973 году у меня родилась дочь. Женился я сразу после училища, и жена продолжала учёбу в Ленинградском институте, практически до рождения дочери. В Уч-Арал они приехали к осени.

1> Лейтенант Б. Кузьмин в классе предполётных указаний. (Получилась очень красивая фотография – мнение админа).
2> Самолёт МиГ-21бис в полёте.

      В мае 1974 года наша вторая эскадрилья была направлена в Центр боевого применения и переучивания лётного состав в г. Липецк. Первого июня того года я вылетел на самолёте Миг-21бис на липецком аэродроме.
      Помню, как первую эскадрилью этих красавцев нам пригнали лётчики из Талды-Курганского полка, правда, один из них до нас не долетел. Лётчик Слава Понамарёв «разложил» его в Нижнем Тагиле. Славка не убрал закрылки после взлёта, и хотя в наборе высоты они были поджаты, при выходе на эшелон, из-за малой приборной скорости, они вышли, увеличив лобовое сопротивление и, следовательно, расход топлива. Лётчик долго не мог занять место в строю пары, а затем потерял ведущего. Потеряв его, потерял и ориентировку. Аэродром Нижний Тагил он увидел случайно и посадку произвёл визуально, с нерабочим посадочным курсом. Самолёт получил значительные повреждения, к восстановлению был непригоден. Позже я видел этот «бис» в Горьком. Его привезли на завод-изготовитель, который нёс ответственность за выпускаемые самолёты до первой посадки. Таким образом, этот самолёт в зачёт полку не пошёл.
      В июне 1974 года наш 27й иап участвовал в перегоне самолётов Миг-21пфм с Дальнего Востока на аэродром Жангиз-Тобе. Я был взят запасным лётчиком и негласно назван «начальником канистры». Шансов на участие в перегоне у меня было мало, и я даже не до конца подготовил полётную карту – перелёты на транспортном самолёте вместе с передовой командой были моим уделом. Однако по прибытию на аэродром Озёрная Падь один из основных лётчиков умудрился запить, и был немедленно отстранён от перелёта. Его место в строю было предоставлено мне буквально накануне вылета. Лететь предстояло ведомым у старшего штурмана полка из Чимкента. С ним я лично-то не был знаком, не то, чтобы иметь совместный полёт на групповую слётанность, который требовалось выполнять при смене ведущего!
      Взлетаем парой и сразу входим в облака. Держусь как можно ближе, боясь упустить его из виду. Форсажи не выключаем, от напряжения болит правое плечо, всё время, кажется, что мы идём с правым креном. Но вот облака резко уходят вниз, и мы оказываемся в плотном строю над залитым солнцем облачным океаном. Становимся на курс (строго на север, на Хабаровск). Но… я не слышу команд и радиообмена ведущего!
      Его запрашивает КП, он молчит и только качает крыльями. Тут я понимаю, что у ведущего отказала связь и мне придётся занять его место и вести пару на аэродром посадки. О возвращении не могло быть и речи, и так мы просидели почти месяц в приморских дождях, и еле уносили ноги от низкой облачности. Я судорожно хватаюсь за карту, наколенный планшет! А там из-за моей безалаберности почти пусто: ни рубежей передачи управления, ни командных пунктов, которые нас ведут по этапам, – нет ни-че-го! Твою мать! Теперь выкручивайся, раздолбай! Но голь на выдумку хитра! Вслушиваюсь в радиообмен впереди летящей пары и за ними записываю позывные пунктов управления карандашиком в наколенный планшет, чтобы самому вступать с ними в связь…
      Сажусь на аэродроме Переясловка, мой ведущий без связи выполнил заход сразу за мной на визуальном контакте. Кажись, пронесло! Выкрутился!
      После посадки первым делом взялся за свою карту и все документы по перелёту. Больше я такой подготовки «абы как» и «вдруг пронесёт» не допускал за всю службу. И этого требовал от своих подчинённых.
      В начале августа 1974 года я был отправлен в командировку в г. Горький вместе с моим новым командиром эскадрильи майором В. Вайтером, прибывшим к нам вместо ушедшего на повышение майора С. Петрушевец из разведывательного полка в Чимкенте с должности замполита эскадрильи. Мы перегоняли на доработку только что выпущенные с завода пару самолётов Миг-21бис. Это из тех, что нам пригнали лётчики из Талды-Кургана.
      Первая посадка г. Омск. Аэродром ПВО, самолёты Ту-128. На стоянке оживление. Встречают как родных. Только открыл фонарь, тут же вопрос:
      — Сколько спирта в баке, командир?
      Там знали, с каким самолётами имели дело. Поэтому наш дальнейший перелёт был искусственно задержан диспетчерами. Самолёты сдаём под охрану. Понимая, что спирт в любом случае сольют, не остановятся даже на взломе лючков, переливаем его из бачков в канистру (взятую за тот же спирт), опечатали и сдаём диспетчеру под роспись. Прямо под крылом технари вырезают из зелёных огурцов стаканчики «а-ля художественный фильм “Дни лётные”», лихо разливают заработанное на канистре горячительное, выпивают из них и тут же «стаканчиками» закусывают.
      Остановились в гостинице, и, чтобы не потерять документы, я выложил продаттестаты и талоны на питание под матрас.
      Вечер провели в сибирском городе Омске. Иртыш, набережные, троллейбусы, всё было приятно видеть после Уч-Арала. Утром уже при подходе к КДП для получения «добра» на дальнейший перелёт чувствуем устойчивый запах спиртного, видим следы чьего-то плохого самочувствия на земле и, наконец, калачиком свёрнутых диспетчеров на топчане. К счастью, вновь заступивший, не успел присоединиться к ним, по причине того, что «горючее» в наших опечатанных канистрах кончилось. За ночь прапора и солдаты опустошили все 20 литров, оставив пустой канистру.
      Злые мы покидали Омск. В Свердловске Вайтер пошёл пробивать вылет до Горького, а мне велел организовать обед в лётной столовой.
      Когда я сунул руку в карман куртки, понял, что обед наш и всё пропитание в виде продаттестатов и талонов, остались в сибирском, помнится из истории, «колчаковском» городе Омске, под постельными принадлежностями!
      Из Свердловска нам удалось сразу уйти в Горький. Там, пополнив фляги, двинули в аэропорт. Было принято решение: Василий едет на родину повидать стариков-родителей, а я, как прохлопавший документы, двигаю в Омск с надеждой всё же застать их там под матрасом.
      Билетов в Омск не было и нам пришлось поить нашим спиртом каких-то работников аэрофлота, которые за это посадили нас в самолёты. Василий полетел домой, я – за продаттестатами. В Омске в гостинице меня уже ждали девчонки-администраторши, которые тут же потребовали шоколад или что-нибудь более существенное в обмен на мои документы. Отделался шоколадом, кстати, приобретённым заранее в аэропорту. Из Омска я счастливо двинул рейсом ГВФ в Семипалатинск, а оттуда – на автобусе в Уч-Арал.
      Весёлой была и наша поездка в Горький за этой парой самолётов, спустя месяц.
      Добирались на Ан-12 из Алма-Аты в Чкаловский. В гермокабине «Антона» оказалась компания из нас, экипажа, летящего за транспортным самолётом в Иваново, зубного врача из военного госпиталя и семейной пары – молодые люди, детки Члена Военного Совета 73 ВА. Эта парочка была уже в «помятом» состоянии, видимо там проводы удались. Жена не разговаривала с мужем, а тот косился на наши многообещающие действия. У нас с Василием была на этот случай раздутая фляга с «чистоганом». К отлёту из Алма-Аты местное руководство прогнулось перед провожающим генералом и привезло деткам три ящика прекрасных яблок. Сразу после взлёта мы сделали многозначительный намёк владельцу, и он дал команду: «Яблок не жалеть!». До первой посадки в Перми, наша фляга и часть их ящиков были опустошены.
      Случилось так, что моему комэске очень захотелось по малой нужде, но выйти к «дежурному» ведру в хвостовой части самолёта было нельзя. Полёт проходил на большой высоте, кабина была загерметизирована. Вася принял решение использовать свободную фляжку и, скрывшись в проходе от дремлющей пассажирки, облегчил нужду. Фляжку поставил в уголок, сделав вид, что это не наше!
      Сразу после посадки в Перми, на стоянке прилетающих самолётов к нам в самолёт протиснулся местный технарь и внёс предложение:
      — Подносите всё, что есть съестное к моему самолёту напротив, взамен на «массандру»!
      Край был голодный, и поэтому такое предложение оправдывало местных сторожил.
      Напротив нашего самолёта стоял красавец МиГ-25 с заправленными 250 литрами пятидесятипроцентного спирта, в народе именуемого «массандра». Экипаж нашего Ан-12 оказался на высоте. У лётчиков были с собой сухие пайки и прочая еда на выезд. Однако, когда они поняли, что спирта будет много и что главное – нужна тара, тогда на их лицах появилась ярко выраженная растерянность. Помню, как борттехник срывал с подвески бортовую кофеварку для залития спирта. Когда из-под правого крыла Миг-25 го рванула тугая струя «массандры», народ очумел. Хватали всё, во что можно налить.
      Вот бежит штурман с двумя стаканами. Вот и нашу флягу нашёл бортстрелок. На бегу почувствовал, что в ней что-то булькает, отвинтил, понюхал, сморщился, вылил, но и это служивого не остановило: помчался вслед за сотоварищами, как миленький! Единственная женщина на борту, как только поняла, в чём дело и отчего вся суета, стояла и смеялась от души. Нам с Василием этого добра уже было не нужно.
      После взлёта все, кто мог, принялись за употребление. Вновь в ход пошли яблоки. И уже в Чкаловском зятя генерала грузили в «Волгу» под белые ручки. Зубной врач ещё в самолёте растерял листы своей диссертации, о которой успел всем запудрить мозги. На аэродроме, на дальней стоянке, куда отправил наш борт руководитель полётов, мы с Вайтером погрузили его в какой-то грузовик и вместе с ним «долетели» до проходной, выгрузили возле КПП и подсказали, где найти телефон для связи с «Большой землёй».
      Тот 1974 год был для меня особенным по части командировок. Летом я участвовал в приёмке и перегоне двух самолётов Миг-21ум с авиационного завода в Тбилиси. В перелёте со мной были Сергей Дроздов и я – в первом самолёте, Валера Кургузов – ведомый, на втором. С Алма-Аты добирались гражданским самолётом в Ташкент, там взяли билеты до Тбилиси на следующий день.
      В Ташкенте рванули осматривать «новый» и «старый» город. Таксист добросовестно показал все достопримечательности и отвёз нас в центр. Закончить день решили в ресторане, вкусив сухонького вина и фруктов. Однако, как оказалось, сухонькое, это не для нас. В ресторане подавали только водку и кумыс, и это при 40 градусах в тени! Пришлось воспользоваться первым, несмотря на жару.
      Отправляясь в командировку, для решения непредвиденных задач мы взяли с собой по хорошей фляжке спирта.
      Утром следующего дня, похмелившись, съехали с гостиницы и были сразу задержаны на посту контроля при посадке на самолёт. Дамочка, в форме стюардессы, обнаружив «соленоидом», что в наших куртках крупные металлические предметы, а потом и определив, что это пистолеты, истерически закричала в селектор, вызывая дежурную смену милиции. Прибывший наряд проверил наши документы. К ношению оружия претензий не высказал, однако наши фляги с их содержимым должны были быть немедленно переданы стражам порядка, которые уже от нетерпения облизывали губы.
      Дроздов задал им простой вопрос:
      — А можно провозить просто фляги?
      — Да, но они у вас полные!
      — Что ж! Прощай, любимое горючее! — сказал Серёга, на глазах у изумлённых ментов, поочерёдно, без спешки, отвинчивает крышки во флягах и выливает спирт в рядом стоящую урну.
      Этого не ожидал никто! Проходившие мимо пассажиры, были не менее удивлены. Положив пустые фляги в штурманские портфели, и выругавшись про себя, мы двинули к самолёту.
      В Тбилиси мы прилетели с твёрдым желанием заглушить нашу утреннюю потерю, попробовав сухого грузинского винца. Но сначала надо было ознакомиться с городом. Поехали на фуникулёре в парк культуры и отдыха им. И.В. Сталина. Особенностью выхода в парк была необходимость пройти чуть ли не между стульев ресторана, что сразу сбивало с толку посетителей парка. Пришлось тут же засесть за нарядный стол с лучшим грузинским вином Цинандали. После двух бутылочек прощаемся с поваром, который стоит на выходе и зорким глазом оценивает слабовольных посетителей. Повар, конечно «сильно расстроился» тем, что мы не попробовали его фирменный соус с зеленью. Пришлось тут же извиниться и продолжить знакомство с парком уже в компании шеф-повара ресторана. Заказав ещё пару бутылочек Цинандали и пригласив за стол «шефа», мы потеряли счёт выпитому, потому что угощал уже он.
      Всё-таки за ту командировку с городом мы познакомились. Побывали на центральном рынке, постояли на набережной Куры, помылись в знаменитых Тбилисских банях.
      Деньги уплыли быстро, техники продолжали принимать самолёты по документам и мы решили навестить своих однокашников в ближайшем гарнизоне Вазиани с целью занять денег на наши дальнейшие командировочные нужды. Сослуживцы найдены, деньги заняты и тут же спущены у какого-то «дорогого дядюшки Ашота», владельца Вазианского винного магазинчика³. Мы не горевали, так как всё-таки навестили своих друзей и хорошо провели время.
      Ещё до отправки в Тбилиси, планировали привезти домой разливного грузинского вина, но из сказанного выше видно, что кроме как на пробу, денег уже не было. За этой пробой мы и отправились на другой конец города в конце нашего пребывания в столице солнечной Грузии.
      Нужно сказать, что Серёжа и Валера уже бывали в Тбилиси и ещё в Уч-Арале хвастались, что купили за большие деньги грузинский тост. Это было оправданием денежных растрат перед Серёгиной женой Ириной. Тост по-грузински звучал так: «Пхеват! Карабейка тубэ!» Не знаю, как Серёгина жена, но я подумал: «Чёрт! Какой красивый тост! И наверняка означает что-то очень важное и умное! Ведь таких денег стоит!»
      Ехать на рынок пришлось на метро, и каково же было моё удивление, когда перед отправкой поезда я услышал голос машиниста:
      — Пхеват! Карабейка тубэ!
      Оказалось, это можно было перевести: «Осторожно! Двери закрываются!»
      Я ржал над этим «тостом, купленным за большие деньги» до самой нашей станции! Как легко дурить наших баб! А я? Я ведь тоже поверил этим прохиндеям!
      При подходе к рынку стали попадаться подвыпившие алкаши славянской национальности. Сделали три круга – никто ничего не знает. Почти отчаялись. Но вот видим маленькое окошко сарайчика с любопытным одноглазым грузином. Видимо мы уже заинтересовали его, поэтому он сразу сказал, что вино продаётся здесь, но, выяснив, что мы не собираемся покупать, как минимум бочку, охладел к нам.
      Однако не тот простак был Серёга Дроздов, он тут же заявил деду, что мы проездом из Украины и что по слухам в Грузии вино не уступает украинскому. Ну, а раз нам не суждено даже попробовать, то придётся остаться при своём мнении – украинское, видимо, лучше! Грузин немедленно открыл своё питейное заведение (типа сарай) и велел нам располагаться на винных бочках. Тут же были нарезаны красные помидоры, огурцы и подана охапка ароматной зелени. Этот запах я и сейчас чувствую, вспоминая те далёкие минуты. На импровизированном столе появились пол-литровые банки, в которые было бережно налито жёлтое Кахетинское вино. Смачно отпив и не сильно похвалив, мы продолжили дегустацию нового разлива. В будку виноторговца потянулся народ. Это были друзья нашего виночерпия – пожилые грузины в маленьких шапочках с красными добрыми лицами.
      И вот уже песня, которую и мы стараемся поддержать, причём, на грузинском.
      Расстались с продавцом как старые и добрые друзья, обещая дать достойную рекламу его вина на Украине.
      В той командировке Серёга научил меня очень хорошему джентльменскому способу расхода денег, которым я впоследствии часто пользовался. Как известно, в командировках приходится делать различные расходы, находясь в группе, а расчёты выполняются эпизодически, то одним, то другим человеком. Иногда теряется контроль над личными расходами, особенно после посещения ресторанов, где ушлые официанты умудрялись получить двойной расчёт с подвыпивших ответственных офицеров. Серёга предложил сразу создать общий «котёл», внеся равные взносы в один кошелёк, и все расходы от сигарет и проезда на такси до расчётов в кабаке или в туалете, выполнять из него. В случае его опустошения, своевременно пополнять, или уменьшать азарт использования наличности. Всё очень просто и без заморочек!
      В 1974 году прибыла первая замена лётному составу – эскадрилья из Чехословакии и звено из ГСВГ. Это были лётчики 1го класса, что сразу повысило уровень лётной подготовки полка. В это же время лётный состав первой аэ приступил к освоению программы маневренных воздушных боёв.
      Я хорошо помню день 22 августа 1974 года. Наша эскадрилья, вместе с третьей, закончила полёты в первую смену. Приехали лётчики первой эскадрильи, у них день с переходом на ночь. В первой летают два наших однокашника Володя Седых и Лёва Карасёв. Их взяли туда как отлично освоивших основные виды подготовки, надёжно стоящих в боевых порядках пар. В первую аэ для её укомплектования перед подготовкой к воздушным боям нужны были два лётчика и выбрали Володю и Лёву. К этому моменту там уже были лётчики, прибывшие по замене и имевшие первый класс, в то время как из нас никто ещё не имел и второго.
      В «высотке» встречаю Лёву и его командира звена, моего полного тёзку Бориса Константиновича Юрьева. Они жестикулируют и подначивают друг друга. Сегодня у них спланирован вылет на одиночный свободный воздушный бой. Подготовка к нему включала планирование завязки боя в различных условиях обнаружения противника. Кто первый увидел, тот и атакует. Наведение не осуществляется, только контроль. Самостоятельный поиск при нахождении каждого на своей высоте. Лёва заявляет, что у него есть в запасе пара хороших приёмчиков и на атаку, и на выход из неё. Я пожелал Лёвке победы, и мы уехали на отдых.
      Ближе к вечеру, находясь дома, почувствовал, что полёты прекратились. (Самолёты, заходя на посадку, пролетали почти над моим домом). Моё подозрение усилилось и вот уже по каким-то каналам стало известно, что на аэродроме ЧП. Позже городок уже знал, что произошла катастрофа. Пара Юрьев – Карасёв, взлёт выполнила по одному, следовала в зону поиска на разных высотах. Капитан Юрьев первым увидел ведомого и атаковал его сверху. Старший лейтенант Карасёв, выполняя форсированный вираж, резко отдал ручку управления от себя и, выполнив полубочку внутрь разворота, перевёл самолёт в разворот в другую сторону. Атакующий Юрьев ручку управления не отдал и ввёл самолёт в полубочку с глубоким зарыванием, с последующим столкновением с землёй…
      Всё произошло в считанные секунды, хотя высота виража была 1000 метров.
      Борис был лётчиком 1 класса, на год старше нас и за год до этого прибывший по замене из ЦГВ…
      В октябре, ноябре и декабре 1974 года я участвовал в приёмке и перегоне остальных 36 самолётов Миг-21бис с авиационного завода в Горьком. На «бисах» до этого времени летала только наша, переучившаяся эскадрилья, остальной лётный состав добивал ресурс «пээфэмов», предназначенных для замены МиГ-17х в Талды-Курганском полку истребителей-бомбардировщиков. Была создана команда из 12 лётчиков, куда вошли пилоты, прибывшие по замене из ГСВГ и часть нашей аэ. Старшим был назначен старший штурман 10 сад полковник Шаврыгин М.П., бывший командир нашего 27го гв. иап.
      Погода в этот период не баловала, снежные заносы, низкая облачность, да и подготовка аэродромов в зимний период требовала затрат по времени. Нам предстояло выполнить три ходки по маршруту: Горький – Свердловск – Омск – Уч-Арал, они растянулись с октября по декабрь месяц. С завода уходим на Свердловск, аэропорт Кольцово, наиболее приемлемый по подготовке аэродром по жилью и пропитанию.
      Отмечая своё знакомство с г. Свердловском, посетили ресторан при гостинице «Большой Урал». За столом все лётчики. Заказано горячее, два графина сока и пол-литра водки. С собой, конечно, было… Быстро выпиваем графин с соком, и заполняем «своим». Вася Стерхов кладёт флягу под себя, не убедившись в том, что она плотно закручена и через минуту в поисках туалета, вылетает из-за стола с ожогом определённых мест. Официант уже несколько раз подходит к нашему столу с удивлением, видя наши раскрасневшиеся рожи и не оприходованную бутылку водки, отходит. Наконец, в очередной подход он просто проверяет печать на своей бутылке – мы еле сдерживаем смех.
      На аэродроме, чтобы скоротать время, играли в «городки» на территории военной комендатуры. Помню, что проигравшая пара возила на горбу выигравших, и здесь не было старших и младших по званию. Игра проходила с таким увлечением и задором, что время до вечера пролетало быстро. Вечером – карты в гостинице.
      С утра – доктор, завтрак, метео и… опять «городки». В это время где-то мели метели, в Омске чистили полосу или просто приходил какой-нибудь запрет на наш пролёт. Такие командировки позволяли ещё больше сдружиться лётчикам, лучше узнать друг друга, что было немаловажно в нашей службе в Уч-Арале. Мы решали одну задачу и всегда помогали друг другу в сложной обстановке, будь то в воздухе, в ресторане или в карточной игре.
      Осенью 1975 года я был переведён по замене в Группу Советских Войск в Германии (ГСВГ). Произошло это неожиданно для меня. Вначале я получил письмо от моего заменщика в Альтес-Лагере Володи Веропотвельяна, чем меня предупредили о том, что я планируюсь на замену. В полку интригу с заменой сохраняли до последнего дня. Считалось, что отказов не будет. Кроме меня, под замену в 1975 году из наших однокашников попали Володя Сазонов и Саша Пигалицын.
      Собрали пожитки – в основном это лётное обмундирование – съездили за контейнерами в Аягуз, загрузились и сдали на станцию. До сих пор у меня хранится билет на автобус из Уч-Арала в Алма-Ату…

2. ГЕРМАНИЯ

      Разница в условиях службы, жизни и быта в СССР и ГДР – колоссальная! Первые дни пребывания там проходили как во сне.
      Новые командиры, учебная база, аэродром, лётная столовая, коттедж, куда поселили…
      В полк я прибыл старшим лейтенантом, командиром звена, лётчиком 3 класса, а со мной из Кировограда приехал командир звена майор А. Чермашенцев – «Военный лётчик- снайпер». Народ ходил смотреть на меня, как на ископаемое животное.
      Определили в третью эскадрилью. К полётам приступил без задержки, быстро был введён в строй по достигнутому уровню подготовки – днём в сложных метеоусловиях (500х5). Самолёты в полку были точно такие же – Миг-21бис, да более активнее, даже заметно больше, использовались учебно-тренировочные УТИ МиГ-15. Кстати, первый допуск в полку я получил именно на этом самолёте – к инструкторским полётам.
      И вот нас двоих, с майором А. Чермашенцевым, решили отправить для несения боевого дежурства на новогодние праздники в соседний гарнизон – Цербст. Цербстский полк в это время приступил к переучиванию на самолёты Миг-23м.
      Взлетаем по одному на пятиминутном интервале. Погоду дали «мою». Слышу, как заходит «снайпер» на посадку, его уверенно держит на «соске» группа руководства полётами, чуть не угоняют на второй круг, но слышу вздох облегчения:
      — Полосу вижу!
      Слава богу, мне уже приходилось попадать в контрольных полётах при вводе в строй в такие условия. Жёсткий минимум погоды. После посадки майор Чермашенцев пожал мою руку.
      Это был только первый экзамен в заходах на посадку в сложных метеоусловиях в ГСВГ. За пять лет службы ещё приходилось попотеть, правда, к тому времени и мой уровень подготовки вырос. Будучи командиром звена молодёжной эскадрильи, мне доводилось много и часто летать. Не гнушался и очень любил старенький УТИ МиГ-15. На нём я имел самый низкий минимум погоды и практически не пропускал ни одной лётной смены. Самолётик был требователен на посадке и многие этого не любили. В 1977 году мой налёт за год был на втором месте в полку после заместителя командира полка.
      Все знают, что жизнь в авиации полна неожиданностей и добрых, и трагичных. Очень многое, бывает, зависит не от тебя, а от окружающих тебя людей, порой друзей, тайно переживающих за твои успехи и не поддержавших тебя в нужную минуту, от людей, малознающих тебя, но воспринимающих в штыки само твоё появление, от его величества «особого случая», и многого, многого другого.
      В 1976 году после проверки полка на авиабазе Мары, где я сбил мишень Ла-17, выпустив единственную управляемую ракету Р-60м, командир и замполит полка поздравили меня и сообщили, что мои успехи будут отмечены повышением по службе. Однако вслед за этим событием со мной произошли два заметных происшествия, одно из которых надолго отодвинуло моё продвижение.
      Выполняя плановые полёты днём в СМУ, после одного из них при осмотре самолёта было обнаружено огневое поражение накладного бака, находящегося за фонарём кабины. Бак был пробит пулей на уровне головы в 20 сантиметрах от неё. Очень быстро был выявлен виновник – солдат, дежурный по стоянке самолётов, от безделья баловавшийся с оружием. Все были в шоке.
      Депешу с описанием происшествия разослали по войскам и тут, сразу за этим событием, я попадаю в новую неприятность. 16 сентября, при выполнении инструкторского полёта на самолёте Миг-21ус с лётчиком лейтенантом С. Соломатиным в наборе высоты на 1200 метров возник пожар. Отказало управление, пошёл дым в кабину, я принял решение на катапультирование.
      Самолёт упал на кромку леса, не причинив никому никаких неприятностей. Я приземлился на поле, а Сергей Соломатин – на лес.
      Помню, когда сумел разобраться в воздухе с тем, что произошло после выстрела катапульты, парашют раскрылся, и я уже повис на стропах, услышал звуки сирены на земле. Про себя отметил, что до аэродрома далековато, но откуда же сирена? Оказывается, в Германии службы оповещения отлажены, продолжают работать чётко и после войны. Внизу находился небольшой посёлок Strach, что недалеко от большого промышленного города Виттенберг-Лютерштадт. Нас уже поджидала и размахивала руками приличная толпа местного населения. Я приземлился на самую кромку леса. Удар был очень сильным, и я не сразу рискнул пошевелить частями тела. Первыми подбежали две симпатичные сестрички в белых халатах и почему-то на чистом русском языке, со строгостью в голосе спросили:
      — Что тут у вас произошло?
      Я рассмеялся, узнав, что они врачи-стоматологи, из Союза, практикующиеся в местной клинике. А Серёгу отнесло на лес, и он висел на деревьях на спутанном куполе.
      Оценив его положение, вернулся к своему парашюту и принялся отрезать от него стропы для того, чтобы поймать в него товарища по несчастью при прыжке с дерева. Мне вызвались помогать и местные жители. Как Сергей потом признавался, самое страшное было спрыгнуть с деревьев на растянутый немцами мой парашют.

1> Это всё, что осталось от нашей спарки. 16.09.1976 г. 2> Наши спасатели из Виттенберга. Снимок сделал Сергей.

      Подъехал какой-то «чив» с большими пагонами. Представился и объяснил, что он может оказать любую помощь, однако на горизонте уже показался вертолёт ПСС, поднятый с нашего аэродрома. Интересно, что после того катапультирования и пребывания в санчасти, нас с Серёгой отправили в профилакторий лётного состава под Берлин, где мы с ним предались беззаботному отдыху. Во время нашего «променада» по городу Фюрстенвальде (Шпрее), нас встретили какие-то немецкие товарищи и стали с жаром что-то объяснять и жать нам руки. Разобравшись с немецким, мы поняли, что именно они выручали меня и Серёгу в месте нашего катапультирования под Виттенберге.
      Они же помогали отрезать стропы моего парашюта для того, чтобы можно было растянуть его как тент и поймать прыгнувшего с деревьев лётчика. Встречу с «бюргерами» закончили в уличном гастштете с соточкой и под пивко. До сих пор храню наши совместные фотографии в том немецком городе.
      На аэродроме, куда нас доставил вертолёт ПСС, встречали командир полка, командир дивизии, командир Корпуса и сам Командующий. Нас по очереди заслушивали, а к моим словам о том, что за самолётом я не видел следа дыма, Командующий А. Бабаев, отнесся скептически:
      — Ты увидел на табло сигнал «Пожар»! И чтобы убедиться в этом, создал большой крен! Что привело в срыву самолёта в штопор! Срабатывание сигнала на табло, возможно, было ложным! Если это подтвердится, мы тебя накажем!
      К сожалению, в «Инструкции лётчикам самолёта Миг-21ус» какой-то «писатель» сделал запись, содрав её с инструкции другого самолёта, о том, что для того, чтобы убедиться в возникновении пожара, лётчику необходимо проверить наличие следа дыма за самолётом.
      Если бы этот человек сидел в инструкторской кабине этого самолёта, за которой, как за шкафом начальника штаба полка ничего не видно, он бы этих предложений не делал. Единственной возможностью увидеть пресловутый дым, выполнить вираж вокруг хвоста с перегрузкой девять единиц, что могло быть квалифицировано как воздушное хулиганство. Поэтому, зная эту рекомендацию в «Инструкции» я доложил Командующему, что следа за самолётом не видел.
      Слова Командующего были произнесены при всех моих прямых командирах, и спасти мою репутацию могло лишь кропотливое расследование. Командир дивизии полковник Н. Гусев не желал быстрого решения проблемы и обвинения своих лётчиков. Им были приняты меры по детальному прочёсыванию местности, над которой произошла авария. Трижды были выполнены проходы солдат в районе падения самолёта, и поиск улик оправдался. Н. Гусев сам приехал к нам в санчасть и объявил о том, что машина разваливалась ещё до нашего катапультирования. После регламентных работ в ТЭЧ полка не был законтрен какой-то болт, и произошло его отворачивание с последующим прогаром элементов конструкции самолёта из-за прорыва горячих газов, предназначенных для сдува пограничного слоя с крыла, системы СПС. Вина с меня была снята, но поезд ушёл… Никто не пожелал писать на меня представление, помня о том, как Командующий делал предварительный разбор аварии.

1> Командир авиационного звена ст. лейтенант Борис Кузьмин. Гарнизон Альтес-Лагерь. 1975 год.
2> Летаем на УТИ! Слева от меня молодой лётчик, лейтенант В. Артемьев, да и я, ещё старший лейтенант. ГСВГ. Альтес-Лагерь. 1976 год.

      Ждать повышения по службе пришлось ещё более двух лет. За эти годы, конечно, я мог быть представлен к вышестоящей должности, тем боле, что в друзьях у меня был командир аэ, с семьёй которого мы встречали новогодние праздники, ездили на шашлыки, ходили в гаштеты. Однако он, при всяком возможном случае рекомендовал не меня, а более молодых лётчиков. Только спустя годы я понял, что Лёша, так его звали, ревностно относился к моей карьере. Он не мог спокойно перенести то, что я раньше его, являясь моложе, был командиром звена. Лёша, прибыв в ГСВГ, быстро восполнил пробелы биографии и скоро стал командиром аэ, а потом и заместителем командира полка.
      Считаю, что своим партийным билетом я не делал себе карьеры, но именно партийные органы дважды помогли мне в моей военной биографии.
      Так получилось и тогда, в Германии. Я был секретарём партийной организации аэ и не один год. Так вот, именно секретарь партийного бюро полка майор В. Ерохин, видя положение дел, поднял вопрос перед командованием части о моей аттестации. Так я стал, абсолютно без помощи своего друга заместителем командира аэ. В то же время меня представили и наградили медалью «За Боевые заслуги». Впереди вырисовывалась перспектива поступления в академию, чем я незамедлительно воспользовался, правда, поступить на очное отделение не удалось из-за обнаруженной медиками кисты гайморовой пазухи. От операции по её удалению, я отказался по рекомендации врача рентгенолога. Слава богу, для меня нашлось место в списке абитуриентов-заочников. Понимая, что это единственный шанс наверстать упущенное, хорошо подготовился к экзаменам (одна четверка, остальные пятёрки) и был принят в ВВА им. Ю. Гагарина.
      Первый выезд на установочный сбор в академии. На построении обнаруживается, что в нашем истребительном отделении 13 человек и капитанов всего два. Это я и Саня Гульцев из Центра подготовки космонавтов. Размещённые в гостинице, собирались по вечерам на офицерский ужин, где основной пищей была Отдельная или Варёная колбаса с булкой. За водкой, конечно, бегали капитаны, а путь был не близким – за ворота городка.
      Незаметно пролетели три недели сбора, и я вернулся в Альтес-Лагерь. На первом курсе пришлось хорошенько потрудиться над контрольными работами. Лишнего времени было мало, приходилось порядком работать в эскадрилье.
      Плановые таблицы – основа основ в звене эскадрилья-полк. В полку их готовили сразу на весь лётный состав, и поэтому частенько приходилось «биться» над их составлением. Как правило, их разбрасывали по эскадрильям. Первая делает ПМУ (у них там групповые полёты), вторая – «минимум», третья – СМУ. Мне поручалась своя и я, составив, отбивался от командиров или заместителей первой и второй, объясняя, почему «забрал» себе больше «спарок»… Очень часто для планирования полётов были задействованы выходные дни. Всё же находил время для контрольных работ, и вытянул все, до очередного сбора в академии.
      Особое отношение в ГСВГ было и к несению боевого дежурства. Именно там проходил передний край обороны Лагеря Социалистического содружества. Подъём дежурных сил в воздух там был повседневной нормой. Лётчики умудрялись подтвердить класс, выполняя вылеты из дежурного звена. Имеются в виду полёты при установленном минимуме погоды днём и ночью. Всякий раз, выполняя взлёт, не знаешь реальная или учебная цель ждёт тебя в воздухе. Однако и здесь всегда находилось время для шуток и юмора.
      Заступая на дневное дежурство и прибывая в домик дежурного звена, мы заставали там ночную смену, мирно похрапывающую в своей комнате. Перед заступлением требовалось проверить систему сигналов готовности. Один лётчик звонит на командный пункт, с просьбой дать сигнал «Воздух», а второй плечом подпирает дверь «ночников». При завывании «сирены» лётчики ночной смены пулей вскакивают с постелей, одеваются, и один из них, Володька Кайдалов, в защитном шлеме рвётся в подпёртую дверь к самолёту. Понимая, что через неё не выскочить, он распахивает окно и под дружный хохот пулей вылетает через него. (Вот что значит внутренняя установка лётчика – любой ценой выполнить боевую задачу!) Его, ещё сонного, еле отлавливают и… выслушивают тираду «благодарностей» за такую побудку.
      Интересный авиационный обряд проходили в дежурном звене наши официантки из лётной столовой. Этот обряд был практически во всех частях, где лётчики несли боевое дежурство. Девчонки возили нам завтраки, обеды и ужины, но новенькие без «спец. допуска» на обслуживание дежурных сил не уезжали. Им предлагалось надеть высотно-компенсирующий костюм, пройтись в нём до самолёта, сесть в кабину лётчика и даже ощутить приятный массаж обтягивания кислородом при подключении костюма к системе избыточного давления. Всё это происходило в весёлой обстановке. Официанткам просто не оставляли выбора, но после примерки ВКК и получения «допуска» они чувствовали себя уверенней, а к лётчикам относились уважительнее. И на следующий привоз пищи пытались спровадить кого-нибудь из своих не просвещённых подруг, а мы готовились к очередным «испытаниям». Однако со временем все уже имели «справки о допуске к обслуживанию экипажей дежурного звена» и нам оставалось требовать их предъявление для восстановления «утраченных навыков» в случаях скуки и повышенной сонливости при несении дежурства. В справках указывалось, что она не может быть предъявлена мужу и командиру полка. Оформлялись они, по требованию официанток, на цветных открытках, красивым почерком и береглись в нагрудных карманах обладательниц.
      Будучи заместителем командира эскадрильи, в 1989 году я был отправлен в Липецк вместе с лётчиками для переучивания на самолёт МиГ-23мл. Учиться было трудно, но мы старались. В те годы военная форма украшала человека, а если это ещё и авиационная форма…
      Помню, как классно мы вписались в систему ресторанного обслуживания г. Липецка. Командир звена Алексей Вакареско торжественно преподнёс официантке ресторана «Чайка» целый блок жвачки. Девушка была в шоке. (По тем временам это было супер!) Лёша сразу представился и просил лишь одного, чтобы для нашей группы всегда были места в этом богоугодном заведении. Мы даже не догадывались об этой хитрости Алексея, но поняли, что выстрел был в яблочко. На период нашего обучения проблем с местами в «Чайке» не было. Туда мы наведывались по выходным дням большой компанией. Деньги были, так как мы прибыли из ГСВГ, и задору хватало.
      Прямо в ресторане разыгрывали друг друга. Например, командир звена Юра Шипилов подходил к оркестру и заказывал исполнить популярную тогда ресторанную песню Вахтанга Кикабидзе «По аэродрому», «для участника Олимпийских игр в Лейк-Плессиде» Алексея Вакареско. Ничего не подозревающий Лёха вертел головой, шевелил усами, а мы приподнимались из-за стола и хлопали в ладоши в его честь. Звучали здравицы и снова песни «для Героев Советского Союза» или просто за счастливого отца трёх детей – кого-либо из нашей команды, кто уже «примерялся» к какой-нибудь липчанке. Запомнилось, как командир полка из Талды-Кургана, возглавлявший свою группу на переучивании, рассмотрел на Лёше шикарные немецкие туфли на высоком каблуке и болезненно отреагировал вопросом:
      — У вас там, в ГСВГ, это входит в военную форму одежды?
      Лёша водил усами и старался держаться подальше от «любопытного командира». Представляю лицо этого полкача, когда Лёха через 3-4 месяца, прибыл в его полк в Талды-Курган, для дальнейшего прохождения службы!
      Помню, когда к окончанию переучивания наступил момент «финансового кризиса», пришлось задуматься. Было принято решение откомандировать одного местного лётчика на родину, в село Липецкой области, для добычи питьевого продукта, в народе именуемого самогоном. С поставленной задачей лейтенант С. Ачкасов справился на «отлично»! Привёз и сало, чем неописуемо воодушевил заскучавших по Батькивщине ребят с Украины.
      В той командировке хохмили до последнего дня пребывания, к которому закончились все денежки. Нас выручила лётная столовая, выдав «должок» в виде шоколада, который тут же был реализован находчивыми лейтенантами в советские рубли, а те в свою очередь, в «Пшеничную водку», которую тут же залили в давно опустошенную канистру. Это помогло перенести нам тяготы перелёта и прохождения таможни при возвращении домой, в ГСВГ.
      К приходу таможенников на борт мы уже приняли добрую половину канистры, и одного из наших товарищей свалил всесильный Бахус. Он спал на полу в грузовом отсеке самолёта Ан-12, укутавшись шинелькой. Кто-то увидел лежащую спортивную гирю и предложил положить её в чемодан спящего. Прибывшая на борт таможенная служба потребовала предъявить для досмотра личные вещи, и, найдя в чемодане нашего товарища гирю, долго не могла получить разумных объяснений её принадлежности от «не вяжущего лыка» и мычащего хозяина. Подвыпивший народ, предлагал таможенникам свои услуги в распиле «контробандной» гири…
      Вернувшись с переучивания, скоро приступили к полётам. Осенью я поехал на второй сбор в академию, где и узнал, что на моё место в полк прибыл заменщик из Кировограда. Было и радостно и беспокойно; что могло ждать в новом гарнизоне, какие новые проблемы придётся решать. Той осенью в первый класс пошла моя дочка. Нужно было думать и о том, где она продолжит обучение.
      Рассчитавшись в полку, перевёз семью в Ленинград, благо было куда. Жена бронировала две комнаты в трёхкомнатной квартире. Провожали на Украину и родители, и она. На дорогу предлагалось взять изрядный «термосок» (запас съестного), ведь предстояла поездочка с пересадкой в Харькове, городе моей лётной юности.
      Конечно, после Германии пользоваться домашним провиантом я посчитал нескромным и заявил всем, что вагон-ресторан прекрасно скрасит мой голод и одиночество в пути.
      Отправка поезда задержалась на целый час, и я с нетерпением кинулся на поиск богоугодного заведения. Проводница, на мой вопрос о том в какую сторону бежать к ресторану ответила вопросом:
      — Товарищ военный, а вы не заметили, что наш состав был задержан в отправке?
      — Конечно! — с нетерпением и возмущением ответил я.
      — Так вот, этого времени как раз и хватило на то, чтобы отцепить от него вагон-ресторан по причине его неудовлетворительной подготовки к поездке.
      Пришлось, взглотнув слюну, и, вспомнив не взятых с собой курочек, залезть на верхнюю полку, зажмурить глаза и притвориться спящим. От голодной смерти меня спасли крестьяне со станции Скуратово, которые накормили за умеренную плату варёным картофелем и солёными огурцами. Это был хороший урок на будущее, но о нём я не спешил рассказывать свом домашним.
      Держа путь на Украину, всё же пребывал в каком-то неопределённом состоянии. Новые места службы я воспринимал без энтузиазма, и, слава богу, их было немного. А здесь, всё вертелись в мозгу слова сослуживцев о том, что «повезло Кузьмину, едет служить на вильну Украину!»
      Чемоданы, сумки, мысли о том, как встретят новые сослуживцы, есть ли знакомые или однокашники…

Лётный состав 190 иап в день приезда трижды Героя Советского Союза Ивана Никитовича Кожедуба.

3. УКРАИНА

      В часть прибыл ночью. Еле дотащился с КПП до «высотки», зная, что там всегда должен быть ночлег. Поговорить удалось только с дежурным диспетчером, а утром уже, по прибытию лётчиков, узнал о том, что бывшие сослуживцы имеются.
      Помню, как с утра встретил первого из них, Лёшу Сапроненко. Он тут же приземлил мои восторги по поводу местной службы и посвятил меня в мои перспективы:
      — Куда ты приехал! Чему ты радуешься? Ты, уроженец Питера, офицер с русской фамилией попал на Украину в… дерьмо! Посмотри, кто здесь служит! Все фамилии оканчиваются на «О»! Как и у меня. А кем они являются друг другу? Кумовья и сваты!
      — А твой командир эскадрильи – Шурик Почиталкин?!
      — Он устраивает руководство! Лицемер и ханжа! Думает одно, говорит другое, а делает третье! Его берегись больше всех!
      По видимому, Лёша уже хлебнул «благодати» в данной местности (сам он прожил долгое время в Прибалтике), и теперь ему хотелось, хотя бы мне открыть глаза.
      Я не поверил! Увы, мне всё это пришлось познавать на своей шкуре!
      Веря во всё доброе в человеке, я пытался помогать во всём своему комэске, по-хорошему общаться с ним во внеслужебной обстановке: ездили на шашлыки, ходили в кинотеатр, приглашал в гости. Однако, как я позже понял, ему просто была нужна полная информация обо мне. Ведь неясно было, как этот питерский парень сумел попасть из Германии на Украину.
      В Кировоградском полку служил «устойчивый» состав. Поднять кого-то на замену в восточном направлении было невозможно. Попасть на запад, было трудно. Все, кто был постарше, сидели «плотно», каждый ожидал своего часа. К числу таких и относился мой командир эскадрильи. Его бесило то, что я приехал из ГСВГ и как-то там материально смог лучше обеспечивать теперь свою семью.
      — Мы в Германиях не отсиживались! — говаривал позже Почиталкин.
      Узнав меня получше, он стал вести себя со мной как патриций с подчиненным, создавая вокруг меня ореол «бесперспективности», что устраивало всех местных кумовьёв и сватов. Мимо меня, слушателя академии, на повышение, проскакивали молодые ребята. Я прочно засел замом в молодёжной эскадрилье. Если бы командирам, отвечающим за уровень подготовки всего лётного состава, было пофиг, то и классную квалификацию у Шурика я бы не подтверждал никогда. Мне удавалось это сделать на самых последних моментах, где-то в декабре месяце.
      Почиталкин умудрялся даже на учениях полка обходиться без меня. Я, его заместитель, был в «обозе» при проверке полка на спецполигоне в Марах. Долго ещё пришлось «утюжить воздух» за Шуриком, а ему доставляло удовольствие гнобить меня. Он так и не успокоился до нашего расставания в ДРА.
      Что касается «кумовьёв», то обьясню. У командира первой замполит – кум, заместитель – муж сестры жены. Что-то аналогичное во второй. Вообще, эта картина так и не поменялась до моего убытия из полка. Всё руководство было в негласных узах друг с другом. Конечно же, мне, прибывшему с «благодатной Германии», было трудновато оказаться вместе с ними за одним столом.
      Вспоминая тот период моей службы, словно вижу заметную разницу в отношениях между людьми. Что было до Кировограда, и с чем я встретился на Украине, что я наблюдал и в каких условиях находился до этого, и то, с чем я столкнулся, прибыв в, казалось, добрый и прекрасный край. В далёком Уч-Арале, где всем было трудно, прежде всего, от неустроенности, непривычного для абсолютного большинства людей климата, было всё очень просто. Там я не помню каких-то карьеристских замашек, каких-то интриг среди лётного состава. Особенно сплачивали командировки больших групп на дальние расстояния, где все переживали за одно дело, совместные выезды на отдых, воскресники. Потом была Германия. Там уровень подготовки лётчиков первых и вторых эскадрилий был почти одинаков и не было зазнайства, хотя бы от того, что все всё умели. Интересный руководящий состав 833 иап в Альтес-Лагере собрался в 1979 году, когда я стал заместителем командира эскадрильи. Командовал полком полковник Г.А. Аносов (кавказских кровей). Заместитель командира Б.Б. Ринчинов (бурят), второй заместитель командира Р.М. Кастуев (из кавказских). Старший штурман полка М.Д. Гарифуллин (татарин). Начальник штаба полка С. Руженцев (русский, наконец – смеюсь я). Весь этот «интернационал» работал дружно, и не было ни интриг, ни национальных подходов.
      Всё это просто трудно и невозможно было представить в Кировограде! Казалось, что я попал в консервную банку с… В общем, туда, где каждый думает о себе.
      В момент моего прибытия в Канатово командиром полка был полковник Бердников В.Ф. Человек с узкими глазками, которого почему-то я плохо запомнил в роли командира и лётчика. Он появлялся на постановке задач и потом исчезал, словно его и нет в полку. Всю организационную работу вели заместители – подполковник Сименко и майор Клюшов. Моим коллегой по заместительству у Почиталкина был замполит эскадрильи Олег Быков, который начинал лётчиком в моём звене в Германии. Олег также, как и я, учился заочно, но в Военно-Политической академии. Встретившись в Кировограде, мы долгое время были неразлучными друзьями. Во-первых, нас обоих «гнобил» Шурик. Во-вторых, мы оба были заочниками. В-третьих, мы давно знали друг друга.
      Однажды я узнал, что он по-человечески предал меня, считая, что выполняет свой «политический долг». Олег, исполняя обязанности замполита полка, доложил командиру о моём «низком морально-политическом уровне». Бердников остановил меня на улице, и сходу, не задавая вопросов, не требуя объяснений, заявил, что он отправит в академию документы на моё отчисление, «из за моего «шаткого» семейного положения»!
      Я был в шоке. Мог ли сам Олег дойти до такого, или ему подсказали так расправиться со мной? О моей личной жизни мог знать только он. Видимо, моё откровение в минуту какого-то душевного расслабления, показалось моему дружку достойным того, чтобы информацией поделиться с начальством. Возможно, это было сделано для того, чтобы показать себя требовательным и принципиальным и заслужить-таки повышение. Вероятно, и не сразу с командиром полка, а с кем-то ещё. Прошло совсем немного времени, и Бердников был уволен из Вооружённых Сил по состоянию здоровья. Стало известно, что он оставил семью и кинулся во все тяжкие… В чём так жёстко, не разбираясь, по навету со стороны обвинял меня.
       Повезло мне только в одном. В нашей эскадрилье, были молодые лётчики, выпускники Черниговского ВВАУЛ, лейтенанты, которые два года летали на самолётах МиГ-23 в училище. Отбирала их сама Боевая подготовка ВВС округа, а посему ребята были надёжные.
      К моему приезду – а это было перед Новым годом – полётов не было более месяца. Стояла отвратительная погода с дождём и снегом. Лейтенанты рвались в небо. Слава Рубель, Саша Лугин, Серёга Тангелов, Володя Рябцев, Саня Ковшовик, Олег Бабенков, Саша Осипенко… Самые добрые воспоминания остались об этих ребятах! Так, с лейтенантов они и прошли лётную подготовку в полку, а потом все были в ДРА. Все здоровые, жизнерадостные, с энергией через край.
      Холостяки жили в «высотном домике», куда поселили и меня, а потому у нас сразу наладился контакт. Надо сказать, что в «высотке» была превосходная баня с бассейном и «джакузи», которое заправлялось кислородом. Баня топилась каждый вечер, а потому и каждый вечер мы заканчивали там свой день. Играли в карты, шахматы, просто беззаботно отдыхали.

Разбор полёта звена майора П. Тараненко (справа) на старте. Кировоград. 1986 год.

      Моя семья с приездом не спешила до тех пор, пока не должно было проясниться с жильём. Очень скоро я пригнал из Ленинграда свой первый автомобиль, и мы с лейтенантами стали более мобильны. Гоняли ночью за горячительным, на озеро и даже на… зайцев, что «косили трын-траву» на запасной полосе аэродрома. Я, высвечивая фарами, гнал бедных ушастиков, по «волчьей кривой», в упреждённую точку, а сзади, справа и слева, в открытые форточки, выставив двустволки, залпами палили Слава Рубель, Володя Рябцев или Серёга Тангелов…
      Потом были посиделки, охотничьи рассказы, банька. Квартиру мне выделили в новом доме и лейтенанты с завидной быстротой, перевезли и закидали мой, прибывший из Германии, скарб. Моё тесное общение с молодыми лётчиками позволило нам быстрее понимать друг друга и в освоении ими профессии лётчика-истребителя.
      Такая была служебная обстановка в Канатово.
      Со времён моей службы на Украине наиболее запомнилась командировка всего полка на аэродром Крыма Багерово. В Кировограде ремонтировали взлётно-посадочную полосу, и мы более чем на полгода покинули свой аэродром. В этот период я был переведён во вторую аэ. Моим командиром был Володя Литун.
      Первый же выезд лётного состава на море состоялся в конце апреля месяца. Где-то был добыт коньячный спирт, и мы без страха и сомнения кидались в ледяную воду Азовского моря. На море выезжали почти каждый день – либо до полётов, либо после.
      В конце мая я привёз из Кировограда семью и устроился сначала у знакомых, а потом в гостинице, где проживали все лётчики полка. Семья пробыла со мной почти до ноября, и дочка успела закончить там первую четверть обучения в местной школе.
      Будучи заместителем командира эскадрильи, практически с самого прибытия полка в лагеря, исполнял обязанности командира. Мой комэск был в отпуске, а затем на стационарном обследовании в Киевском окружном госпитале.
      Первым «подарочком» для меня было исчезновение специалиста ИАС капитана А. Жураускаса. Командир полка чуть не размазывал меня по стенкам, требуя результатов поиска негодяя. Я лично объездил Керченские городские больницы и морги, отделения милиции, авто-, авиа- и железнодорожный вокзалы с целью найти его следы. В гарнизон приехала жена этого специалиста ИАС и лично занялась поиском. Всё было безрезультатно. Лишь после того, как у Жураускаса закончились деньги, а у хозяюшки, у которой он снимал постельное место, закончился самогон, этот спец появился на наши гневные очи.
      Да, пьянство там процветало! Более-менее устроенный быт, особенно у технического состава, отсутствовал. Они жили в огромной казарме, все скопом. Уединиться, отдохнуть было невозможно. Кто в первую смену на полёты, кто во вторую, кто на дежурство – казарма в постоянном движении…
      Как я уже писал, лётчики жили в гостинице, это были комнаты по 10-12 человек, практически поэскадрильно. Поэтому, не воспользоваться возможностью использовать момент пребывания у моря, было нельзя. Моей дочке врачами рекомендовались климатические морские условия, и я привёз её туда с женой, где она успешно продолжила учёбу в новой для неё школе. Мои друзья Филимоновы и Степанюки тоже привезли семьи и сняли маленькие комнатки в селе у местных жителей рядом с гарнизоном. Мы очень любили проводить там вечернее время, сидеть под шелковицей, любоваться ночным крымским небом и, конечно, дегустировать крымские вина…
      До приезда семьи в Багерово нужно было навестить родственников в Евпатории. Были выходные, тёплые дни. Проводить меня на автовокзал взялся замполит эскадрильи Алексей Биляченко, которого за известные качества все называли Лёвой. Выпив по рюмке «чая» в забегаловке, оказались в переполненном автовокзале города Керчь. К кассе просто не пробиться. Для решения вопроса Лёва предложил добавить ещё «по одной» и идти на абордаж.
      Протиснувшись ближе к кассе, он громким голосом спросил у публики:
      — Герои Советского Союза есть?
      Всё происходило по Ильфу и Петрову. Никто ничего не ответил, лишь некоторые что-то промычали. Не обращая внимания на мычание, Лёва волевым движением рук раздвинул толпу со словами:
      — Проходите Борис Константинович! Орденская книжка у вас с собой?
      Мне оставалось только достать из внутреннего кармана зеркальце с красными корочками…
      По прибытию из отпуска командира аэ мне было положено убыть в Киев на очередную стационарную медкомиссию. По слухам я знал, что начальник лётного отделения в госпитале – в отношении лётчиков ещё тот мизантроп. Всевозможные медицинские экзекуции он добавлял по своему усмотрению, в зависимости от того, нравится ему прибывший на комиссию пилот или не очень. На вопрос: «Почему меня не направляют к следующему врачу?» его ответ проходившему медкомиссию всегда звучал так: «Я вас не учу летать, а вы не учите меня лечить!» Где ему перебежали лётчики дорогу – никто так никогда и не узнал! Может быть, и в личной жизни, кто его знает!
      На пути в госпиталь я продумал один интересный вариант встречи с этим «профи».
      Этот врач оказался седым, в предельном возрасте майором медицинской службы. Внимательно изучив мою медицинскую книжку, задаёт вопрос:
      — Ну-с, товарищ Кузьмин, какие планы?
      — Тщательно пройти медкомиссию! — с серьёзным видом ответствую я. — Мне желательно не спешить, так как я взял с собой в госпиталь контрольные работы в академию. Да и погодка стоит хорошая, можно отоспаться после бешенного лётного ритма! Вы же понимаете?
      Вижу, как у майора вытягивается лицо, он быстро выписывает мне назначения к врачам, не добавляя при этом никаких «клистиров» и объявляет:
      — Здесь вам, молодой человек, не дом отдыха! Здесь всё делается для поддержания боевой готовности войск! Через неделю будете в части!
      Слово своё этот мстительный, ненавидящий лётчиков негодяй не сдержал – я уехал из госпиталя уже через пять дней, что побило все установленные рекорды моих сослуживцев!
      Начальник лётного отделения каждый день лично интересовался результатами моих осмотров, анализов и обследований, заглядывал к нам в палату, чтобы убедиться, не отлёживается ли данный офицер в то время, когда… «воздушные корабли бороздят просторы пятого океана», а «войска занимаются боевой подготовкой».
      Возвращался я из той медкомиссии «налегке», в смысле, без денег. Дело в том, что даже за тот короткий срок пребывания в Киеве я сумел побывать в самоволке в сём славном городе. Помню, как вместе с сослуживцами полка А. Будасовым и Л. Халфиным мы сидели на Крещатике в уличном кафе, и, смачно отпивая шампанское, поглядывали на дефиле киянок. Дни стояли тёплые, мы даже успели искупаться в Днепре. Ну, а где «отдых», там и расходы…
      На обратную дорогу у меня оставалось лишь «воинское требование», да четыре рубля, ниже которых не стоила тогда ни одна бутылка водки. Если её купить, потом не хватит на постельное бельё! Впрочем, вопрос был снят быстро. Решение принято в пользу злодейки с наклейкой!
      Зайдя в купе отправляющегося поезда, рассмотрев унылые рожи трёх незнакомых друг с другом мужиков, я с важностью достал из штурманского портфеля купленную на последние рубли бутылку «Пшеничной». Попутчики переглянулись и поняли, что нужно делать. Один сразу метнулся в вагон-ресторан за второй бутылкой, другой, со смущением, развернул из помятой, засаленной газеты ёмкость с самогоном, третий с достоинством выложил на стол здоровый балык красной рыбины и поставил литровую банку икры. (Как выяснилось, этот тип возвращался с Дальнего Востока к любимой жене и тёще.)
      В спокойном разговоре о жизни не заметили, как подошли вечер и проводник с просьбой оплатить за бельё. Конечно же, я не обратил внимание на эту мелкую паузу, а кто-то из моих попутчиков услужливо внёс в кассу железной дороги мой давно истраченный рубль…
      Не могу не вспомнить одного, очень хорошего лётчика и товарища, с которым пришлось служить в те годы.
      Майор Антоненко Юрий Иванович. Приехал в наш полк с Дальнего Востока на должность начальника штаба эскадрильи. А было это году в 1983. Попал он в нашу, вторую эскадрилью, которой командовал тогда майор В. Литун. Я был заместителем командира эскадрильи, и мне пришлось летать в штатной паре с начальником штаба.
      Чуть раньше, до его прибытия, из-за отсутствия по болезни командира аэ и необходимости продвижения по программе воздушных боёв я слётывался с замполитом эскадрильи майором О. В первом же полёте на боевое маневрирование мой ведомый безвозвратно отстал, а после посадки сказал, что «разболелась поясница».
      Больше я с ним не летал, и появление Юрия Ивановича было для меня «бальзамом» на мою лётную душу. Юра был старше меня лет на семь. Роста моего, летать любил, и «дурь лётная» с него ещё не сошла. Не единожды, разбирая на земле предстоящий полёт, Юра говорил:
      — Тут нам нужно прижать так, чтобы «эти» слетели с хвоста напрочь!
      И мы прижимали! Помню, как приятно ныли лопатки и шейные позвонки после таких полётов. Приятно от того, что мы их «сделали»!
      Но самым главным достоинством моего ведомого было не это. Юрий Иванович был весьма юморным человеком. Все его фразы в простом разговоре, всегда имели какое-то значение. Первое время мы не понимали, что это он хотел сказать, а потом…
       Вечером играем в домино. Не просто на выигрыш, а на интерес. Интерес заключался в том, что проигравший должен трижды прокричать в открытую форточку второго этажа, что он – «самый плохой игрок в ЧЧВ!» (ЧЧВ – это название игры, «человек человеку – волк». То есть, каждый играет против всех и только за себя, а все «наваливаются» на каждого…)
      Наказание каждый раз придумывалось разное. Можно было предложить забраться под кровать и кричать оттуда, можно было лаять в коридор… В тот случай Юрий Иванович продулся и вынужден был кричать об этом всему миру в форточку.
      Но тут, когда он это горланил, внизу, откуда ни возьмись, проходил командир полка подполковник А. Кренделев. Увидев лысоватую голову Антоненко, да ещё кричащего на улицу, командир остолбенел, но быстро взял себя в руки, и прямо с улицы строго спросил у Юрия Ивановича, что значат его признания? Юра, не моргнув глазом, глядя на полкача сверху вниз, ответил, что тренирует голос для завтрашнего строевого смотра и прохождения эскадрильи с песней! Кренделев немедленно поднялся к нам в комнату, где мы не могли остановиться от дружного хохота. Конечно, первым вопросом командира полка был:
      — Так! Что пьёте?
      Эта фраза просто добила нас коликами в бока!
      Или такой вот случай. Воскресенье. Вечереет. Сидим в ресторане города Керчь. В уме подсчитываем, хватит ли денег расплатиться. За соседний столик приземляются три белокурые барышни. Все подсчёты сорваны, наши восторженные взгляды в их направлении. Голос Юрия Ивановича:
      — Бориска! Девушки красивые? А ты знаешь, что чем красивее девушка, тем больше она стоит? Кстати, сколько там у нас осталось? На такси до гарнизона хватит?
      Это протрезвляет враз!
      В полковой бане после ночных полётов. Празднуем чей-то класс или звание. Хорошо обставленный стол (принесли из лётной столовой, даже горячее), выпивка, и уйма времени до утра. Решено никуда не ехать, ночуем на «высотке». (С этим в Канатово вообще не было проблем!)
      Непринуждённый разговор. Кто-то, неосторожно поддел Юрия Ивановича, о его росте.
      — А что! Вы, лётчики, не смотрите, что я такой маленький, да вон и Бориска тоже, мы раньше были большими! Такими, как Володька Отрышко (у Володи рост под 190 см). Просто Володьке повезло, он как выпустился из училища, так дальше Днепра служить и не ездил, а нам с Борей пришлось! Вот я, пока шёл с Дальнего Востока, а Боря – со Средней Азии, мы ноги и поистёрли! А раньше… Мы никак меньше Отрышки не были!
      С Юрием Ивановичем мы ладили с полуслова. Он был старше и понимал, и поправлял меня по необходимости. Через некоторое время, уезжал Юра на пенсию в Подмосковье, мы посидели с ним в тот день, помечтали, пожелали друг другу добрых дней…
      Закончив Военно-воздушную академию, я всё ещё оставался в должности заместителя командира аэ. Прибыв в полк, после защиты дипломной работы узнал, что на освобождающуюся должность командира эскадрильи присылают выпускника той же академии, очного факультета, ранее летавшего на самолётах Миг-21. Я к тому времени в полном объёме освоил самолёт Миг-23млд. Честно говоря, было просто не по себе носить на тужурке значок выпускника академии и быть вечным замкомэской.
      Посоветовавшись с женой, я написал письмо в Главное Политическое Управление СА и ВМФ с просьбой оказать помощь в использовании моего служебного потенциала в любой точке Советского Союза. Веры в провидение местных командиров уже не было. Ответ пришёл быстро и неожиданно в виде моего назначения командиром третьей эскадрильи в своём же полку!
      Так политорганы армии и флота во второй раз оказали мне помощь в служебном росте.

1> Заместитель командира 3 аэ по ИАС майор Червинский В.И.
2> «Техмощща» 3й аэ. Усилиями, опытом, а порой и технической смекалкой этих людей поднимались в воздух истребители. Спасибо вам, труженники ИАС! Инженер эскадрильи капитан Кучеренко ставит задачу техническому составу. Кировоград. 1986 г.

      Инженером третьей эскадрильи был капитан, а потом майор Червинский Виктор Иванович, порядочный человек и заботливый руководитель ИАС. Бывало так, что я не успевал дать команду на выполнение того или иного поручения, проверки, или определить порядок действий для технического состава, как Виктор Иванович уже докладывал, что всё это он уже выполнил, поручил, назначил. Мне никогда не приходилось отвечать за необдуманные действия своего инженера. Позже, перед Афганом, В. Червинский был назначен на должность начальника ТЭЧ полка и возглавил это подразделение в Афганистане, успешно справляясь с боевыми задачами, поставленными его воинскому коллективу.

      В эскадрилье были и солдаты срочной службы. В один период к нам почему-то попадали служить призванные из Грузии. Они, конечно, держались своим кланом, но я вычислил среди них авторитетного и надёжного бойца, поняв, что он сможет поддерживать порядок в казарме. После назначения его командиром отделения узнаю, что этот парень хочет вступить в ряды КПСС. Моя беседа и обещание помочь в подготовке, оказали на него определённое влияние, и мы имели в эскадрилье и хорошую дисциплину, и уверенность в том, что у нас в подразделении будет порядок. Сержант Лобджанидзе уехал в Грузию кандидатом в члены КПСС.
      До этого момента произошёл интересный случай с его земляком. В один из вечеров у меня на квартире раздаётся звонок в дверь. Открываю. На пороге старшина эскадрильи и какой-то мужчина, по внешнему виду – грузин. Вошедшие, закатили мешок апельсинов и несколько бутылок коньяка. Я сразу не смог понять, в чём дело, но когда старшина представил мне грузина, я понял, что это – отец нашего солдата, и приехал посмотреть, как служит его сын. Отец уже побывал в казарме у сына и теперь пришёл выразить благодарность за то, что тот находится в хорошем месте и при нормальных командирах. Пришлось пригубить за службу, здоровье и скорейший дембель бойца. Прощались как старые знакомые.

      На следующий день отец нашего бойца пришёл к нам в штаб эскадрильи и… поставил ещё несколько бутылок коньяка и настоящей грузинской «чачи». Всё это было «заложено» в командирский сейф на аварийный случай. Долго ждать «аварии» не пришлось. Кто-то разболтал о содержимом и уже в субботу в штабок прибыл сам… командир полка Кренделев А.Я., за ним потянулись его замы. Видимо, кто-то заложил из моих, и мне пришлось выкатывать коньячок. После дегустации добрались и до «чачи», которую оценили по высшему баллу!
       Кренделев Анатолий Яковлевич был командиром полка после Бердникова. Он оказался моим земляком из Ленинграда, да и сейчас здесь проживает. Мне казалось, что именно потому, что я его земляк он и драл меня как сидрову козу. Только став командиром эскадрильи, я почувствовал, что его отношение ко мне изменилось в лучшую сторону.
      У Анатолия Яковлевича сложная и почти героическая судьба. Убыв на вышестоящую должность в Белоруссию, он попал в авиационную катастрофу, перелетая из гарнизона в гарнизон на транспортном самолётике «Пчёлка». Самолёт упал в снег, были погибшие. Спастись и не замерзнуть удалось благодаря находчивости и настойчивости Кренделева, который всю ночь жёг костер в зимнем поле возле упавшего самолёта.
      Судьба свела меня с Анатолием Яковлевичем в Ленинграде, куда я попал служить после Афгана, а Кренделев после Академии Генштаба прибыл на должность Начальника штаба Воздушной Армии. После Питера он был направлен в Москву на должность Начальника штаба Командования Фронтовой Авиации, стал генерал-лейтенантом. Уволившись, вернулся в Питер и трудился в госструктурах. Сейчас поддерживаю с ним телефонную связь…
      Анатолия Яковлевича в Кировограде сменил полковник Фурса Леонид Петрович, с которым полк потом выполнял интернациональный долг в Афганистане. Привыкать к новому командиру было трудно. Мало, кто знал его лично, знали, что он «прожженный шкраб», а, стало быть, не допустит авантюризма в лётной работе. И действительно, новый командир очень серьёзно относился к законности составления плановых таблиц, последовательности ввода в строй лётного состава. Много и часто сам руководил полётами и готовил к этому нас, командиров эскадрилий. Но по личным вопросам к нему, в отличие от А.Я. Кренделева, обращаться всё-таки не стоило. Если есть к кому подойти, кроме него, то, будь добр, туда! Я это тоже быстро понял. И все это поняли…
      Летать Л. Фурса любил, и это подтвердилось в Афганистане, где не было дня, чтобы он не поднимался в воздух, до самого его сбития.
      После Афгана Л.П. Фурса резко пошёл вверх по служебной лестнице. Служа с ним в полку, а потом в Афганистане, я знал его как порядочного и демократичного командира. Всегда уважал его, и не знал с его стороны предвзятого отношения ко мне и к другим. Однако, по отзывам большинства моих и его сослуживцев, он никогда, никому и не в чём, даже в самом малом, не помог! Ни в чём! Никому! Наверное, Леонид Петрович жил и живёт, меряя людей по другим категориям, отличающимися от лётных…

1> Командир 190 иап полковник Фурса Л.П. за руководством полётами. Аэродром Канатово, 1986 год.
2> 190 иап на учениях в Белоруссии. Командир ап полковник Фурса с лётчиками. Аэродром Мачулище. 1986 год.

      Кстати, на тех учениях мне показалось, что я встретился с НЛО. Мы выполняли практические пуски ракет по светящейся авиабомбе, ночью. Я возвращался с белорусского аэродрома, с заходом на Полесский полигон. При подходе к аэродрому посадки (Канатово) получил команду занять высоту 3600 метров и выйти в точку начала снижения на посадочном курсе. Выпустив шасси и установив режим снижения, увидел справа от себя, на пересекающемся курсе, посторонний летательный аппарат. Высоты у нас были одинаковыми, расстояние было таким, что я различил иллюминаторы. Пришлось резко увеличить обороты двигателя, убрать шасси и перевести самолёт в набор высоты. На мой вопрос к руководителю посадки самолётов о том, почему меня не предупреждают о «постороннем», получил ответ, что на посадочном курсе свободно! Летательный аппарат пересёк мой курс, словно завис, а потом резко ушёл влево и растворился. Я сумел быстро погасить скорость, вновь выпустить шасси и выполнить заход на посадку.
      На земле позвонил руководителю полётов и получил информацию о том, что мне никто не мешал, сделаны снимки посадочного локатора. Как позже рассказал мне начальник КП полка, рядом с ним находился заместитель командира дивизии полковник Б. Урманов, и на мою ситуацию отреагировал командой по селектору руководителю полётов:
      — Повнимательнее с этим парнем! У него после полуторачасового полёта ночью на крыле сидит голая баба!
      Как выяснилось, заходящий за мной на посадку, капитан В. Недбальский тоже видел «постороннего», но он ему не мешал в заходе, а потому и доклад не потребовался.
      Данный случай никакой огласки не получил, всё было принято за мелкое недоразумение или, может быть, мои «глюки»…

      Где-то в начале 1986 года командир 190 истребительного авиационного полка полковник Фурса собрал на совещание командование полка и эскадрилий и зачитал директиву Командующего ВВС Киевского военного округа о подготовке полка к выполнению интернационального долга в Демократической Республике Афганистан…
      Как мы готовились, как нас встретил Афган и как мы воевали, вы уже знаете по моим предыдущим воспоминаниям (или можете их прочесть здесь, на сайте) «Афганистан. Моя жизнь, память и боль».
      Осталось рассказать о том, как закончилась моя служба в нашей Стране-Мечте – АВИАЦИИ.
      Надеюсь, что успею сделать и это.

Полковник в отставке Борис Кузьмин.
г. Санкт-Петербург, декабрь 2011 г. – январь 2012 г.

 ________________________________
     ¹ В этот период, там просто не было лётчиков. Некомплект!
 ² Хочу пояснить. В 73ВА, с её основания в САВО, был Командующий Андреев А.П. Его заменил Андреев А.А., который потом убыл в МВО.
     ³ Кстати, любой, бывавший в этом гарнизоне, вспомнит о сосуществовании того магазинчика и его владельце на КПП истребительного и разведывательного полков.

      Напоминаем, что оценить представленный материал вы можете не только в комментариях, но и с помощью выставления оценки
  ЛУЧШИЙ-ХУДШИЙ  (по пятибальной шкале) и нажав клавишу РЕЙТИНГ вверху страницы. Для авторов и администрации сайта ваши оценки чрезвычайно важны! 

@@@@@@@@@@@@@

ОТЗЫВЫ, ПОЛУЧЕННЫЕ АВТОРОМ НА ВОСПОМИНАНИЯ

 Юрий Яковенко, выпускник 1971 г., полковник в отставке

      Боря, критикую: у тебя есть талант, пиши всю жизнь!

 Сергей Булкин, выпускник 1971 г., подполковник в отставке

      Боря! С интересом прочитал твой лётный путь. Не знал, что ты с 1979-86 гг. служил в Канатово, а мы там летали в 1974 г. Там познакомился со своей будущей женой и впоследствии ездили частенько в Кировоград. Воспоминания вернули в молодость, с удовольствием провёл время за чтением! 

      Спасибо тебе! 

 Елена Шаврыгина (дочь моего первого командира строевого полка, подполковника Шаврыгина М.П.)

      Борис! Спасибо вам огромное! Вы так живо и правдиво всё описываете, как будто это было буквально вчера! Спасибо вам за добрую память о папе, он всегда остается для меня примером своего отношения к людям! И так замечательно, что, спустя столько лет, вы вспоминаете его! 

      Спасибо! Всего вам самого лучшего! Крепко жму вашу руку!

 Виктор Червинский (бывший заместитель командира по ИАС эскадрильи), подполковник запаса

      Добрый вечер! Сегодня увидел Ваше сообщение, тут же принялся за прочтение. ПРЕВОСХОДНО! Я не литературный критик, не специалист в этом вопросе, но как простой читатель, прямо восхищен. В правде и искренности нет никакого сомнения! Подкупают даже такие моменты, что не каждый автор о себе осмелился бы написать. (Но Вы ж такой, я ж Вас узнаю.) Стиль изложения чудесный. А что, проходили какую-то литературную подготовку? Или кто редактировал?
      Спасибо, что добрым словом и меня вспомнили. Можно говорить о незначительных неточностях, но сути они не меняют (думаю, что Вы писали все по памяти, и в те годы дневник не вели). Даже я помню, что свой М-2140 Вы называли «дрыном». А сколько анекдотов было рассказано!? И как ржали! 

      Кстати, о назначениях, и кто кому помог. Я стал начальником ТЭЧ ап благодаря подполковникам Колисниченко и Кузьмину. 

      1984 год. Лётный состав 2 аэ на самолётах 2й и 3й аэ под Волгоградом (Котельниково) обеспечивали испытания советского АВАКСа. После сказали представить к наградам 2-х человек: лётчика и техника. Вы «выдвинули» меня. Лёша Биляченко получил орден «За службу Родине» 3 ст., я – медаль «За Боевые заслуги». Потом отпуск. В это же время и командир полка Фурса был в отпуске. За него оставался И. Колисниченко. 

      Как-то он руководил полетами, а Вы у него стажировались. Тут звонит из Киева ЧВС генерал Кобяков: «Почему вы представляете на должность начальника ТЭЧ пьяницу? Если у вас нет нормальных инженеров, то я вам пришлю». 

      А Серега Хакунов был родственником (вернее его жена) гл. инженера 17 ВА, и эти генералы что-то там не поделили. Вы с Иваном Алексеевичем Колисниченко быстро посоветовались и предложили меня. Вскорости и представление отправили. (Был бы Фурса, такого не случилось бы никогда!) 

      Не помню уже, благодарил ли я вас обоих на словах. Но не проставлялся точно. Ещё раз спасибо! Много раз потом говорил, что продвинулся, благодаря бывшему и нынешнему комэскам. Особенно Вам было тяжело отпускать меня из эскадрильи. Да, так дружно мы работали в то время! На последнем фото и я есть: точно за Вами, слева Федосенко, а справа – не узнаю. 

 Александр Самагин 

      Хорошо написано, спасибо за примеры для подражания.

 Владимир Aнищенко 

      Честно, правдиво. Прошёл Уч-Арал (1982-1986 гг.), застал ещё там В.В. Веропотвельяна. 

 Пётр Чуйко, выпускник 1970 г. 

      Здорово, Боря!!! Сайт «Лётное Братство» тоже твои опусы ждёт…

 Виталий Талов, выпускник 1971 г.

      Молодец! Появилось желание тоже что-нибудь написать.

 Виктор Червинский (бывший заместитель командира по ИАС эскадрильи), подполковник запаса

      Добрый день! Нахожусь под впечатлением Вашей повести. Воспоминания накатывают одно за другим. Может, так устроен человек, но больше думается о негативных моментах, о подлости некоторых. (Хотя не исключено, что и о нас сейчас нелестно отзываются.) 
      Кстати, о О. Быкове. В августе 1981 года я прибыл в 3 аэ. После первого же разговора с ним понял, какой он скользкий. И недаром! Вскорости (слава Богу), он заменился на Курилы. Приехал Лукашов Иван Иванович. Как и ко всем «политическим» <в смысле – к политработникам>, к нему отнёсся настороженно. Но вот он оказался Человеком.

      О Фурсе – правда, но не вся. Людей он презирал. В почёте <у него> были редкие прихлебатели и некоторые, без кого не обойтись по службе. <…>