Взлёт

     Представляем читателям нового автора. Пилипчук А.А. всю свою жизнь посвятил Военно-Воздушным Силам. Окончил ВПА им. Ленина, был начальником политотдела полка. Это творчески одарённый человек –  он прекрасно рисовал. Но, оказалось, Алексей Алексеевич даровит и в литературном отношении. Представленное ниже эссе, написанное с лёгким юмором, читается просто и легко. Надеемся, мы не раз обрадуем наших читателей и другими рассказами Алексея Алексеевича.

Подполковник Пилипчук А.А.,

Военный лётчик 1го класса,

выпускник ХВВАУЛ 1967 года,

Член Национального союза журналистов

«ДЖОКОНДА»

    Произошло это, когда мы летали «взахлёб» днём и ночью. Случалось и подряд по два лётных дня. Летая в сложняке, писали «в простых». Что вызвало большущее удивление одного московского инспектора, заявившего: «Знал таких, что летали в простых, а писали в сложных… Но дураков, которые летают в сложных, а пишут простые… ещё не видел». А что поделаешь, если простые метеоусловия в том округе – редкость, и мы соблюдали методу «от простого к сложному». Да и носились по всему военному округу, залетая иногда на полигон в соседние дружественные страны. И садились мы на промежуточные полевые аэродромы, на которых только-только утрамбовали грунтовые взлётно-посадочные полосы. Название иных уже не могу вспомнить. После взлёта поднималась такая пылища… А так, как не успевала подъехать скачка (на базе ГАЗ-51) при смене варианта полётов, сбрасывали вручную подвесные топливные баки и выливали керосин, литров по 200, за отбойными щитами прямо на землю. Иногда случались и аварии, и катастрофы да такие, что Министром обороны прекращались полёты дней на десять. Чтобы осмотреться, проверить знания, технику. Потом опять полёты до следующего «урожая». Лётчики вели по пять тетрадей, не считая тетрадей для семинаров и первоисточников по политической подготовке. А так как вся полётная документация (лётные книжки, полётные листы) заполнялись исключительно наливными, с фиолетовым чернилом ручками, то у большинства лётчиков безымянный палец постоянно был в чернилах.
      И командовал нами очень бо-оль-шой начальник. Когда Он руководил авиацией Одесского ВО, за Его страсть к большому количеству тетрадей у лётчиков эту Воздушную армию прозвали «чернокнижниками». И вот «чернокнижниками» стали все мы – Военно-Воздушные Силы.
      Однажды Он увидел Свой портрет на фотографии и… влюбился в Него. Он захотел, чтобы Его портрет был в каждом авиационном гарнизоне, штабе, учреждении. За эту загадочную улыбку Его портрет прозвали «Джокондой». С Ним даже произошёл один случай, возможно, это байка.
      В одном авиагарнизоне на Дальнем Востоке года два разрисовывали: классы подготовки лётчиков к полётам, класс предполётных указаний и прочие. Пригласив для этого классных художников-оформителей. Кстати, в то время и это тоже требовалось. Схемы порядка выполнения упражнений, условия выполнения, меры безопасности и т.д. разрисовывали и расписывали на четырёх ватманских листах, склеенных вместе. И когда Он приехал в округ, затем в этот гарнизон, решили перед Ним блеснуть – показать разрисованные классы.
      Только Он переступил порог класса, как сразу заявил: «Здесь Меня не уважают! Даже портрета Моего нет!» Сразу повернулся и вышел. И тут началось! Посыпались грозные указания: «В каждом гарнизоне, в штабах, в классах иметь Его портрет!» А вот это уже не байка!
      Ждали приезда Его и в наш авиагарнизон. Начальство решило нарисовать Его портрет. Автора этих строк вызвали в политотдел и уважаемый всеми Владимир Тарасович говорит мне: «Лёша, надо нарисовать портрет Гостя». Перед этим, в созданной бригаде художников из лётчиков, техников я перерисовал все схемы выполнения упражнений, около полтыщи, в объёме всего Курса боевой подготовки с формата двух листов ватмана на четыре листа. Я ответил, что я такого никогда не пробовал. Есть в доме офицеров художник, а у меня нет времени (я вплотную подошёл к первому классу) да и запланированный отпуск не за горами. Наступало лето с простыми метеоусловиями. А мне нужен был ночной минимум погоды.
      С моим временем решили быстро – запланировали меня на всё время рисования, точнее, написания гризайлем (одним цветом чёрной краской) портрета в дежурное звено (ДЗ) в 3-ю готовность. Когда я увидел натянутое на подрамник белое, незагрунтованное полотно размером под два метра в высоту, моё сердце ёкнуло. Надо было рисовать, точнее, писать кистью портрет. Но, глаза видят – руки делают.
      Простым карандашом я набросал контуры и основные детали. Очередь за краской. Дальше пошёл юмор. Представьте картину. Утром я с напарником (дежурили два лётчика-истребителя: 2-я и 3-я готовности) заступаем в ДЗ, едем по аэродрому в домик ДЗ в начале ВПП на тягаче ЗиЛ-151. А в кузове два бойца держат вертикально то, что успел нарисовать накануне. И весь аэродром знает: Лёша в ДЗ рисует Его Портрет. А в дежурном звене, я в наполовину одетом и расшнурованном до пояса высотно-компенсирующем костюме, тружусь над портретом. Тут тюбики с краской, кисти, растворитель. Рядом стоит МиГ-21пфм с подвешенными боевыми ракетами и подключенным электропитанием. После окончания дежурства, «сеанса», картина обратная: мы сидим в кабине тягача, бойцы в кузове везут недорисованную работу в гарнизон в штаб части. И так несколько дней-дежурств. Пока я не закончил рисовать Его. Каким он, Портрет, получился, – судить читателю. И тем, кто Его знал.
      Авторитетная комиссия из командования авиагарнизона дала «добро» к экспозиции.
      Мне уже говорили: «Лёша! Ему понравится! Готовь грудь к награде!»
      Но Он в наш гарнизон… не приехал. И мои усилия оказались напрасными. Такое случается… Я поехал в отпуск….
      Чтобы мои труды не пропали даром, а я смог доказать, что это так было, ребята из объективного контроля, сфотографировали меня на фоне фрагмента моего творения.