Взлёт

      Слетал с Батей контрольную зону на сложный пилотаж. Через заправку должен лететь сам.
      Посидел в тенёчке «квадрата», повздыхал. И пошёл сдаваться!
      Когда Виктор, техник того самого самолёта с бортовым номером 76, выпустил свой Эл в полёт, подошёл к нему и, отведя в сторону, спрашиваю:
      — Витя! Я давно хотел сказать… — тяну время, прислушиваясь к себе. — Да, кстати! Тебе что-нибудь было из-за того случая?
      — Нет! А тебе?
      — Отстранили от полётов на день. То, чего я хотел избежать…
      — А мне хотели сперва выговор объявить, а потом забыли!
      — Знаешь, ведь в том полёте я был виноват!
      — Да? — он расширяет свои глаза. — Не может быть! Что у тебя было?
      — Не загерметизировал свою кабину. Ведь мы с тобой нарушили порядок действий. Потому осознанный автоматизм не сработал. Помнишь, мы второй раз открывали кабину, чеки доставали? Фонарь я запер, но не загерметизировал!.. А потом я сказал неправду, не хотел, чтобы отстранили от полётов. — Я тяжело вздыхаю: — Будем называть вещи своими именами: солгал, смалодушничал!
      — Да ведь и я не проконтролировал тебя! А должен был! Тем более что открывали кабину из-за того, что я забыл эти чёртовы чеки!
      Виктор посмотрел себе на носки ботинок. Потом поднимает на меня глаза:
      — Слышишь, Юр! Мне Кириллов говорил, что ты хороший парень! Он в казарме перед всеми защищал тебя! А мне потом сказал, что если ты виноват, то сам скоро подойдёшь с извинениями… А если не подойдёшь, то виноват я… Но как он это узнал? Ну, что ты подойдёшь?
      — Не знаю, Витя…
      — Хотя… Вы ведь дружите! Юр! Не говори это никому! Особенно Хотееву! Иначе он тебе голову откусит! Пусть так и останется между нами! Мне сказал и всё! Лады?
      — Нет, Витя! Нет! Нельзя это носить в себе! Как ты не понимаешь! Я ведь буду офицером! И не смогу требовать правды от других, когда сам когда-то солгал, когда промолчал о своей лжи! Это лишь поначалу кажется, что так проще. Потом выяснится – сложнее. И эта мелкая ложь, как снежный ком с горы, превратится в монстра. И я стану лгать и в большом, и в малом!
      — Ну, ты даёшь! Нннну, ладно! Смотри сам! Ты – неглупый парень! Надеюсь, ты знаешь, что делаешь! А вообще, я б хотел, чтобы ты на моём самолёте больше летал!
      — Спасибо!
      «Ну, вот и всё! Жребий брошен!» — подумалось мне, и я вздохнул с некоторым облегчением.
      Пошёл сдаваться Хотееву. Я видел: он только что прилетел с Изюмовым.
      Командира звена отыскал в классе предполётных указаний. Он стоял, склонившись над плановой таблицей:
      — Так! Это сделали!.. Это выполнили!.. Это он сейчас полетит сам!..
      Подхожу:
      — Товарищ капитан! Разрешите обратиться?
      — Ну! — Хотеев коротко глянул на меня и снова углубился в плановую. — Это я с ним слетаю!..
      — Я должен сознаться в совершении служебного преступления!
      Хотеев резко развернулся и быстро глянул мне в глаза. Потом посмотрел мне за спину – не слышит ли кто ещё?
      — Тихо! Пошли со мной!
      Мы выходим на улицу, и кэзэ увлекает меня за угол лётного домика и припирает к стене. Наверное, чтобы я не убежал!
      — Что, больше фигур пилотажа в полёте выполнил?
      — Нет.
      — Ну!..
      — Даже если вы и подумаете обо мне плохо, я иначе не могу!
      — Ну!!.
      — Я ведь понимаю, что ежели сейчас промолчу, то это будет уступка своей совести на потом!..
      — Это я понял! Что дальше?..
      — И я, как офицер, потом не буду иметь морального права требовать правды от своих подчинённых…
      — Не тяни кота за хвост, чёрт возьми! Давай суть!..
      — Товарищ капитан, сволочь я!
      — Юрий, — за всё время нашего знакомства он первый раз назвал меня по имени. — Не томи, говори дело! Я уже в режиме тряски¹!
      — Помните, тот случай с герметизацией кабины? — я сделал паузу.
      — Ну!
      — Так вот! Там была моя вина!
      — Чёрт подери, ты, наконец, скажешь или нет? А то сейчас по шее схлопочешь!
      — Тогда у меня она была разгерметизирована! У меня!
      Жидкие полоски бровей кэзэ медленно ползут вверх, рот приоткрывается, а среднеазиатские щелочки глаз округляются и становятся европейскими. Видно было: он ожидал, что угодно, но не такого оборота! Ну, что я признаюсь задним числом! Ведь всё уже прошло и забыто! А тут… Он не может понять, зачем мне это нужно!
      — Продолжа-а-й! — зловеще проговорил он.
      — Тогда техник забыл вытащить чеки катапультного кресла, и мне по его команде пришлось повторно разгерметизировать и открывать кабину. Последовательность была нарушена и… Кабину-то я закрыть – закрыл, но не загерметизировал! У меня ведь отложилось, что я это уже делал! Рулил, взлетал, а сам всё время думал, что я что-то важное не сделал! А в полёте сразу не разобрался, потому что думал об этом важном и доложил…
      — Я так и думал!
      — Вы правильно думали!.. — у меня вырывается вздох. — Потом летел и решал, что сказать, чтобы не быть отстранённым от полётов. Попробовал в полёте разгерметизировать и загерметизировать заднюю кабину. Получилось! Вот и начал врать!.. Но меня с головой выдавал флажок с внешней стороны задней кабины, который объективно свидетельствовал, что она техником герметизировалась! И вы всё время ходили рядом с точным ответом. Вам только не хватало причины, чтобы вытащить всю цепь. Причину можно было дожать из техника, если бы вы с инженером спрашивали его: что было не так при выпуске этого самолёта? Тогда бы вы догадались! А потом о причине техник не помнил, а я молчал… Если бы вы сказали мне, что не станете отстранять меня от полётов, я бы сам всё рассказал! Для меня врать – самый нерасчётный режим! Не хочу врать!.. Выпутаться мне помогли неплохие знания авиатехники! И мне развязанным поведением удалось увести вас в сторону… Вы должны были решить для себя, что виновные в чём-то курсанты так себя вести не станут!..
      — Да-да… Увести в сторону… — кэзэ смотрел куда-то мне за плечо, будто припоминая всю ту ситуацию.
      — Я знал, что вы меня в полёте будете проверять, и был начеку.
      — Понятно! И в воздухе разыграл всё, как по нотам! Ты в детстве в драмкружке не занимался?
      — Нет. А что?
      — У тебя хорошие актёрские способности…

      •• •>> [Через много-много лет мне то же самое скажут опытные контрразведчики после завершения совместной КГБ-ГРУ оперативной игры с противником, где мне была отведена роль человека, работающего «под чужим флагом». Я уже упоминал об этом (Эпизод 107й. Операция «Круг». «Лиминг».). Но то, что я сейчас живу и пишу эти строки, я обязан своей изворотливости, своему везению и неплохому умению на оперативной работе играть чужие роли. Как сказал в 1972 году мой первый командир звена, «Как по нотам»…] <<• ••

      — Почему сразу не сказал?
      — Посчитал, что отстраните! Вы ведь с Трошиным – чуть что, сразу меня отстраняете!.. Других – нет, а меня…
      — Разве был отстранён Получкин, когда признался, что сделал лишнюю петлю Нестерова в самостоятельном полёте? Разве был отстранён Галага, когда рассказал, что никакого отказа у него с шасси тогда не было?
      «Так вот оно в чём дело! Значит, я в тот раз зацепил Румына правильно!» — ахнул мой внутренний голос.
      — Я о Получкине не знал! А Галагу я сразу прищучил!
      — Ты? Сразу? Как?
      Я рассказал о несуразностях в рассказе Галаги с лампочкой арретира АГД и про свои эксперименты с АЗС «День».
      — Чёрт! — вырвалось у Хотеева. — Как просто! А мы шли издалека, через выводы специалистов ТЭЧ. Прав Мельников: ты отлично знаешь авиатехнику! Почему мне о Галаге ничего не сказал?
      — Чтобы быть похоже на Румына, который вам всех пачкает?
      — Ну, ладно! Разве тот же Галага был отстранён от полётов, когда признался, что жрал водку? Журавлин не летал, а он летал.
      — Это их вы не отстраняете, а меня сразу по малейшему поводу…
      Командир звена помолчал и как-то по-другому, с каким-то интересом посмотрел на меня:
      — Но ты правильно сделал, что сознался! — Лицо Хотеева прояснилось, будто ему удалось вытащить меня, уже захлёбывающегося, из воды. — Перед техником извинился?
      — Да! Только что!
      У Хотеева снова поползли брови вверх, он ещё раз приятно-удивлённо глянул на меня.
      — Ты смотри! Каков щегол! Молодец! Предупредил его, чтобы он не болтал?
      — Нет! Но он сам мне предложил вам не говорить!
      — Мне? Не говорить? Да я ему голову откушу за такие советы!
      — Не надо, товарищ капитан, никого кусать! Я же сказал!
      — Ладно! Ты сейчас в зону летишь сам?
      — Не сейчас, через заправку.
      — Чтоб хорошо слетал! Иди! Мне надо побыть одному, продумать свой полёт на полигон…
      — Есть!
      Козырнув, отхожу. Но, бог ты мой, как легко на душе!
      Я смог признаться в служебном преступлении, как и тот подполковник КГБ Шарипов! Я всё рассказал!

<<•>••<•>>

      Как на крыльях влетаю в лётный домик.
      — Юра! Кручинин! — окликает меня Гонтаренко. — Пошли, газированной водички попьём!
      — Пошли, — говорю я.
      Входим в помещение поильника. Юрий покрутил кран на трубе, заполняя бак водой, открывает вентиль на баллоне с углекислым газом. А потом начинает туда-сюда сильно вращать ручку сепаратора, чтобы перемешать углекислоту с водой.
      — Юр! — говорю я.
      — Чего?
      — Я должен перед тобой извиниться!
      — За что? — бросив вращать ручку, поднимает на меня свои глаза Гонтаренко, подставляет стакан под сосок и наполняет его чистой, как слеза, прохладной газированной водичкой.
      Потом протягивает питьё мне:
      — Попробуй, хорошо загазировалась? Если не помрёшь, то и я напьюсь!
      — Ах ты, скворец! Вот для чего ты меня с собой пригласил!
      — А ты думал – просто так, что ли! — смеётся Юрий.
      Принимаю стакан, отпиваю. Углекислота обожгла нёбо рта.
      — Нормально! Вроде, живой! — отвечаю. — Помнишь? Когда на первом курсе картошку чистили, я в запале спора рассказал всем наш давешний спор по пограничной сигнализации? Мне так неудобно перед тобой!
      Юрий фыркнул:
      — Та ладно! Пустяки! Что вспомнил! Я уже и забыл!
      — Нет, Юра! Я перед тобой виноват! И очень хочу извиниться перед тобой!
      — Ну, ты даёшь! Нашёл, о чём вспоминать! Я забыл и ты забудь!
      — Да вот не могу! Я давно решил, что должен попросить у тебя прощения! Но вот делаю это только сейчас!
      — Юр, ты хороший парень! Однако странный ты какой-то сегодня! Никто передо мной ещё за прошлое никогда не извинялся! Ты – первый! Странно всё это! Если для тебя это так важно, то считай, что твои извинения приняты! Хотя ничего страшного тогда не случилось! Ну, сказал! Ну и что?
      — Спасибо тебе! Ты тогда поступил благороднее, чем я!
      — Не понял! Ты о чём?
      — Да так! О благородстве, Юра! О благородстве!..

<<•>••<•>>

      С воодушевлением полетел самостоятельно в зону. Выполнил точно такое же задание, что и вчера: восьмёрочку, две горизонтальные бочки, два комплекса: переворот – горка с углом 30°, два комплекса: переворот – полупетля, два комплекса: переворот – петля Нестерова – боевой разворот, спираль с креном 45° по витку вправо и влево.
      Прекрасно отпилотировал. Получил массу удовольствия от пилотажа, от перегрузок, чёткой работы ППК, а, значит, и своих ощущений…
      И вернулся домой.
      Видели бы вы мою посадочку! Аб-ра-зец (через букву «а»)!
      В прекрасном настроении зарулил на стоянку.
      Саша открывает фонарь, ставит его на распорку.
      Я автоматом хотел вылезти из кабины, но он придержал меня за плечо:
      — Юрик, сидеть! Чеки ещё не установлены!
      И, распутывая их, чтобы поставить на катапульту, на меня посматривает с интересом. К нам с подножек задней кабины заглядывает улыбающийся Олег, ему тоже интересно.
      — Кстати, о чеках! Юрок! Я всё знаю! Какой же ты молодец!
      — Ты о чём? — я попеременно посмотрел на обоих бойцов.
      — О том случае на 76м борту!
      — Молодец был бы, если б сразу сказал правду! — нахмурился я.
      Саша ставит чеки и склоняется ко мне.
      — Значит, не мог сразу сказать! Это было не нужно, не ко времени и чревато! Иногда надо и солгать! В любом случае, я на твоей стороне!
      — Я тоже! — вставляет Олег.
      — Ах вы, черти! Сговорились?
      — Мы ведь дружим! Тем более, сегодня ты всё-таки сказал! И даже Хотееву! Я думал, если скажешь, то только Витьке с 76го борта, а ты… и Хотееву!.. Я ещё больше загордился, что мы дружим!
      — Я тоже! — добавляет Олег.
      — А ты откуда знаешь про кэзэ?
      — Слышал! Вернее, не слышал, а видел разговор Хотеева с Витькой. Ну, и по обрывкам фраз кое-что смекнул. А потом выжал из Витюхи всё! Он, кстати, сказал, что забирает тебя от меня, что просил командира звена, чтобы тот планировал курсанта Кручинина на его самолёте всё время! Мы даже чуть не поссорились из-за этого! Ещё чего, чтобы ты летал на чужом самолёте, а мне планировали какого-нибудь Галагу или Бороду-дурака!
      Сашок смеётся.
      — Нашли из-за кого ссориться! — я тяну губы в улыбке. — Но приятно! Ей-богу!
      — Вот почти так же мне и Хотеев сказал: «Что вы за Кручинина рвёте глотку: то одному планируй его на самолёте, то другому! Нашли из-за кого спорить!»
      Я вылезаю из кабины. И, посмотрев на носки своих лётных ботинок, говорю:
      — Сашок, если бы ты знал, как это приятно – всё-таки решиться и сказать правду! Признаться, что тогда был неправ!
      — Юр, — говорит Олег. — А я бы не смог! Меня Саша ввёл в курс. Ведь уже всё прошло, никому это не нужно! А ты сказал…
      — Олеж, и ты сможешь! Если захочешь быть честным по жизни! — Я посмотрел на своих друзей, положил им руки на плечи: — Я буду офицером, понимаешь, Олег? Если бы сейчас не признался, как я смогу потом требовать правду со своих подчинённых?..

<<•>> О, чего же мне не удаётся обмануть себя? Зачем внутри меня живёт беспрерывно неусыпный дозорщик, который открывает мне пружину каждого моего чувства, каждого моего слова? Неужели невозвратно прошло для меня это золотое время, когда не нужно мне было рядить себя в чувства, как в чужие платья, когда они приходили сами по себе, когда я жил и забывался жизнью! Вот она, жизнь ума, о которой я мечтал, когда жил сердцем. Вот она, холодная и спокойная жизнь, которая рассуждает над каждым шагом, владеет каждым душевным движением и знает причину и последствия каждой мысли!

Михаил АВДЕЕВ, «Тетрадь из записок Тамарина»

<<><•><>>

<<•>> На людскую память нельзя положиться. На беспамятство, к сожалению, тоже.

Станислав Ежи ЛЕЦ

<<><•><>>

<<•>> Честь редко бывает там, где слава, и ещё реже слава бывает там, где честь.

Иоганн ЗЕЙМЕ

<<><•><>>

<<•>> От магов он знал, что бог, которого они называют Оромадром, телом своим подобен свету, а душою – истине.

ПОРФИРИЙ (о Пифагоре)

<<><•><>>

<<•>> То, что ты не хочешь иметь завтра, отбрось сегодня, а то, что хочешь иметь завтра, – приобретай сегодня.

Фома АКВИНСКИЙ

<<><•><>>

<<•>> Всё было бы очень хорошо, если бы все наши поступки можно было бы совершать дважды.

Иоганн ГЁТЕ

<<><•><>>

<<•>> — Противно до тошноты!
      — Потом будет легче, увидишь!
      — Может, будет, а может, нет!

Из америк. худ. сериала «Калифрения»

<<><•><>>

<<•>> — Перед самым выпуском из академии я вдруг осознал: как мало я знаю мир, реальный мир!

Из америк. худ. сериала «Андромеда»

<<><•><>>

<<•>> — Я не собираюсь тонуть.
      — «Титаник» тоже не собирался, вот лодок всем и не хватило!

Из худ. сериала «Досье детектива Дубровского»

<<><•><>>

<<•>> Каждый кризис – это новый шанс, который, возможно, изменит нашу жизнь к лучшему.

Слоган к худ.-публ. к/ф-му «Ключевые моменты в истории»

<<><•><>>

<<•>> — Никогда мне больше не ври!

Из худ. сериала «Чёрные волки»

<<><•><>>

      <<•>> — Я смогу вернуться? Что мне делать, Кен?
      — Продолжай жить. Просто живи. Не думай об этом.

Из худ. к/ф-ма «Залечь на дно в Брюгге»