Взлёт

      После ужина все собрались в кино. Показывали неновый уже фильм «Дикий мёд». Но выбирать было не из чего. Хоть какое-то развлечение. Поэтому наши собирались. А я раздумывал: а не остаться ли? Ещё не знал, чем себя занять: то ли с книгой посидеть, то ли зайти в солдатскую казарму к Саше и Олегу, да телевизор посмотреть.
      Тут подходит Журавель, сигаретка в зубах, руки в карманах.
      — В кино пойдёшь?
      — Не знаю, Вов, я этот фильм уже видел. Да не один раз. Что-то особого желания нет.
      — Я тоже его видел. А что ещё делать? Все идут.
      — А я – не все! — улыбнувшись, проговорил я.
      Володя широко заулыбался.
      Из столовой появляется Галага. Петро подходит к нам, достаёт сигарету, прикуривает от сигареты Журавля. Видимо, он слышал мою последнюю фразу. Поэтому, хитро посмотрев на меня, проговорил:
      — Отшельник ты!
      Я удивлённо поднимаю на него бровь. Но спорить не хотелось: думай, что хочешь! А Румын не унимается:
      — Ты, Юрка, знаешь, что ты – отшельник?
      — Ну, ладно! Ты, Володя, в кино? А я пойду в казарму, почитаю!
      Повернулся и пошёл.
      — Я же говорил, что ты – отшельник! — слышу я сзади галагинский смешок. — Гордый! Не хочет мне отвечать! Или, скорее всего, возразить нечего!
      Вот же гнида кусачая! Чёрт, чего ему надо? Обязательно надо испортить настроение!

••>> ПОДЛОСТЬ << ••

<<• Мл. сержант Галага •>>

      Не сразу я разобрался в этом своём однокурснике. Но, как оказалось, в Галаге хорошо и быстрее разобрались другие. Я уже описывал наш разговор с Володей Рубаном (Эпизод 117й «День авиации. Подлость»). Для меня стал большим откровением факт, что на первом курсе Китиевский был оставлен на каникулярный отпуск, именно благодаря Галаге. В принципе, я тогда, на первом курсе, очень удивился, что Кота оставили при училище – он не был в списках самых недисциплинированных, не арестовывался в дисциплинарном порядке, не был выпивохой. Но вот, не поехал! Не отпустил его Паша Летченко из-за сержантских взысканий, которые Котяре набросали, благодаря Румыну!
      Прав, видимо, был Рубан: Галага рыл зубами землю для того, чтобы в глазах Ёсипова и Сидодченко выглядеть своим, не брезговал он и тем, чтобы подкатить и к Володе Мусиевичу. Я представляю, как он ненавидел этих сержантов за то, что вынужден перед ними лебезить и закладывать других.
      Я уже рассказывал о своей первой встрече со старшим сержантом Сидодченко, не очень приятной для нас обоих. (Эпизод 4й. «Курсантские будни».) И когда я после зачисления попал к нему в отделение, мне тут же показали, что такое служба! Это правда! Но не вся! Дело в том, что после того, как мы одели форму, то для сержантов стали все на одно лицо, мы сами друг друга, бывало, не узнавали! И Сидодченко совершенно не помнил меня. Но однажды в курилке, в порыве откровения я рассказываю Галаге о том самом окурке, который не захотел поднять по приказу Сидора. Ведь Пётр – такой свой, такой нормальный парень! И тут же Сидодченко буквально со следующего дня «всё вспомнил»! И начал меня пригибать! В записках за первый курс тот разговор с Галагой и эта разительная перемена моего младшего командира прослеживается явно! Тогда я не понимал, в чём здесь дело! Понимание этого пришло позднее!..
      А что же случилось? Да ничего особенного! Желая показать себя своим ради поблажек со стороны Сидодченко, Петро подкатил к нему и рассказал, как плохо думает о нём этот салага, курсант Кручинин. И в качестве подтверждения этого передаёт мой же рассказ о нашей с ним стычке. И всё! Далее, чтобы Галага не сказал старшему сержанту от моего имени, для Сидодченко будет чистой правдой! Вот потому-то и не стало спокойного житья для курсанта Кручинина – недовольство младшего командира периодически поддерживалось новыми порциями галагинских придумок того, как плохо отзывается о нём этот салабон! 
      А тут ещё в связи с реорганизацией службы открывалась возможность стать, наконец, младшим командиром! И игра стала стоить свеч! Вот тут Пётр Галага, надо думать, преуспел! И перед Ёсиповым, и перед Сидодченко. И вожделенные две лычки на курсантские погоны заполучил.
      Но и после этого свои интриги не оставил. И здесь прав Володя Рубан: Галага захотел выглядеть в глазах подчинённых не просто хорошо, а очень хорошо. Это единственно разумное объяснение такому поведению. А для этого надо было, чтобы другие сержанты стали для курсантов «плохими». Вот и начал интриговать против Ёсипова и Сидодченко, передавая им, как плохо о них отзываются Кручинин, Новошилов, Самойченко, Ласетный, Ровенский и др. А поскольку все друг к другу постепенно притёрлись, обмывать косточки Ёське и Сидору было уже неинтересно! Но это выходило за рамки плана Галаги. И тогда, чтобы поддерживать костерок недовольства на должном уровне, он впервые стал придумывать чернуху о наших сержантах, вкладывая в уста своих подчинённых те слова, которые они не говорили. Естественно, это в душе возмущало и Ёсипова, и Сидодченко – «я вам особо ничего плохого не делал, а вы вон как!» И соответствующе реагировали по служебной линии. Подчинённые, не видя причин, за что их дерут, само собой оказывались недовольными. А это Галаге и надо!
      Придя в учебный полк, младший сержант Галага перешёл на более высокий уровень. Тут надо было понравиться командиру звена и выглядеть для него полезным. Ну, чтобы не списал по нелётности. А заодно и вымазать дерьмом как можно больше курсантов: на этом фоне сам Галага выглядел даже в собственных глазах, уж не говорю про глаза наших лётчиков-инструкторов, гораздо лучше. И рассчитал правильно: если бы он был простым курсантом, ему вряд ли бы стали так безоговорочно верить – чего это курсант вываливает в дерьме другого курсанта? Но Галага был младший командир! А это уже выглядело информацией, помощью. Кроме того, и командир звена, и комэск, и лётчики-инструкторы в своей курсантской юности не сталкивались со столь подлым поведением! И ему стали верить. Опять-таки  по той же причине: курсант наговаривать на курсанта не станет! А значит, это правда!
      Летал Галага через пень колоду, я просто не помню, чтобы его хвалили за точность выдерживания режима в полёте или чистоту пилотирования хотя бы раз. В самостоятельных полётах он и выравнивал высоко, а оттуда падал на континент, и садился с перелётом, и едва перетянув колпаки ВПП (шёл на подтягивании по командам РП). Именно поэтому он со всей своей скрупулёзностью следил за тем, чтобы как можно меньше хвалили других, особенно Кручинина, может, потому что считал его «ср*ной интеллигенцией, которую нужно убивать», а, возможно, что, если лычки у Галаги посрывают, чтобы, не дай бог, не поставили этого Кручинина командиром отделения у Галаги! Тогда хоть стреляйся – самолюбие такого не выдержит ни при каких обстоятельствах! Такой кошмар не желалось видеть даже в страшном сне! И поэтому стоило только Хотееву или Бате (по информации Журавлина) похвалить в числе других этого самого Кручинина, как тут же Галага подходил к кэзэ (или к моему инструктору) и посвящал его, насколько лицемерен и гнил этот курсант! («Не смотрите, что он, вроде как, за воспитанного и интеллигентного себя выдаёт! Он такое про вас говорит, такое говорит!..») А поскольку тот же Кручинин ничего такого не говорил, приходилось придумывать фразы поподлее! Так родился эпизод, согласно которому этот Кручинин кричал на всю казарму, что инструктор ему уже не нужен! И это в период, когда мы ещё не приступили к обучению сложного пилотажа!
      Тут бы капитану Хотееву насторожиться по этому эпизоду, переговорить с Кручининым, с другими курсантами… Увы, это сделано не было! Цель этих галагинских инсинуаций: по возможности осложнить жизнь Кручинину, сделать всё, чтобы его командирам не хотелось его хвалить. А в самом начале лётного обучения, чтобы он был на таком счету у кэзэ, чтоб тому просто возжелалось его списать! А главное – показать командирам, что он, Галага, «их» человек и просто незаменим! Однако не вышло – Кручинин вылетел самостоятельно в числе первых в эскадрилье и раньше самого Галаги! А это злило ещё больше!
      Теперь о спиртном. То, что Галага выпить не дурак, знали в подразделении все, кроме инструкторского состава. Любил он сие. Но как это делать? Ведь ещё идёт вывозная программа! Если попадётся с Журавлём, могут выгнать к х*ям из училища обоих! Выход был найден быстро – он не просто пил с Журавлиным, который, естественно, отказаться от этого дела не мог по своей натуре, но и втягивал в пьянство других курсантов. Почему-то наши командиры (и Мельников, и Хотеев, и Трошин) не обратили внимание, что на пьянке тогда попались из четырёх курсантов трошинского экипажа сразу трое! И почему не пошёл пить четвётый, который если верить этим «добросовестным» докладам такого милого младшего сержанта, просто мечтает подставить своих командиров? Тут бы и задаться вопросом: а почему? Ладно, Журавлин – у него за плечами за пьянку было исключение из ХВВАУЛ (и восстановление под честное слово), этот, ясный перец, не остановится, тоже любитель! Но Самойченко, Передышко, которые были на хорошем счету у Бати! Против них негатив Галага командирам не поставлял! Шурко в нашем экипаже потом вылетел самостоятельно самым первым! А они почему пошли пить? Ведь нужды в выпивке эти парни не имели.
      Да потому-то они, другие и пошли жрать водку с Галагой, что ему отказать в этом было нельзя, ещё и с шуточками-прибауточками за спиртным сбегали! Они знали: не пойдут, не сбегают – Галага станет мстить! И тогда не видать им суббот и воскресений – все будут в нарядах да караулах! Как не видать их Кручинину, который пить с Галагой и бегать ему за водкой отказался резко и категорично! И хотя в наряды Кручинина посылал командир звена, всем было ясно: без Галаги здесь не обходится! Да он этого и не скрывал, наоборот, демонстрировал! Чтобы знали: с Галагой следует дружить! Вот потому-то и было на той пьянке столько курсантов! Чтобы Мельников… гм… ля-ля-ля, не доложил о случившейся групповой пьянке командиру полка и тот не представил к отчислению того же Журавля, ну и, конечно, не снял с младших командиров Галагу! Нельзя было комэске об этом докладывать – сам бы получил по шапке! Поэтому на тот выпивон Галага привёл и младшего сержанта Павличко (2е звено), всеми силами тянул, уговаривал замкомвзвода Сидодченко (3е звено)! Всё просто: будет много сержантов – ни с кого лычки не посрывают. А когда все попались, на Сидодченко можно будет организацию пьянки и свалить! Он – старший сержант, значит, всё им и организовано!.. И этот расчёт сработал! Только с Сидодченко сорвалось, не захотел тот подставлять своего кэзэ, инструктора! И Галаге пришлось отвечать перед Хотеевым самому. Но свои лычки-то он сохранил! И продолжал пить каждую субботу!..
      А здесь надо было командирам действовать наоборот, жёстко и по понятиям! Групповая пьянка? С большим количеством курсантов? И среди них младшие командиры (Галага, Павличко)? Это не курсанты потянули за собой сержантов, это сержанты организовали пьянку с подчинёнными, которые являются для них лишь прикрытием! Что делать? Немедленно, не задумываясь, снять с должностей таких командиров отделений, лишить сержантских званий! Потому как всем должно быть ясно: это они всё организовали, а курсанты – лишь ширма, чтобы им меньше досталось! И уверяю вас: пьянство в эскадрилье тут же прекратится!
      Итак, Галага подзалетает на групповой пьянке! За полёты его не хвалят! Что делать? Как улучшить свой имидж? Вот он и придумывает отказ в воздухе, и в одном из полётов докладывает о невыпуске шасси от основной гидросистемы! По командам РП выпускает аварийно, заходит на посадку. Герой! Комэск, не разобравшись, объявляет ему благодарность! Но специалисты ТЭЧ не подтверждают отказа, система на земле работает, как часы! Вся электропроводка, гидравлика – целые и исправные. Да и самолёты новые, только-только с завода! На Галагу нажал капитан Хотеев, пришлось признаваться, что никакой он не герой, а просто захотел выглядеть героем… Но об этом широко курсантов не оповестили, берегли авторитет младшего командира.
      Опять прокол! Чтобы снова стать в фаворе, применил старую тактику – вымазать как можно больше тех, кого он ненавидит. Особенно, если этих курсантов кто-то за что-то хвалит. Здесь пока сбоев нет – командиры берегут своего информатора и реноме младшего командира. Не постеснялся со своими клеветническими измышлениями подойти к моему инструктору Валерию Ивановичу Трошину. И тот поверил! Даже когда я спросил у командира экипажа на крылечке, имеется ли у него ко мне что-то личное, и здесь Трошин скрыл, что вся чернуха на меня идёт из одного источника, от Галаги!
      К концу программы инструктор меня просто ненавидел. Я ещё терялся в догадках, почему, за что? А именно такая ситуация очень забавляла Галагу!
      Пробовал он вымазать меня и в глазах других лётчиков! У меня нет инфо, что он что-то говорил замкомэске Богдану Федорцеву – никаких санкций он против меня не принимал. То ли Богдан сам разобрался и не поверил, то ли Галага не успел к нему подкатить. Но чего не было, того не было!
      А вот натравить на меня штурмана эскадрильи майора Рассадкова поначалу у него получилось! Однако это оказался умный человек! Он быстро всё смекнул! (Как это случилось, и как майор для себя вывел Галагу на чистую воду, об этом разговор в моих записках впереди!) Но вот моего инструктора и командира звена этот подонок Галага сумел обвести вокруг пальца… К сожалению…
      Вы спросите, зачем Румын всё это делал? Отчасти Рубан и я уже ответили на этот вопрос. Здесь был свой корыстный расчёт: сперва получить послабления по службе от младших командиров, а затем на открывшуюся вакансию стать командиром отделения. А остальное – наберитесь терпения! Я сам спрошу вас об этом!
      Третий курс… В Чугуеве Галага уже в открытую стал меня по службе гнобить, обламывать! Первый курсантский караул под Знамя был моим, дневальным по курсу или по УЛО по субботам и воскресеньям – тоже я (пока я не обратился к комэске).
      Нас быстро распредели по экипажам. Мы всем составом попали к лётчику-инструктору Анатолию Владимирову. По рассказам старшекурсников, это был свирепый командир и жёсткий инструктор. Мы все четверо повздыхали, но не нам выбирать! (Кстати, справедливости ради стоит подчеркнуть, что реальность под названием «Владимиров» оказалась менее драматичной, чем нам описывали! То ли тогда Анатолию Александровичу курсанты в экипаж попались выпивохи, а он начал принимать к ним меры, то ли ещё по какой-то причине, но этот инструктор потом выглядел в глазах курсантов вполне приличным человеком! Самолюбивым – да! Но не зверем, которого нам описали!)
      И тут система Галаги впервые сработала против него! Поздней осенью в Чугуеве оказался Трошин. Мы его узнали на улице, подошли. На наш вопрос он, смеясь, сказал, что его переводят в Чугуев и он будет у нас инструктором. И спросил, не против ли мы? Нам, в общем-то, стало ясно, что это проверка. Но в любом случае мы посчитали, что Трошин, которого мы знали и к которому привыкли, всё же был предпочтительнее «жёсткого Владимирова»!
      Батя встретился и с нашим новым командиром экипажа. А поскольку они были однокурсники, то хорошо знали друг друга. Естественно, Владимиров не мог не поинтересоваться нами, своими будущими курсантами. Трошин дал характеристику каждому из нас. И вдруг посоветовал избавиться от… Кручинина! Заметьте: не от Журавлина, который отчислялся за пьянку и который на этой пьянке попался прямо на вывозной программе в Круче и поэтому может подвести в любой момент! Не от двух других курсантов, которые не нашли в себе мужества отказаться участвовать в пьянке, даже не вылетев самостоятельно на самолёте! За всех троих наш инструктор получил тогда строгий выговор. От Кручинина! Это какими же фактами следует располагать против этого курсанта, чтобы рекомендовать своему сотоварищу избавиться от такого подчинённого?! Безусловно, я – не идеал, но, почему-то, думаю, что таких выводов всё-таки не заслужил! 
      Далее информация идёт от моего нового инструктора лейтенанта Нюнчикова, в тот год недавнего выпускника Черниговского ВВАУЛ. Он мне потом всё это и рассказал…
      На следующий день Владимиров подошёл к командиру эскадрильи подполковнику Качалову и потребовал заменить Кручинина любым другим курсантом.
      — Или вы уберёте этого курсанта из моего экипажа, или я его спишу! — жёстко заявил лётчик.
      Списать бы меня Владимирову никто не позволил (имею основание так сказать!), но вот крови он бы мне попортил немало! И в этом бы Галага со своими приёмчиками преуспел! Владимиров был весьма самолюбивым и, узнав от Галаги, что Кручинин в казарме «говорит» о своём командире экипажа, житья бы мне не дал! А я бы всё думал, как мне не везёт в отношениях с инструкторами! За что? Что я вам всем такого делаю?..
      В общем, когда узнаю, что я включён в состав другого звена (из первого переведен в третье) и что у меня будет не Владимиров, а другой инструктор, я, честно говоря, вздохнул облегчённо, ещё не зная, что радоваться действительно есть чему!
      И это сразу затруднило интриги Галаги против меня! На полётах в Левковке он перестал быть моим командиром отделения (моим младшим командиром стал летавший со мной у Нюнчикова в одном экипаже сержант Вова Мусиевич) и Румыну труднее стало манипулировать моими командиром экипажа и звена! («Чёртов Владимиров! Какого хрена он потребовал перевода Кручинина в другой экипаж?»)
      Но всё же Петечка решил попробовать пить мою кровь и гнобить меня чужими руками! Ведь ещё чего доброго Кручинин решит, что с сержантом Мусиевичем ему комфортнее служить, чем с Галагой! А должно быть наоборот! Кручинин должен знать, что ни с кем из младших командиров у него ничего не получается! Вот и начал он с Мусиевича. Вдруг ни с того, ни с сего, Вова перестаёт со мной разговаривать! На мои вопросы в экипаже по полётам отвечает с неохотой, глядит на меня букой, чаще отворачивается. Не могу понять, в чём дело и всё тут! Вроде бы никакой вины за собой по отношению к нему не чувствую. Бесхитростный Мусиевич не выдержал сам! Когда на предварительной мы остались одни, он предъявил мне претензии: мол, как мы вместе, то я – само обаяние, а за спиной мажу его дерьмом!
      Я раскрываю глаза пошире:
      — Вова, ты о чём?
      И тут выясняются обо мне довольно нелицеприятные вещи: я в его отсутствие смеюсь над Мусиевичем, называю его «трактористом», ничего не смыслящим в авиации, «глупой дерёвней» и прочими обидными прозвищами.
      Конечно, я это отрицаю. Оборачиваюсь к другим членам нашего экипажа – Ерёменко и Мамотову. Спрашиваю: слышали ли они, чтобы я посмеивался над Вовой когда-нибудь? Никто этого не слышал. Тогда я спрашиваю:
      — Володя, а ты слышал, чтобы я подтрунивал хоть над кем-то, зло шутил? Не над тобой, над другим парнем из эскадрильи? А почему же ты считаешь, что ты будешь таким курсантом первый?! Что ты мне плохого сделал, чтобы я так издевался над тобой? А кто тебе это сказал?
      Выясняется – Галага! Я даже рассмеялся – настолько всё мне стало ясно!
      — Плюнь ему в рожу! Это подонок! Он тебе на первом курсе подставил таким же образом Котиевского! А теперь такие же слова, якобы произнесённые мной, он приписывает мне!
      И я рассказал сержанту, как он вымарывал меня дерьмом в глазах Хотеева и Трошина в Великой Круче.
      — Давай сделаем так! — предложил я. — Если Галага к тебе подойдёт с новой порцией клеветы на тебя от моего имени, ты, во-первых, поинтересуйся, кто ещё слышал это же, а потом расспроси у них! Уверяю тебя: кроме Галаги окажется никто подобного дерьма о тебе от меня не слышал! А во-вторых, предложи вдвоём подойти ко мне! Посмотрим, как у него получится лгать в моём присутствии! И, кстати, когда Галага будет по новой тебе меня перед тобой мазать дерьмом, обрати внимание на его верхнюю губу – она вся будет мокрой от волнения! Это первый признак, что Румын лжёт! Его цель – твоими руками сводить со мной свои счёты, дать мне понять, что ко мне так относятся все сержанты, а, значит, это не Галага плохой парень, это у Кручинина ни с кем не выходит!
      Как только в следующий раз Галага подошёл к Мусиевичу с новой порцией лжи и тот предложил позвать меня, над верхней губой у Галаги стало не просто мокро, там потёк водопад!
      — Я тебе как другу рассказываю об этом Кручинине, а ты ему всё хочешь выложить!
      Больше Галага к Вове Мусиевичу не подходил! То ли информация у него закончилась, то ли Кручинин перестал наговаривать на своего сержанта именно Галаге! Трудно сказать!
      Но Румын не успокоился! Он решил воспользоваться проверенными методами.
      Какими? Да теми же!
      С Вовой Мусиевичем всё утряслось. Мы даже подружились. А тут новая напасть – лётчик-инструктор лейтенант Нюнчиков дерёт меня за все ошибки в полёте и малейшую провинность на земле! Да что же это такое? Чем я вам не угодил, товарищ лейтенант? Пить – не пью, в самоходы из Левковки не бегаю! Выполняю всё, что ни скажите! Да за что ко мне такое отношение?
      К чести Нюнчикова, в отличие от многоопытного Хотеева и имеющего опыт инструкторской работы с младшими лейтенантами Трошина, мой командир экипажа, вчерашний выпускник училища сам быстро во всём разобрался.
      По информации некоего Галаги, Кручинин только и делает, что смеётся над своим лётчиком-инструктором и предлагает другим курсантам посмеяться над Нюнчиковым тоже.
      — Я не знаю, товарищ лейтенант! — говаривал Галага. — Ну и что, что вы только что выпустились из училища! Но вы его учите летать на истребителе! А этот лицемер Кручинин так к вам относится! Никто из курсантов не смеётся над своими командирами экипажа, все их уважают, а он!.. Дерьмо, настоящее дерьмо!..
      Само собой, лейтенанту это неприятно. Тем более ничего плохого он Кручинину не сделал! Вот ты какой, курсант Кручинин! Ах ты, гад такой! Ну и…
      Но тут Нюнчиков задумался: почему информация про смех*ёчки о своём инструкторе идёт от младшего сержанта из первого звена, а сержант Мусиевич из его экипажа ничего такого не сообщает? И Нюнчиков после очередной чернухи Галаги отозвал перед отбоем в сторону Мусиевича и спросил об этом. (Думая, что получит подтверждение всей гнусной сущности этого Юрочки.) Каково же было удивление молодого инструктора, когда получает ответ, что ничего такого Кручинин в казарме не болтает, что он всегда с уважением отзывается о своём командире экипажа.
      «Вот так-так! Но такого же никогда не было, чтобы курсант просто так наговаривал на курсанта! Поэтому-то и казалось сие правдивым! А выходит…» — думал Василий Нюнчиков, шагая к коттеджу, где обитали лётчики-инструкторы.
      Затем вдруг остановился и снова пошёл в казарму, поднял с постели Вову Мусиевича. Спросил только одно:
      — А какие отношения между Кручининым и Галагой?
      — Так, это всё вам говорил Галага? Можете смело наплевать и забыть! — махнул рукой сержант. — Кручинин Галагу считает подлецом и подонком! Галага и мне на Кручинина наговаривал! Вернее, наоборот, что якобы Кручинин про меня всякие гадости другим говорит! Он его и перед инструктором на втором курсе мазал дерьмом!
      «Стоп! — подумал Нюнчиков. — Не потому ли Владимиров просил заменить Кручинина другим курсантом в его экипаже?»
      А Вова Мусиевич предложил поговорить лейтенанту с самим Кручининым.
      Этот разговор у меня с Нюнчиковым состоялся на другой день! Он меня расспрашивал, и я рассказал всё!
      Подивился этой ситуации лейтенант. Но зато всё понял. И поэтому когда Галага подошёл возмущаться «высказываниями Кручинина» о своём инструкторе в очередной раз, по словам моего командира экипажа он ему сказал так:
      — Слушай, Галага! Правильно про тебя говорят в эскадрилье: ты – подонок и подлец! Неужели ты думаешь, что я не поговорю со своим курсантом? Это у тебя в Круче проходило с твоими командирами, а здесь – нет! — у Галаги тут же стало всё мокрым над верхней губой. — Если ты ещё раз подойдёшь ко мне ли, к командиру звена Чемпарову ли с враньём на Кручинина, я попрошусь у комэски быть ответственным на эту вечернюю проверку, как офицер, выведу тебя, гниду, перед строем и расскажу всем курсантам, чем ты занимаешься!
      Галага стоял, как обоср*нный. Впрочем, я не уверен в необходимости в данном случае сравнительного слова «как»!
      — Ты меня понял? А теперь пошёл вон!..
      Галага даже не сделал попытки что-либо отрицать и как бы тем самым подтвердил сказанное о нём! Повернулся, чтобы уйти на негнущихся ногах.
      — Отставить, младший сержант! В армии вас не научили, как следует отходить от начальника?
      Галага повернулся к моему инструктору.
      — Разрешите идти, товарищ лейтенант?
      — Идите!
      — Есть!
      Галага чётко повернулся и отошёл… Навсегда! К Нюнчикову он больше не подкатывал!
      Я себе представляю, как Галага после этого ненавидел моего командира экипажа! Для некоторых ведь подлость – это не когда совершаешь подлый поступок, а когда о нём кто-то узнал!
      А теперь я вас спрошу: зачем всё это нужно было делать Галаге против курсанта Кручинина? Ещё можно понять, если бы он передавал подлинные слова, сказанные мной! (Так сказать, возмущён кручининским вероломством до глубины души!) Но придумывать!?. У вас есть какое-нибудь другое разумное объяснение, кроме того, что это привычная подлость?
      На четвёртом курсе Галаге снова не повезло! Я летал в четвёртой эскадрилье в Канатово, а Галага был переведен в другую эскадрилью и остался летать в Купянске. Даже если бы Галага и хотел мне подгадить, он это сделать не мог просто физически!
      …Я не знаю, где и как служил Петечка Галага после выпуска из училища! Это большое счастье для меня, что мы служили в разных местах. И с тех пор вот уже почти сорок лет не видел Галагу и не слышал о нём ничего. Да и не хочу слышать! Но если те ребята, которые служили вместе с ним в одном гарнизоне, летали в одной эскадрилье, вдруг ни с того, ни с сего начинали ощущать к себе ничем не объяснимую неприязнь своих командиров, вы должны знать: первопричиной недоразумений у вас с начальником являются не ваши какие-то ошибочные действия. Источник ваших неприятностей один: Пётр Галага! Особенно если вы были для него конкурентом на вышестоящую должность, допустим, командира звена…
      Подлость затягивает… И отказаться подличать человек уже просто не может! А тут ещё на кону стоит повышение по службе… Ну как тут не сообщить командиру, какое дерьмо про него говорит лейтенант N? В последний, разумеется, раз…

 

      Вдогонку:

      ••>> Особенно стыдятся подлости, если не удалось довести её до конца.

Александр ФЮРСТЕНБЕРГ

      ••>> Пытаться очиститься от неоправданного подозрения либо излишне, либо бесполезно.

Мария фон ЭБНЕР-ЭШЕНБАХ

      ••>> Иные верят всему, что рассказывают им на ухо.

Луис НАЙЗЕР

<<•>> Есть оружие страшнее клеветы: оружие это – истина.

Шарль ТАЛЕЙРАН

 <<•><><•>>

<<•>> — Ко всему-то подлец-человек привыкает!

Фёдор Михайлович ДОСТОЕВСКИЙ, «Преступление и наказание»

 <<•><><•>>

<<•>> Серьёзная политическая партия осуждает всякую подлость, если она не включена в программу партии.

Вильгельм ШВЕБЕЛЬ, нем. учёный и публицист

 <<•><><•>>

<<•>> Неспособный ни к чему способен на всё.

NN

 <<•><><•>>

<<•>> А подлость и дружба несовместимы.

Яна ЛАПУТИНА

 <<•><><•>>

<<•>> На свете полно порядочных людей. Их можно узнать по тому, как неуклюже они делают подлости.

Шарль ПЕГИ

 <<•><><•>>

<<•>> Подлец – человек, которому позволено больше других, на том основании, что он хуже других.

Александр КРУГЛОВ

 <<•><><•>>

<<•>> Нельзя быть злодеем другим, не будучи и для себя негодяем. Подлость универсальна. Нарушитель любви к ближнему первым из людей предаёт самого себя.

Борис ПАСТЕРНАК

 <<•><><•>>

<<•>> Законы подлости исполняются без промедления.

Леонид КРАЙНОВ-РЫТОВ

 <<•><><•>>

<<•>> — Мой несчастный мерин!
      — Это подло!

Из америк. худ. сериала «Калифрения»

 <<•><><•>>

<<•>> — Я служу своей стране, как умею! А что при власти соберётся немало подлецов, то так было во все времена!

Из худ. к/ф-ма «Статский советник»

 <<•><><•>>

<<•>> — У тебя есть отец и мать?
      — Я вас не понимаю, сэр!
      — Да мне как-то не верится, что ты рождён людьми!
      — Что вы имеете в виду, сэр?
      — Нет! Ты уж, конечно, на плод любви! Ты – от единственной встречи где-то возле помойной ямы, на задворках города!
      — Не смейте поносить мою мать!
      — Сэр! Где «сэр»?
      — …Сэр…
      — Это ужасно, но как мы похожи друг на друга! Очевидно, поэтому мне так противно видеть твою рожу! Надо бы избить её в кровь! Но я ещё ни разу в жизни не сделал того, что надо! И сегодня не сделаю! Но по справедливости…

Из худ. к/ф-ма «Лисы Аляски», к/ст. «Дефа», ГДР (1964 г.)

 <<•><><•>>

<<•>> — Я знаю, что ты не считаешь меня подлецом.

Из америк. худ. сериала «Безумцы»

 <<•><><•>>

<<•>> — Вы скоро поймёте, что самое интересное в придворном театре происходит за кулисами.

Из фр. худ. к/ф-ма «Маркиза»

 <<•><><•>>

<<•>> — Ну, так что там у нас? Я не про дело! Дворцовые интриги, сомнения в себе…

Из америк. худ. сериала «Доктор Хаус»

 <<•><><•>>

<<•>> — Ты меня бросил, мерзавец!
      — Мерзавец! Ему это очень подходит!

Из америк. худ. сериала «Калифрения»

 <<•><><•>>

<<•>> — Неужели ты думаешь, что я какой-нибудь негодяй?

Из худ. сериала «Белая гвардия»