Взлёт

      …Аэродром. Наши курсантские полёты. Сегодня я был весьма обрадован тем обстоятельством, что вместо одной запланированной заправки, в плановой таблице стояло две! Две заправки, два строя.
      Сейчас я летаю на групповую слётанность парой в зону. Это упражнение 19 КУЛПа. Первая заправка у меня прямо с разлёта. Непосредственно после предполётных указаний. Контрольно-показной полёт. Инструктором в задней кабине будет майор Рассадков, штурман эскадрильи. До этого дня я ещё ни разу с ним не летал.
      «Что ж, посмотрим, что за птица, инструктор-штурман аэ!» — ловлю себя на самонадеянной мысли.
      После запуска двигателя, мы вырулили. На ведущем Эле – старший лейтенант Июмский с Юрой Изюмовым.
       — 20й, взлетайте парой в третью зону. Пилотировать не выше трёх и не ниже полторы!
       — Понял, 20й, третья. От полутора до трёх!
      РП ограничил нашу зону по высоте, т.к. на высотах 900 и 3600 м мои товарищи курсанты будут летать по маршруту, который как раз проходит через полученную нами третью зону.
      Взлетаем парой.
       — 18й, обороты!.. — эта команда Июмского уже мне, ведомому.
      И я вывожу обороты до обусловленных 80%, предварительно зажав тормоза, чтобы самолёт не начал преждевременно трогаться с места.
      — 18й, взлетаем!..
      По этой команде я отпускаю тормоза и довожу обороты двигателя до 95%. Наши Элы мягко страгиваются с места и начинают разбег.
      Всё моё внимание поглощает ведущий. И только одним глазом я кошусь в направлении взлёта. Иначе элементарно подавим колпаки ВПП!
      Видя, что начинаю отставать, РУД дожимаю до максимала, обороты возрастают, увеличивая тягу двигателя. Самолёт ведущего начинает приближаться.
       — Сейчас обгонишь! — предупреждает меня по СПУ майор Рассадков, которого курсанты между собой за глаза ласково называют просто «Юрой» за его бесхитростный характер.
      И действительно, дистанция в нашей паре сокращается. Снова прибираю обороты.
       — Да не так резко! — замечает «Юра». — Понял, да? И тут же добавь!
      Вот ведущий поднимает носовое колесо, создавая самолёту условия для отрыва от земли. Я мельком бросаю взгляд на указатель скорости – 160 км/ч! – и тоже подтягиваю ручку управления на себя. По горизонту контролирую величину поднятия капота. Потом «сижу, курю», как говорит Батя. Что означает: ждать, больше ничего не предпринимать. Дальше Эл, набрав скорость, сам покинет сию грешную землю.
      Обычно в полёте, особенно на взлёте и посадке, ни о чём постороннем не думаешь. (Сложный пилотаж не в счёт, там всё само о том, что нужно напоминает!) Не до этого! Всё твоё существо стремится к «старанию», к лучшему во время полёта. А на взлёте и посадке вообще отвлекаться противопоказано: земля, как блюдо на трёх китах, совсем близко; стоит зазеваться – и полон рот земли! В одной книге о начале авиационной эры я прочёл, что в 20е годы на одном из аэродромов при въезде можно было лицезреть огромный плакат с надписью: «Лётчик! Бойся земли! Она твёрдая! И биться об неё очень больно!!»
      …Я прекрасно помню, как однажды взлетал с «конвейера». Тогда я плохо рассчитал, подразогнал на посадке скорость и сел с перелётом. Перевёл закрылочки на 15° и, получив разрешение РП на взлёт, довёл обороты до максимальных. Но для нормального разбега места оставалось уже не так много, как после нормальной посадки. Плюс ко всему, жара стояла невыносимая, воздух разряжен, опоры для крыла меньше.
      Видя, что ВПП кончается, движением ручки управления я «подорвал» самолёт и он отошёл от земли на малой скорости, что уже очень опасно само по себе. Ведь без скорости Эл запросто может свалиться на крыло! И тогда… Как говорится, «горе семье пилота»!
      Всё так и было! Ну, почти всё. После отрыва мой Эл будто взбунтовался и тут же показал свой норов: неожиданно для себя обнаруживаю у него активное стремление «лечь» на крыло – кренение влево! Энергично ручкой вправо парирую это. Нехотя, самолёт выравнивается, и, не смотря на то, что я ручку управления уже установил нейтрально, Эл резко переваливается вправо! Даю ручку влево!.. Так, из крена в крен мы и отходили с ним от земли. Я даже, кажется, его уговаривал: «Ну, что ты, родимый! Ну, извини, родной! Но полоса-то кончалась! Ну, ещё немного высоты, ещё побольше скорости!..»
      И только набрав скоростёнку, самолёт стал устойчивым, послушным, легко управляемым и кротким, как ягнёнок, каким я его знал раньше.
      А что могло случиться из-за моей ошибки, я понял лишь после полётов, перед сном. На взлёте же об этом думать не приходилось… Наверное, лётчики так и погибают, так и не поняв этого: мгновенный переход границы между жизнью и смертью… Отсюда и в вечность!.. 
      Впрочем, я отвлёкся!
      …По ведущему убираю взлётно-посадочную механизацию и мы парой набираем высоту. Стрелка высотомера медленно облизывала шкалу с десятками и сотнями метров. Сзади, мерно урча, как бы сам с собой, говорит движок-дружок. Тихо так урчит, убаюкивает.
      Плавными движениями ручки и РУДа стараюсь выдерживать место в строю – заданные интервал и дистанцию до ведущего. А, если говорить конкретно, держу свой самолёт так, чтобы носок подвесного бака ведущего проецировался на нос его самолёта, а сам бак мысленно делился надвое нижним обрезом фюзеляжа. Вот тогда и будут выдерживаться заданные и дистанция, и интервал, и принижение.
      Мы набираем высоту 2000 м и уходим в зону. Изредка майор Рассадков мягко и ненавязчиво из задней кабины вмешивается в управление, поправляя и подсказывая.
      И вот мы на месте. Ведущий (радиообмен ведёт он) докладывает о занятии зоны. И РП разрешает:
       — 20му – задание парой в зоне!..
      Начинаем с виражей. Мелкие виражи с креном 20-30°, давно уже освоены в одиночном пилотировании (слава богу, уже самостоятельно летаю в зону на сложный пилотаж!). Но это мой первый полёт в зону парой! И всё будто сначала: ведь надо не только и не столько пилотировать, но и выдерживать своё место в строю!
       — Отстаёшь! — подсказывает инструктор. — Добавь оборотики! Во-о-от!.. Догнал – сразу прибери, иначе обгонишь! Понял, да? Та-ак, хорошо!.. Догоняешь – прибери. Во-от, и сразу же оборотики добавь, чтобы не отстать. Молодчи-и-ина!..
      Ведущий, выполнив вираж влево, тут же перекладывает вправо. На сей раз разворот на меня, я оказываюсь внутренним ведомым. Поэтому, чтобы не обогнать, я в срочном порядке прибираю обороты и выпускаю тормозные щитки. Как только дистанция между нами перестала сокращаться, убираю щиточки и добавляю оборотики. Так же, с подсказками на уровне разговора по СПУ, выполняем и этот вираж.
       — 18й, пикирование влево! — и ведущий перекладывает машину в левый крен и начинает опускаться ниже горизонта. Это отлично видно из моей кабины.
       — Во-от! Он опускает нос, и ты опускаешь! — наставляет меня майор по переговорному устройству. — Принижение сохраняй, приниженице! Понял, да? С принижением безопаснее: даже если обгонять будешь, не столкнётесь!.. Сейчас будет выводить из пике: видишь, высота к 1500 подходит. И скорость – к 550! Но ты с выводом не спиши, иначе выше него окажешься! Понял, да? Обороты сразу много не давай, чтобы не обогнать… А зачем ты крен создаёшь от него? Убери крен! Видишь интервал уменьшается или увеличивается – дай ту или иную ножку. Занял своё место – убери. А зачем же креном? От крена большая инерция. Понял, да? Вот та-ак! Хорошо!
       — 18й, пикирование влево!
       — Ещё вместе сделаем, — мягко журчит по СПУ майор, — а потом сам попробуешь! Понял, да?
      Выполнили и это пикирование. Но самому «попробовать» в этом полёте не удалось.
       — 18й, выходите вперёд! — услыхали мы по радио после второго пикирования.
      Делать нечего. Добавляем обороты и вырываемся вперёд, «на оперативный простор». Теперь мы ведущие, а Изюмов обучается сохранению места в строю в качестве ведомого. Старательно выписываем виражи, пикирования и горки. Изюмов держится и, как я увидел, держится на своём месте довольно неплохо. С помощью инструктора, конечно, – у него, как и у меня, это первый в жизни полёт в зону на групповую слётанность.
      Потом выходим на точку, заход на роспуск и посадка по одному.
      Зарулили. Выключаю все потребители на электрощитке и затем двигатель.
      «Отдыхай, дружок! Ты славно сейчас поработал!»
      Техник Ива Шептенберг открывает фонарь кабины.
       — Юр, ну, как? — интересуется он, устанавливая на катапульту чеки.
       — Порядок! — отвечаю.
      Я быстро отстёгиваю привязные ремни, щёлкаю замком ТП подвесной системы парашюта. Затем выскакиваю из кабины, на ходу снимая с горла ларинги, и прячу их в карман. Тут же записываю в журнале подготовки самолёта,  что замечаний [к авиатехнике за полёт] нет и ставлю свою подпись. Оборачиваюсь к инструктору:
       — Товарищ майор! — прикладываю руку к шлемофону. — Разрешите получить замечания?
       — Значица, так! В общем, держишься [в строю] для первого раза в зону ты неплохо. Схватываешь всё быстро! У тебя хорошая способность к обучению. По полёту тебе всё ясно? Держаться надо, всё внимание ведущему! Интервал менять не креном, а рулём направления, ножкой, ножкой! Понял, да?.. На пикировании при вводе, когда у ведущего крен, держись не как на вираже, в одной плоскости, а на одной высоте. Но с принижением! Он вывел из крена, и ты вывел. Он выводит из пикирования, и ты выводишь! И не спеши с вводом в горку. Не спеши! Ведь выше него окажешься! И потеряешь ведущего из виду. Пара рассыплется. Или столкнётесь. Понял, да?
       — И на горке – на одной высоте?
       — И на горке тоже! И смотри за дистанцией! Чтобы не обогнать ведущего. Видишь, что обгоняешь, он приближается – прибери оборотики. Это ерунда: мне говорили-доказывали, что на горке обороты трогать нельзя. Мол, как дал, так и держи. Можно! Даже нужно. Это на взлёте нельзя. Понял, да?.. Ну, иди. Готовь самолёт!
      «Готовить самолёт» – значит: дозаправить его топливом, зарядить воздухом и, если надо, протереть остекление фонаря, ежели на нём много плям от расплющенных об него мошек. Ну, и конечно, помочь следующему курсанту влезть в подвесную систему, пристегнуть ремни. А, если курсант летит самостоятельно, то и вытащить парашют инструктора из задней кабины, проверить, всё ли включено в ней. Короче говоря, сделать всё, чтобы самолёт вылетел без задержки. Вообще, это входит в круг прямых обязанностей техника самолёта. Но наша помощь необходима, чтобы ускорить весь процесс подготовки.
      Отправив Эл, иду в лётный домик. По времени должны уже привезти стартовый завтрак. И правда – у лётного домика уже стоит зелёный автобус, прозванный лётчиками «Фантомасом».
      Не спеша, отношу кассету бортового самописца САРПП в комнату объективного контроля. Пощебетал с Оксаной (Лидии в комнате не оказалось). В умывальнике мою и насухо вытираю полотенцем руки. Здесь же выпиваю кружку холодной газированной воды из сепаратора и иду в столовую, где меня ждёт стартовый завтрак.
      В лётном зале лишь Серёга Ровенский.
       — Разрешите? — спрашиваю, чуть склонив голову в поклоне.
       — Прошу, прошу вас, — улыбаясь, в тон отвечает Серж.
      Я приземляюсь рядом на стул. Однако за этим столиком в тарелке все яйца оказались варёными.
       — Тётя Люба! — оборачиваюсь я к официантке. — А есть сырые яйца?
       — Да, есть, Зайчик! Вон на том столике, — высовывается та из раздаточного окна.
      Я подхожу и беру. И снова возвращаюсь.
      Сергей встречает меня иронической улыбкой:
       — Певцом-с готовитесь стать-с?
      Я усмехаюсь в ответ:
       — Серёжа, — ласково отвечаю ему, — в Нахичевани говорят, что, если бы от яиц становился хорошим голос, то куриный зад заливался бы соловьём!
       — Та-та-та-та! — щёлкает Серж языком и смеётся.
      В помещение, снимая шлемофон, вваливается Лёха Белуга, про которого Женька Щербаков как-то сострил: «При твоём, Лёха, росте назвать тебя пеньком, значит, показать свою слепоту». Алексей усаживается за соседний столик, расслаблено вытягивает свои ноги и, нехотя, принимается за еду.
      Тут появляется Витя Булыгинов. Он подходит к столику, за которым расслабился Лёха, берёт из тарелки по одному яйцу и начинает определять вращением «сырые – варёные». Витя, вероятно,  тоже желает себе лучшего голоса, не думая об отрицательном жизненном опыте куриного зада.
      Но бесконечные проверки продуктов на предмет их сваренности почему-то начинают раздражать Лёху. Он вспыхивает и резко бросает:
       — Что ты мне здесь яйца крутишь?!
      От этой фразы выпали в осадок все присутствующие, включая официантку. Тётя Люба от смеха чуть в окошко раздаточное не вывалилась.
      …Позавтракав, беру свой шлемофон и выхожу на свежий воздух.
      На небе образовалась небольшая кучёвочка. Ветерок треплет копну сена, сложенную недавно колхозниками на поле, что по соседству с лётным домиком. И она, большая и жёлтая, возвышается над насыпью авиатира.
      Когда-то по этой насыпи бегали курсанты: вверх-вниз, вверх-вниз. И это делалось не для того, чтобы накачать ноги. Отнюдь. Мы глазели не под ноги, а влево под 15-20° и на 30-40 м вперёд – как лётчики смотрят на посадке. Дело в том, что вал плюс рост человека дают как раз 6-8 м, т.е. высоту начала выравнивания самолёта. Вот мы и бегали, пытаясь увидеть «вспухание» земли, чтобы натренировать глазомер на посадке. Само собой, также бегал и я. Только было это очень давно, на вывозной программе, лет сто назад. И надо сказать, что этот способ тренировки, подсказанный Хотеевым, дал свои положительные результаты: почти всё наше звено вылетело самостоятельно в минимальные сроки!
      Постояв на крылечке, иду под натянутый на рейках списанный парашют ПД-47. Отработав своё в воздухе, он служит всем тентом от солнца и непогоды.
      Небольшая группа курсантов и солдат-техников о чём-то весело переговариваются. Подхожу ближе и сразу включаюсь в общую атмосферу ленивых – очень жарко! – разговоров.
      Саша Передышко, изображая замкомэску капитана Федорцева и его простуженный шепоток, рассказывает:
       — Даю ему семечек, а он мне: «Почему не жаренные?» — «Плохо жарятся, товарищ капитан!» — «Да-да! Вот на МиГах, бросил жменю “в саплю”¹. Подержал немного и выгребай! А здесь пять самолётов пройти надо, пока хорошо пожарятся, это уже на опыте проверенно!»
      Все дружно смеются. Уж больно похож простуженный шепоток. Особенно всем нравится: «Бросил и выгребай!». Всё это в стиле капитана.
       — Андрей! — обращается кто-то из солдат к сержанту технику самолёта-семидесятки. — Расскажи о своём брате Лёшке! Как он с девушкой познакомился!
      Андрей Таманцев – худощавый паренёк и весёлый балагур, тот самый, что купался со мной и Сашей и играл в карты вечером на пляже. Его бесконечные истории, в которых главным действующим лицом был его старший брат Лёша, много раз уже веселили слушателей. То ли он их сам придумывал, то ли что-то «имело место в жизни быть», но облечено весёлым умом Андрея в форму баек – не знаю! Но его короткие рассказы были интересны.
      Андрей, чувствуя всеобщее внимание, усаживается поудобнее и, как в порядочном ресторане, тянет время:
      — Как мой брат Алёша с девушкой познакомился?.. Это уже было!.. — будучи хорошим рассказчиком, Андрей никогда не повторялся! 
      — Да ничего! Интересно ещё послушать! — послышались со всех сторон голоса.
      — Нет. Лучше расскажу, как он мирился с ней после ссоры… Сигаретка у кого-нибудь есть?.. Значит, обиделась Леночка на него страшно… А кто даст огоньку? Во, спасибочко!.. Причём, по словам Алексея, ссора случилась по его же глупости. В общем, возникли напряжённые отношения, в которых виноват он сам! Приносит Лёшка ей цветы. А снимала она вместе с подругами квартиру. Соседки по квартире говорят, что «она где-то здесь». Он стоит в прихожей и слышит шум смываемой в туалете воды. Вот девушка выходит, бросает на него холодный взгляд и с видом: «Не прощу!» отправляется в ванную, руки мыть. Алексей в ярости: «Лена! Ты что там делала? Отвечай сейчас же!!» У той от изумления округляются глаза: «А… что, по-твоему, делают в туалете?» — «Как?!. Ты!? Ты!.. Я-то думал: ты возвышенная, чистая!.. — Он задыхался в гневе. — А ты, оказывается,  ходишь в туалет! Справляешь эти… эти низменные потребности!!.» — «Алёша! Они не низменные! Они естественные!»— пытается защититься Лена. Он, будто не слышит, мечется по прихожей туда-сюда, туда-сюда, одновременно размахивая и жестикулируя цветами. Девушки-соседки зачарованно не отрывают от него своего взгляда. Елена хлопает глазами, не в силах ничего понять и хоть что-то ещё возразить. «А я-то!.. Дурак! Кретин!.. Я-то думал!.. А ты – такая, как все, и тоже ходишь в туалет!..» — он с чувством грохает букет о стенку и выбегает, не забыв в сердцах хлопнуть дверью. Лена выскакивает за ним на лестничную клетку: «Алёша! Вернись! Давай поговорим!..» Но поздно! Лёшка кубарем скатывается на первый этаж и корчится от смеха у парадного. Какая-то сердобольная старушка интересуется: «Молодой человек, вам плохо?» — «Нет, бабуля, мне очень, очень хорошо!» — смеясь, отвечает мой братик… Конечно, через неделю он приходит к Леночке и, как человек принявший решение, потупив взор, говорит: «Ты знаешь, я много думал… Извини меня!.. Я понял, что с этим можно смириться!.. Скажу больше – я понял, что с этим можно жить!..» — «Вот и хорошо, Алёшенька! Я знала, что ты – умный парень! Пойдём на кухню, я тебе блинчики с творогом и изюмом приготовила. Какие ты любишь…» Девушка уводит Лёшку и кормит его до отвала. О ссоре уже, конечно, не вспоминается. А тому только того и надо!..
      Рассказ Андрея время от времени прерывался нашим дружным смехом.
       — Таманцев! Еб*на вошь! — заглядывает под навес инженер эскадрильи капитан Юсупов. — Опять байки травишь?! А самолёт за тебя, кто будет встречать? Барон Мюнхгаузен, что ли?
       — Да я что, товарищ капитан? Я ничего!.. Я только покурить! Товарищ капитан, а у вас закурить не найдётся?
       — А пососать тебе, не завернуть? Ну-ка, бегом на стоянку! Семидесятка уже заруливает!
      За весёлыми разговорами не заметил бега времени и я. Вот и мой самолёт уже зарулил. Подходит время моей второй заправки.
       — Опять вместе летим? — спрашивает Юра Изюмов.
      Я киваю. Только в этом полёте моим инструктором будет Батя. Что-то он и сегодня не в духе, сам на себя не похож: на этот раз на всех шумит, покрикивает. Досталось и Сэму, и Шурко, и Журавлю. Я держусь от Трошина подальше, поэтому мне не перепало.
       — Наверное, с женой поссорился! — высказал предположение Витя Самойченко.
      Суетимся на ЦЗ, помогаем техсоставу готовить Эл.
      …Самолёт заправлен. Наши идут в лётный домик, а я сажусь в кабину. Беглым взглядом осматриваю её. Всё нормально? Всё? Так, ещё раз… Да, всё! Пристёгиваюсь. Как раз к этому времени инструктор садится в заднюю кабину.
       — Давай, запускай!
       — Запросить надо?!
       — Ну, запроси! Знаешь, как запрашивать?
      В ответ я киваю. Радиостанция включена и прогрета. Нажимаю кнопку передатчика:
       — 15й, запуск парой с 23м!
       — Запускайте, 15й, парой! — разрешает РП.
       — Выполняем!
      Отпускаю кнопку и командую:
       — Обороты!
      Техник поднимает руку для водителя АПА.
       — Есть, обороты!
       — От двигателя!
       — Есть, от двигателя!
      Запустили и вырулили. С разрешения РП занимаем полосу для взлёта.
       — 15й, взлетайте парой! Зона три.
       — Понял, третья! — отвечает Батя.
      Взлетаем ведущими. Выводим обороты и устремляемся вперёд. Когда мы ведущие, мне делать нечего. Самолёт пилотирует инструктор. Ведь надо держать все параметры более-менее постоянными, а не «бороться со своими ошибками» [в технике пилотирования].
      Итак, курсант в этом случае «бездельничает». Просто глазеешь по сторонам. За ручку [управления] держишься «мягко», не вмешиваясь в пилотирование. Вглядываешься в приборы – те из них, которым в обычном контрольном полёте внимания почти не уделяешь за ненадобностью (например, УВПД, показывающий «высоту» и перепад давления воздуха в кабине). Впрочем, будем говорить прямо: просто некогда и пока не хватает внимания.
      Впервые дотрагиваюсь – осторожно, с опаской! – до ручки катапультирования. И холодный металл даже ожёг меня. Взрывоопасная ручка! Достаточно только освободить её от стопора, сбросив фонарь кабины, потом нажать и неведомые до этого силы выстрелят тебя из самолёта. И повиснешь ты на стропах парашюта: мать-земля, принимай своего грешного сына!
      …Мы идём в зону. Вернее, не в зону, а бог знает куда. Батя или замечтался, или ошибся – держит какой-то непонятный курс. Поправить мне его неудобно: всё же инструктор, лётчик. А, может, поправить?
      Но пока я раздумывал, нас подправляет система посадки:
       — 15й, уклоняетесь от зоны на север!
       — 15й? — переспрашивает Трошин.
       — Да, 15й!
       — Понял, — отвечает и мы доворачиваемся к центру зоны.
      Как и в первом полёте, начинаем задание с виражей.
       — Вот это он близко подошёл! — заливает мне по СПУ инструктор. — Вот нормально… Теперь далеко. Кручинин, видишь, что далеко?
      Я «вижу» и поддакиваю, хотя меня готовят не ведущим, а всего ведомым.
      Затем пикирования и горки.
      И, спустя девять минут, ведомыми становимся мы. Я приступаю к пилотированию. И тут на меня находит дрыгалка. Теперь, наверное, Июмский из задней кабины говорит Изюмову, что я подхожу близко или стою далеко. У нас же СПУ не выключается ни на секунду!
       — Ну, куда ты! Ведь упустишь его! Упустишь!..
       — Мал интервал!
       — Дистанция! Держи дистанцию!
       — Куда же ты под «дудку» лезешь?! — кричит Трошин, когда у меня опять уменьшается интервал и я подвожу свой Эл, как говорит Федорцив, «под саплю».
      Батины нервные вскрики плохо действуют на меня. Его раздражение передаётся и мне. И у меня получается ещё хуже.
      «Ну, чего кричать? — думаю про себя. — Неужели и на тебя так орали, когда ты учился?»
       — Упускаешь его! Уже упустил! Где ведущий? Ты его видишь?
       — Вижу!
       — Давай, пристраивайся!.. Ближе! Подойди ближе!.. Убирай обороты, сейчас обгонишь!.. Тормоза, тормоза! Кручинин, ты что болен, что ли? У тебя так плохо никогда не получалось! Болен, да?
      У Бати скверная привычка: прекрасно зная ответ, добиваться этого ответа до упора.
       — Нет! — бурчу я. 
      «Учить надо, а не кричать! — думаю со злостью. — Кричать каждый может. И говорить, что медведя легко научить летать, тоже легко! Ты попробуй меня научи, без вскриков! Вот тогда все поверят, что ты настоящий… Чччёрт! Опять обгоняю!.. Неужели, если я буду у кого-нибудь инструктором и учить кого-то летать, то тоже буду так кричать? И где – в воздухе!?»
      В это время Изюмов с Июмским задание выполнили и направились было из зоны. Эфир пронзил возбуждённый Батин голос:
       — 20й! Ещё пикирование!
       — Понял, 20й. 18й, пикирование влево!
       — Справа на месте! — отвечаю и сваливаю наш Эл в пике за ним.
      Стараюсь, упорно стараюсь держаться за ведущим! Пытаюсь повторять Батины движения ручкой и РУДом. Но на выводе из пикирования, не успев погасить инерцию сближения, подхожу снова близко к соплу, а на горке безнадёжно отстаю.
       — Готовиться к полёту надо! — кричит сзади Трошин.
      Мы занимаем эшелон, данный РП, и идём на привод. Заходим на роспуск, делаем круг и садимся.
      После заруливания Батя, как ошпаренный, выскакивает из кабины, суёт мне свою полётную карту [чтобы я её сдал секретчику] и, зло сверкнув очами, удаляется.
      Я вылезаю из самолёта внешне спокойно. Но в душе не доволен ни полётом, ни собой.
      Завтра будет разбор. Получу, вероятно, нагоняй!.. Ну, ничего, пять минут позора…
      «Так тебе и надо! — думается мне. — Готовься к полёту лучше!..» — повторяю я Батины слова.
      А как, «лучше»?..
      Мелькнула мысль: «Лучше бы этот полёт полетел с Рассадковым! Или с Хотеевым…»

 

      Вдогонку:

      ••>> В молодости учатся, а в старости понимают.

Мария фон ЭБНЕР-ЭШЕНБАХ

      ••>> Лучше быть молодым щенком, чем старой райской птицей.

Сергей ГЕРАСИМОВ, кинорежиссёр

      ••>> Скажи мне – и я забуду, покажи мне – и я не смогу запомнить, привлеки меня к участию – и я пойму.

Из индийской мудрости

<<•>> Молодость – большой недостаток для того, кто уже немолод.

Александр ДЮМА-отец

<<•><•><•>>

<<•>> Очень полезно оттачивать и шлифовать свой ум об умы других.

Мишель де МОНТЕНЬ

<<•><•><•>>

<<•>> Искусство быть мудрым состоит в умении знать, на что не следует обращать внимания.

Уильям ДЖЕЙМС

<<•><•><•>>

<<•>> Хорошие мужики на дороге не валяются – они лежат на диване.

NN

<<•><•><•>>

<<•>> Чтобы вернуть свою молодость, я готов делать всё – только не вставать рано, не заниматься гимнастикой и не быть полезным членом общества.

Оскар УАЙЛЬД

<<•><•><•>>

<<•>> Очень быстро молодые щенки обрастают старыми райскими перьями.

Сергей ЮТКЕВИЧ, кинорежиссёр

<<•><•><•>>

<<•>> — Как тебя понимать?
      — Понимать меня необязательно. Обязательно любить и кормить вовремя.

NN

<<•><•><•>>

<<•>> Самый мудрый человек тот, которого больше всего раздражает потеря времени.

Алигьери ДАНТЕ

<<•><•><•>>

<<•>> — Очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость.

Лев Николаевич ТОЛСТОЙ, «Война и мир»

<<•><•><•>>

<<•>> — Отсутствие женской ласки сказывается на жизненном укладе.

Илья ИЛЬФ и Евгений ПЕТРОВ, «Двенадцать стульев»

<<•><•><•>>

<<•>> Большинство мужчин – те же червяки, только ростом повыше.

Кети ЛЕТТ

<<•><•><•>>

<<•>> Путь к сердцу мужчины не лежит через его желудок. Иначе каждый мужчина так и жил бы со своей матерью, питаясь молочным супом.

Марта ПЛИММЕР

<<•><•><•>>

<<•>> В двадцать мужчина кажется себе ужасно пресыщенным и постаревшим, в тридцать – почти маразматиком, в сорок – «не таким уж и старым», а в пятьдесят – «решительно молодцом».

Элен РОУЛЕНД

<<•><•><•>>

<<•>> — Молод, каюсь! Не далее, как сегодня выслушал этот упрёк!

Из худ. к/ф-ма «Покровские ворота»

<<•><•><•>>

<<•>> — О, молодёжь пошла! Ничего святого!

Из худ. к/ф-ма «Приход луны»

<<•><•><•>>

<<•>> — Что ты хочешь? Такая растёт молодёжь! Молодо-зелено!

Из франко-итал. худ. к/ф-ма «Король фальшивомонетчиков»

<<•><•><•>>

<<•>> — Что вы знаете о жизни молодёжи моего возраста!

Из франко-итал. худ. к/ф-ма «Мелодии подвала»

<<•><•><•>>

<<•>> — Молодость настойчива даже в заблуждениях.

Из худ. сериала «Россия молодая»

<<•><•><•>>

<<•>> — Молод был, вот и озоровал!

Из худ. к/ф-ма «Погоня»

<<•><•><•>>

<<•>> — Ну как?
      — Ммм! Восхитительно!
      — Ты и раньше был джентльменом! А теперь и вовсе принц Уэльский!

Из худ. к/ф-ма «Чёрная вуаль»