Эпизод \\\\[130й]//// УЧИСЬ, СТУДЕНТ!
•>> Первый самостоятельный парой в зону
•>> Ст. лейтенант Трошин (продолжение)
•>> Сержант Слава Рюкин
•>> Миргородская перспектива
•>> Письма издалека (мой школьный друг Юра Ломанов)
•>> Разум, грех, порок – в афоризмах и диалогах из кино
15 сентября 1972 г. (пятница)
— Учись, студент!Из худ. к/ф-ма «Операция “Ы” и другие приключения Шурика»
В полёте я не особенно старался – всё равно получу за что-нибудь втык! Но, как ни странно, получилось лучше. Сильно не отставал, не лез под сопло и ни разу не то, чтобы не обогнал, а даже не сравнялся с ведущим.
Инструктор сзади большей частью молчит и в управление Элом не вмешивается. Лишь несколько раз выдохнул своё недовольство по СПУ:
— Что, не видишь, что отстаёшь? Обороты, кто будет добавлять?!
От этого вскрика двинул РУД больше необходимого. И тут же за это негодующе, на повышенных тонах получил по шапке:
— Ну, куда столько суёшь?! Обогнать хочешь?!
Да не хочу! Так получилось! Учусь я, вашвысокородь! Учусь летать строем!
— Принижение! В пикирование вводить с принижением!.. Это много!.. Вот так! Запоминай!
Запоминаю!
На горке чуть поотстал. Зато следующий комплекс: пикирование – горка выполнил более-менее! Сужу по тому, что «шеф» на связь по СПУ не выходил.
Затем были ведущими. Наш Эл пилотировал Трошин, я сидел за пассажира и косил глазом на то, как учится летать парой Липодецкий. Мне показалось, что у него получалось хуже: пару раз он нас обогнал, после чего снова пристраивался, но большей частью держался далеко, при разворотах и пикированиях на него – с большими интервалами и всё время догонял…
Вернулись домой, зашли на роспуск, сели по одному. Разумеется, на кругу управление Элом было передано мне. Заход, расчёт и посадку выполнял сам. Злонамеренно командиру экипажа мягенько посадил самолёт, раскрутив колёса о ВПП (позлись, позлись!), правда, немного с перелётиком, чуть за посадочное «Т».
Подошёл к инструктору за замечаниями. Получил по-полной за всё, что сделал не так в этом полёте и за то, что случится в будущем.
Помогаю с заправкой своего Эла.
Механик, закачав масалёт воздухом, как всегда, жарит «семачки» в сопле. А затем распихивает готовое по карманам. Приносит и мне, пока я стою с заправочным пистолетом у горловины топливного бака.
— Юр, на, попробуй! Эти тоже вкусные! — говорит Никита, механик Ивы Шептенберга.
Надо сказать, что случай, когда я сам подошёл к Виктору, технику 76го борта, попросил у него прощения за тот эпизод с герметизацией кабины, а затем доложил о своей вине грозному Хотееву, стал «по секрету» широко известен в аэ всему техсоставу. Виктора просто распирало, он не мог не рассказать своим товарищам, что в том случае он всё сделал правильно… Ну, кроме чек, которые с самого начала забыл вытащить из пиропатронов… После этого меня по имени знали все техники и механики в эскадрилье. Со мной за руку здоровались все техники звеньев, начальники групп и даже инженер аэ капитан Юсупов.
Про вкусные «семачки» услыхал и Трошин:
— Где ты, говоришь, вкусные семечки? — с усмешкой спрашивает он.
И, больше не говоря ни слова… залезает механику в правый карман комбинезонных брюк и достаёт оттуда огромную жменю!
У меня и челюсть отвисла! Чего-чего, а то, что мой командир экипажа полезет рукой бойцу в карман… Сказал бы кто, я б не поверил! Особенно после давешнего!
Вот так-так!
Мы переглянулись с техником самолёта Ивой Шептенбергом.
Наши недоумённые взгляды Трошин, кстати, перехватил, но, видно, что не понял! По-видимому, недавний инцидент со мной забыл, а себя посчитал вправе так поступить…
Честно говоря, я был в прострации!
Тут Слава Рюкин, чуть покраснев, и говорит, так вежливо-вежливо:
— Товарищ старший лейтенант! Нельзя лазить по карманам у других, даже если этот другой – солдат, а вы – офицер!
— Чего? — опешил Валерий Иванович.
— Вы недавно вон Кручинина обругали за то, что он сунул голову в сопло, полагая, что ваш курсант полез за нашими семачками, хотя их там, кстати, на тот момент уже не было! Он просто осматривал самолёт. А вы сказали, что у него совести нет! Обидели человека, не разобравшись, и ушли! А сами сейчас полезли в карман моему механику!
Трошин попеременно смотрит то на меня, то на И. Шептенберга, очевидно, припоминая тот случай. Я делаю вид, что интересуюсь только заправкой керосином Эла. Но посматриваю на обоих. Кровь отхлынула от лейтенантского лица.
— Да как ты со мной разговариваешь?.. Я… Ты… Да я тебя… из техников в механики переведу!
Слава ещё больше краснеет:
— А за что, товарищ старший лейтенант? Я что, плохо работаю? Допускаю ошибки? В самоходы хожу? Водку жру?
— Потом поймёшь, за что!
Инструктор отходит к отбойнику, зло сплёвывая шелуху семян. А я посмотрел на Иву Шептен… на сержан… на Славика с уважением: не каждый сможет отстоять своего подчинённого механика! И украдкой показал ему большой палец.
— Никита, давай, подгоняй АПА! — командует Рюкин.
Подготовив самолёты, запустились и порулили по параллельным рулёжкам.
После поста осмотра догнал батин самолёт и рулю вровень с ним. Он увеличивает обороты. Я – тоже! Он скорость разгоняет, я – следом. И тут он стал мне махать рукой назад: мол, отставай! Смотрю: рулёжка кончается! Чёрт! Я – по тормозам! Чуть не добаловался!
— 15му, на взлётную парой!
— На взлётную! Левый пеленг!
— Понял!
Занимаем полосу. Выводим обороты.
— 15му взлёт?
— Взлетайте! Пятая зона!
— Понял, пятая! 18й, обороты!.. Пошли!
Отпускаю тормоза и начинаем взлёт! Дожимаю РУД до максимала.
Отрываемся от ВПП. По ведущему убираю шасси… Закрылки…
Над точкой набираем высоту и уходим в зону. Держусь, держусь на своём месте… Так сказать, «сосёшь крыло»!
— 15й, пятую парой заняли, четыре!
— Задание!
— Понял! 18й, вираж вправо!
— На месте слева!
Самолёт ведущего создаёт плавно крен, и я его создаю. Держусь в одной плоскости с ведущим, поэтому посматриваю на него с позиции бога – сверху. Можно, конечно, держаться и на одной с ним высоте, но тогда ведущий меня животом закроет и не будет видеть. А ему ж интересно, где я там болтаюсь? Если бы был не на месте, поотстал, тогда другое дело – можно спрятаться и за живот «шефа». А так пусть видит: я стою хорошо! Может, похвалит за что-нибудь?.. Ага! Этот похвалит!.. Потом догонит и ещё раз «похвалит» во все небесные полости!..
Подобрал оборотики для выдерживания своего места в строю и почти их не трогаю. Только чуть-чуть, туда-сюда. Оказывается, может и хорошо получаться!
— 18й, выводим!.. Вираж влево!
— Слева на месте!
Прибираю обороты, ибо сейчас разворот будет на меня. Перекладываем вираж в другой крен. Вот, вот! Да не так много, видишь, отставать стал! И куда такой крен? Догоняю, занимаю своё место.
На приборы почти не смотрю, пилотирую по ведущему. А зачем? Если он станет терять высоту на вираже, и я её потеряю следом, ибо стою с ним в паре.
Капля пота лижет правый висок. Но не до неё, смахнуть капельку, значит, переложить ручку управления в левую руку! А это чревато – самолёт ведущего близко! А тут ещё нос зачесался! Ну, с этим проще! Бросаю РУД и быстро, не снимая перчатки, его почесал. Нос чешется – хо-о-ороших пи*дюлей, наверное, отхвачу! Снова рука на РУДе, прибрать оборотики надо, близко подошёл!
«Прибрал и сразу добавил», — вспоминаю наставления майора Рассадкова.
Вот так! Держимся, держимся! А за что пи*дюлей? Стою, вроде, неплохо… За «семачки»? Так правду-матку ему врезал не я!.. Ива… Славик… Ты смотри, какой молодец! Даже не ожидал от него!.. Так что, мой нос… чесаться отставить!.. А вот Рюкину, видимо, мало не покажется!.. Но я – свидетель того неудобства, в котором мой инструктор так неуклюже оказался… Давай, Слава, чешем себе носы оба!..
Я, наверное, своим взглядом дыру на самолёте ведущего уже протёр!
— 18й, пикирование вправо!
— На месте слева!
Перекладываем в правый крен. Добавляю оборотики, чтобы не отстать… Это много! Так! И тут же немного прибрал! Самолёт ведущего опускает нос, это очень хорошо заметно из моей кабины, и мой самолёт опускает нос. Начинаю налезать на ведущего! Обороты прибрал мало! Уменьшаю, выпускаю тормоза… Погасив избыток скорости, тут же «лопушки» убираю… Пикируем… Пикируем…
Бегло глянул на приборы и снова впялился на ведущего. А сам оцениваю по памяти то, что видел: угол пикирования ровно 20°, высота подходит к 2000 м, а скорость к 550 км/ч. Значица, сейчас будем выводить!
— 18й, вывод!
И батин самолёт начинает уменьшать угол пикирования. И я с ним вывожу…
Горка!.. Принижение, принижение! Будет принижение, никогда не столкнёмся! Приближаюсь, могу обогнать! Прибираю обороты и коротко выпускаю «лопухи». И тут же добавляю. Но уже не до 100%, ведь ведущий держит не максимал, а 97-98% – ну, чтобы для ведомого оставить запас тяги…
Взгляд в кабину… Сейчас будем выводить из горки…
— 18й вывод будет влево…
— Понял! На месте слева, 18й…
Ведущий вводит в крен и помаленьку кладёт свой Эл на горизонт.
И я следом за ним тоже. Чуть поотстал, потому как много прибрал обороты! Ничего, сейчас догоним…
Проходим с креном в горизонте. Трошин даёт мне возможность перевести дыхание. Я вижу, как он периодически оборачивается и посматривает на меня. Но я стою там, где меня привязали!
— 18й, пикирование влево!
— На месте слева!
И Трошин плавненько вводит в пике в мою сторону. Чуть увеличиваю крен, слегка отошёл от него… Назад! Чего испугался? На своё место! Угол, наверное, 20… Замечаю, как инструктор глянул на меня ещё раз, наши взоры встречаются. Я как раз стою, где положено! Видишь, как у меня хорошо получается, когда ты не орёшь на меня по СПУ!.. Ладно! Не зазнавайся, скворец!
Ведущий выводит из крена, и я вывожу. Даю оборотики полностью, ибо начинаю отставать… И тут же чуть прибираю… В пике… Разгоняемся… Теряем высоту… На пикировании…
— 18й, вывод!
Выводим! Забыл дать квитанцию, что на месте слева! Пошёл на обгон! Прибираю обороты и выпускаю… Правильно, тормоза! Тормоза! Фух, не обогнал! Даже не поравнялся… Прибавляю тяги! И на горке занимаю своё место… В наборе высоты пологой горкой… Да, 20 градусов…
— 18й… вывод будет вправо!
— На месте слева!
Затем до высоты 2000 м выполнили спираль с креном 30° по виточку в каждую сторону. Когда выполняли влево, на меня, у нас почему-то увеличился интервал. Пришлось уговаривать себя его сократить! Только занял своё место, прошли полвитка, переложили в спираль от меня… Тут красиво получилось. Кстати, здесь обратил внимание, на изумительный вид Эла ведущего в крене на фоне земли! Эх, сфоткать бы! Да некому!
И пошли домой. Броском крена в правую сторону Трошин даёт мне команду на перестроение в правый пеленг. Малость отстаю, увеличиваю принижение и, создав крен, перехожу вправо. После чего прикрываюсь левым кренчиком – гашу инерцию перехода. И занимаю своё место – становлюсь так, чтобы носок подвесного бака проецировался на нос самолёта ведущего, а сам подвесной бак мысленно делился пополам нижней кромкой фюзеляжа. Для обучения курсантов нужным параметрам принижения баки под крыльями потому и выкрашены наполовину сверху в чёрную краску.
Так! Так, отлично! Я в строю с обусловленными параметрами!
— 18й, справа на месте! — докладываю.
А сам недоумеваю: а зачем меня перестраивать, если над точкой это будет неудобно – ведущий при роспуске просто пойдёт на меня…
Несколько раз командир экипажа оборачивался на мой самолёт, глядел, как я держусь. Да на месте я, на месте! Куда я денусь?
Проходим парой по большому кругу. При полёте от второго к третьему развороту ведущий креном снова перестраивает меня в левый пеленг.
А! Всё понятно! Это он меня просто потренировал!
Перехожу, как учили… Докладываю…
И зашли на роспуск!
Роспуск мне понравился! Представил, что я, лётчик первого класса, на параде! А внизу за мной следят тысячи глаз!
Приятно-о-о!
— 15му роспуск?
— Роспуск паре, 15й!
— 18й, роспуск!
Эх, до 1го класса ещё шагать и шагать! Вернее, летать и летать!.. Один чёрт!
На кругу всё внимание самолёту ведущего, чтобы не потерять его! Проверил правильность построения маршрута по кругу… И за ведущим…
Так! У него пошли стойки. За счёт разности скоростей дистанция начала сокращаться. (У самолёта «шефа» стало 250 км/ч, а у меня по-прежнему 300.) Но я с выпуском колёс не спешу. Инструктор учил выпускать их на своём месте. Ничего, отстанем!
Вот!.. На траверзе уменьшаю скорость, выпускаю шасси… И за ведущим…
Проконтролировал выпуск, параметры полёта… И за ведущим…
Осмотрелся во все стороны… И за ним, родимым…
— 15й на третьем, шасси выпустил!
— 15му, заход!
— Понял!
Я был внутри круга. Поэтому когда Трошин ввёл в разворот вправо, я с левым креном пошёл на его место.
Отлично вышло! Как инструктор научил!
— 18й на третьем, шасси выпустил, сам!
— 18му заход!
— Понял!
Вывожу из третьего, ведущий подходит к четвёртому. Значица, дистанция верная!
Закрылочки… Триммерок… Сниженице… На вариометре ровно четыре метра спуск… Давно ли меня Мельников драл за то, что в этом месте вариометр гуляет? Давно! Уже и не помню, когда… Может, это было не у меня? Конечно, не у меня!
— 15й полностью!
— 15му посадка! Для пары – ветер слева под 30, пять-семь!
— 15й понял!
— 18й понял!
Снижаюсь. Контролирую вертикальную, высоту и скорость. И за ведущим…
Вот и место четвёртого разворота! Пора занимать посадочный [курс]! Впрочем, нет! Начнём разворот на пару секунд попозже: ветерок слева, а я в правом крене – меня поднесёт!..
Так, теперь самый раз выполнять четвёртый…
Выхожу в створ ВПП… Как у нас с удалением до 15го? Ведущий – над ближним! Отличная дистанция!
Приятно в наушниках заурчал маркер дальнего. Выпускаю закрылки в посадочное положение (загорелась зелёная лампочка), перевожу триммер на «четвёрку» и слышу свой голос в эфире:
— 18й полностью, сам!
— 18му посадка!
— Понял, 18й!
Гляжу, инструктор мостится с тем, чтобы приземлиться на правую сторону ВПП. Я тогда строю рассчётик на левую! Это чтобы в спутный след от своего ведущего не попасть. Ветерок-то слева! Хотя… дистанция нормальная, а неспокойный воздух от крыльев самолёта «шефа» уже, конечно, ветер сдул в бок… Но Хотеев в «квадрате» под тентом как-то рассказывал нам, что так положено, так летают парами в боевых полках…
После заруливания, оставив на крыле своего Эла кислородную маску, шлемофон и мокрый от пота подшлемник, подхожу к взыскательному начальству за очередными втыками:
— Товарищ старший лейтенант, разрешите получить замечания?
— Нормально для первого раза! Иди, помогай готовить самолёт!
По-видимому, натянуть меня по самые помидорки за автогонки на рулёжной дорожке Батя позабыл! Ну и слава богу!..
Я посчитал себя не вправе предать сержанта и наговорить на него. Ведь он вступился и за меня!
— Никакого инцидента не было, — говорю я. — Сержант защитил своего подчинённого. Возмутился тем, что мой инструктор залез рукой к тому в карман за семечками! Разговаривал вполне корректно, не грубил!
И я рассказал о том случае, так сказать, в лицах.
— Ты тогда осматривал самолёт, а Трошин подумал, что за семечками сунул голову?
— Ну да!
— А их там уже не было? И он сказал, что у тебя совести нет? Перед твоим самостоятельным полётом?.. М-да…
— Мне кажется, товарищ капитан, надо Рюкина защитить! — я перевожу разговор на сегодняшний случай.
— Трошин утверждал, что Ива Шептенберг пожалел семечек для него, поэтому и возбух!
— А какая разница, по какой причине сержант сказал, что по карманам шарить нельзя? Пожалел семечек или потому, что его возмутил этот факт? Наверное, товарищ капитан, вам бы тоже было неприятно, если б залезли в ваш карман!
— Твой инструктор пообещал написать по этому поводу рапорты командиру эскадрильи и полка!
Я коротко задумался, посмотрел на развивающуюся кучёвку на небосклоне. Потом проговорил:
— Товарищ капитан, ничего он не напишет! Будет хуже, если рапорты подадут Рюкин со своим механиком, указав, что лейтенант шарит у них по карманам! Тут позора не оберёшься! Думаю, что в разговоре с моим командиром надо сделать акцент на этом! И инцидент будет сразу исчерпан!
Юсупов как-то с интересом посмотрел на меня:
— Полагаю, Юрий, ты правильно думаешь!
••>> — Не верю я в безгрешных – сам грешен!
Сейчас, кстати, полк усиленно занимается подготовкой к перебазированию на аэродром Миргород. Наш аэродром закрывают на ремонт. А личный состав и техника перебазируется на новую точку. Там полоса бетонированная и мы не будем зависеть от погоды.
Вообще-то, разговоры об этом уже с месяц будоражат толпу. Но я к этому относился скептически: станут ли с перебазированием на другую точку дёргать две учебные эскадрильи, в которых полно курсантов? Оказалось, стали!
Настроения – не поймёшь какие! Одни довольны, что вживую увидят бомбардировщики Ту-16, что сможем за второй курс полетать и с грунта, и с бетона. Другие не хотят покидать насиженных мест, на другом аэродроме изучать новый район полётов, сдавать по нему зачёты. А здесь ведь каждый куст с воздуха знаешь! Давно ли с высоты птичьего полёта узнавались лишь Круча, Лубны, Гребёнка, трасса Киев – Харьков да речка Удай? Про Миргород же поговаривают так:
— Что бетон? Бетон – он твёрдый Мать-земля милее и мягче!
Лётчики-инструкторы считают, что всё же грунтовая полоса для задницы лучше!
И, тем не менее, ни тех курсантов, ни других не спросят о желании.
Аэродром Миргород – учебный, там базируются стратегические бомбардировщики Ту-16, на которых учат курсантов-штурманов выпускного курса из Луганска. Конечно, это не самый грозный на сегодняшний день Ту-95. Но всё же! Для Америки и НАТО мало не покажется! А на это лето по приказу Главкома ВВС туда перебазировались две эскадрильи четвёртого курса нашего училища – одного Купянского аэродрома для полётов курсантов-выпускников явно не хватает. Но они уже завершили обучение и сегодня, в пятницу, должны сдавать госэкзамены по лётной подготовке. А на днях планируют освободить территорию для нашего полка.
И вот мы здесь, а они там – «у моря» ждём погоды. Отцы-командиры говорят, что после такого марш-броска на бетон мы сможем отлетать всю программу КУЛПа, образца 1965 года на этом типе самолёта, ибо раскисшая полоса для нас уже не будет помехой. А если отлетаем всю программу, то налёт у каждого курсанта составит как минимум 72 часа 20 минут! И это за одно лето! На сегодняшний день я выполнил 186 полётов (из них 52 самостоятельных), а мой налёт составляет 65 часов 12 минут, из которых 22 часа 38 минут налетал сам.
Но отлетать всю программу, включая полёты по маршруту и на потолок Эла, я не против! Поэтому я – за перелёт!
…Получил письмо от Юры Ломанова. Он торжественно мне доложил, что послан в колхоз во главе студенческого отряда, в котором назначен командующим. Юрась пишет:
«…и я, как командующий сим сельхозотрядом под броским названием «Одуванчик» (каково?) вас, товарищ курсант, могу торжественно заверить, что большинство (подчёркнуто два раза – авт.) бойцов от восьми до восьми (с перерывом на обед) стоят раком и собирают, собирают, собирают сельскохозяйственную продукцию для закромов Родины…»В ответном послании я поприветствовал личный состав студотряда «Божий (каково!) одуванчик», посочувствовал им, ибо стоять от темнадцати до темнадцати раком – любимая поза далеко не каждого, если речь идёт о сборе продукции для закромов, а не чего-то интимного.
Надо сказать, что Юрий мне и в прошлых письмах неплохо описывал свою студенческую жизнь. (А я ему – свою, курсантскую.) И должен заметить, что у него неплохой слог. Он даже рассказ мне свой присылал читать. Рассказ (о нём и его девушке, с которой он познакомился в колхозе) был написан больше, чем хорошо. Мне понравилось. Юрий вставил в повествование некоторый детективный сюжет и имя майора Пронина, и получилась пародия на западные романы. Повторяю: читал его изложение как интересную книгу. Захватывающие события вовлекли меня в круговорот происходящего с моим школьным другом, хотя и находился за несколько сотен километров от описываемых событий. (Простите за некоторую тавтологию.)
Тогда я написал ему ответ, в котором выразил свой восхищение по поводу написанного. И предложил ему параллельно заняться и писательским трудом. Понятное дело, требовал от него не романов, а небольших зарисовок о себе и окружающих – природе и людях. «Ведь студенты – очень интересный народ», — писал я.
Для начала я посоветовал Юрию из собственного опыта завести дневник. И, когда есть время, заносить туда всё, что с ним случается. Попытался заинтриговать его тем, что на склоне лет можно попытаться написать книгу жизни, которую с удовольствием прочтут не только посторонние люди, но и сам, удивляясь: неужели так когда-то было? Писал ему это на полном серьёзе. Ведь может быть, как раз в эти годы в студенте Харьковского мединститута закладывается писательский талант академика медицины Николая Амосова?
Я давал ему совет: как можно дольше не перечитывать то, что написано только что, поскольку, как это было у меня несколько раз в школе, удивляясь своей бездарности, появляется безудержное желание уничтожить написанное.
Однако оказалось, что советовал Юрию я напрасно. Вот что он пишет о моём предложении:
«Идею о книге жизни я, собственно, вынашиваю второй год. Ведь если подумать, от человека, обычного смертного, в конце, на закате жизни останутся только дети, чёрточка на могильной плите между двумя датами да светлая память. Да и то последняя ненадолго. И встаёт вопрос: неужели мы живём для того, чтобы только произвести на свет новое поколение? Я думаю, что мы живём недаром. У каждого из нас своя, по-своему интересная жизнь, судьба, свои идеалы, к которым каждый стремится. И хотя сейчас не времена Павки Корчагина и даже не сороковые годы, мы делаем (или будем делать) одно общее дело, к которому стремились лучшие умы с незапамятных времён. В написанном хочется показать, как изменился сам человек, его отношение к жизни, к окружающим. Но всё это, Юрась, в будущем. А пока, если признаться, я действительно потихонечку веду записи, когда выдаётся свободное время».Так вот! Оказывается, мой друг давно ведёт нечто вроде дневника. И, возможно, он, как и я сейчас, переписывает строки из моего письма в свою заветную тетрадку.
Юрась, дорогой мой человек! Ты понимаешь меня с полуслова. Пишешь мне откровенно. Даже что познакомился с девушкой, которую полюбил…
Молодец! Пусть удача сопутствует тебе везде!
А вот Димон уже давно шлёт скупые письма: экзамены, практика, колхоз. То ли сильно занят на ниве половых работ, то ли у него что-то там не всё гладко получается.
Ну, лады! Слышен призывный крик нашего Ёсипова – на ужин кличет.
На ужин, так на ужин! Надо сходить, что-то там перекусить из того, что перепало нам по реактивному пайку из закромов Родины.
В этом, кстати, преимущество армии: не следует думать о хлебе насущном, покупать продукты, мыть за собой посуду. Приготовят, накормят и спать уложат на чистое бельё. И поднимет не пронзительный звон будильника! А сержант у нас для этого есть! Утречком сквозь приятную дрёму ведь так славно услышать ласковый скрипучий ёсиповский голос:
— Подъём, ё* вашу мать… Кто там ещё не слышит? Кому спим? Особое приглашение?..
Прелесть!
Я на Ёсипова уже и не обижаюсь! Понимаю, что на самом деле наш старшина хочет мне сказать другое, примерно так:
«Юронька. Вставай, солнышко ты моё. Петушок пропел давно. Как спалось, золотце наше эскадрильское? Комарики ночью не докучали? Ужо я им. Вставай, вставай, радость моя. Сходи личико-то умой. Пора в столовую. Кушать подано. А потом поедем на аэродром учиться летать…»
Хочется ему так сказать, вот только Устав не позволяет…
А так Ёсипов хороший человек… Сссука!
Sibi quisque peccat¹
Черчилль: «Конечно, я величайший человек в мире. А теперь проваливай!»
— Мужчины, какого века?
— Ешь много, вот чем!
— Замолчи!.. Не с тобой говорят!
— Мне тоже!
_____________________
1 Sibi quisque peccat (лат.) – Каждый грешит в ущерб себе.