Взлёт

Песня из м/ф «Чебурашка и Крокодил Гена» (Сл.: Э. Успенский, муз.: В. Шаинский)

<<•><><><><•>>

      Целый вечер устраивались в казарме, распаковывали чемоданы, обживали свои койки и тумбочки. Усталые как собаки, поужинали в новой для нас столовой, где, как оказалось, готовили вкуснее. Всё-таки бомбёры, всё фундаментально и сытно! Кстати, столовая была прямо напротив нашей казармы.
      Увидав меня в обеденном зале, Клюшников пригрозил:
      — Шею тебе за арбуз сверну!
      — Что случилось? — поинтересовались наши.
      Я объяснил.
      — Вечно ты, Юрик, ищешь себе на ж*пу приключений! — сказал Шурко.
      Его поддержали наши:
      — Действительно! Оно тебе нужно было – защищать арбуз Трескова! Да пусть жрёт, кто хочет!
      Я, молча, помыл и вытер руки. В самом деле! Они, пожалуй, правы! Что это я, опять решил в справедливость поиграть?
      После ужина по арбузной теме «шеф» отодрал меня перед строем экипажа. Аж перья летели! Мои любимые перья… Клюшников ему пожаловался на моё «хамское поведение», что, мол, он хотел нашими арбузами угостить инструкторов из Купянска перед отлётом, а твой Кручинин не дал! Инструкторы с МиГов удивились: каких, мол, вы курсантов воспитываете!
      «Через два года они будут вашими!» — якобы ответил Клюшников.
      Ну и Трошин меня отымел себе на потребу с превеликим удовольствием!
      Мне надоели эти трошинские несправедливые взъё*уки по поводу и без, и я тут же разыскал Трескова (фамилия подлинная). Этого коренастого лётчика-инструктора (кстати, он с курсантских времён любимец Хотеева), курсанты уважали и любили.
      — Товарищ лейтенант! Ну что за хренотень!
      — А в чём дело?
      — Вы сказали нам, чтобы мы берегли ваш арбуз! Так?
      — Ну?
      — Клюшников решил его сожрать, пытался отнять! Я, спасая ваш арбуз, кидаю его Получкину в машину, машина уезжает со спасённой вещью. А теперь меня за это мой инструктор натягивает во все полезные места! Дескать, Клюшников хотел угостить этим арбузом инструкторов из Купянска, а я «по-хамски» отнёсся к приказу офицера!
      — Пошёл он на х*й – моим арбузом угощать своих друзей! — тоже возмутился Тресков.
      — Ну! А я за что страдаю?
      — Хорошо, я с Трошиным поговорю!
      А тут как раз идёт мой инструктор – лёгок, сволочь, на помине! Тресков тоже его увидал, но почему-то не стал с ним «говорить». Валерий Иванович почти уже прошёл, и я делаю жест рукой в сторону инструктора:
      — Ну и…
      Тресков, собираясь с мыслями, прокашлялся:
      — Гм-гм! Валера, слышишь!
      Трошин останавливается, смотрит попеременно то на Трескова, то на меня:
      — Ты арбуз со мной ел?
      — А что?
      — Я спрашиваю: вкусный был арбуз?
      — Ну!
      — Так это тот самый мой арбуз, на который разинул свою вонючую пасть Клюшников и который твой Кручинин от него спас! Иначе его бы сожрали Клюка и купянчане! Понимаешь? Это я дал ему команду сберечь мой арбуз! А легче всего быть добреньким и раздавать своим друзьям чужое!
      — Я тебя что, только за арбуз порол? — насупился на меня Батя.
      Он хотел, чтобы я опустил глаза, стал мяться и перед Тресковым сказал, что не только! А он кивнёт Трескову: «Вот видишь!», повернётся и уйдёт с самой чистой совестью на свете. Интересно, почему это он решил, что я после такого порева буду его прикрывать? Чтобы он меня за другое не порол в будущем, что ли? Как там будет в будущем, мы ещё посмотрим! Я знаю одно: пороть Трошин меня за что-нибудь всегда рад, и делает это не без видимого удовольствия! Вот только за какие прегрешения?
      — Да! За арбуз! — проявил я известную смелость и смотрю ему в глаза. — А за что же?
      — Ладно, иди! Я тебе потом объясню, о чём ещё шла речь!
      — А чего потом? Давайте сейчас и выясним! За что вы меня перед экипажем вздрючили? Я и такой, и сякой! Думаете, приятно, что ль? А, оказывается, я и для вас арбуз сберёг!
      Трошин сделал вид, что меня не слышит. И обращается к Трескову:
      — Всё в порядке! Арбуз действительно был вкусным!

 

<<•><><><><•>>

      Однако неприятности поодиночке не ходят! Вечером опять влип. Перед отбоем Волокин, Слон и я, надели лётные куртки, и шмыгнули подышать воздухом миргородского гарнизона, походить, посмотреть, и себя показать.
      Ну и показали!
      Мы вальяжно шли по главной дороге городка. Это что-то вроде 38й параллели в Рогани. И вдруг сзади:
      — Волокин! Что за вид?!
      Оборачиваемся – старший лейтенант Бирулин, инструктор нашего Волоконя.
      Коля хотел что-то пролепетать в своё оправдание, но тут, словно из-под земли вырастает ещё и комэск:
      — Что за форма одежды? Лётчики? Волокин! Кручинин!
      Я оглянулся. Слон, который поотстал от нас, поспешил в сумерках ретироваться. И остался незамеченным.
      — А ну, марш отсюда! Чтобы духу вашего здесь не было! Быстро! Мне ещё перед комендантом и начальником гарнизона за вас не хватает оправдываться!
      Настроение сразу сбилось на нуль. Мы на автопилоте порулили к казарме.
      — А что, нельзя ходить по гарнизону в куртке? — удивился я. — Это же тоже форма одежды! Мы же в Круче, когда было прохладно, ходили! Из казармы в столовую и даже в клуб… А тут… Ну, если здесь нельзя, собрали бы, рассказали. Что, мы бы пошли вот так? Вот бл*дь! Опять пороть будут! Как будто мы это специально делаем! Что за жизнь? Скорее бы в отпуск!
      Меня в какой-то мере поддержал Николай:
      — Юр, я ох*уеваю от наших командиров! Такое впечатление, что Мельникову лишь бы за что-то выпороть! Нет, чтобы рассказать, а потом спрашивать!
      Я начал пространно рассуждать, что нам элементарно зашли в хвост и сбили, как желторотых!
      — Слушай, Коля! А вообще, никакой осмотрительности! Что это мы?!
      Из кустов выныривает вовремя исчезнувший Мамотов и ложится рядом с нами на параллельный курс:
      — Я же говорил, что в нашем деле главное – своевременно смыться! — лыбится он.
      — Нет, — возражает Волоконь. — В нашем деле главное – осмотрительность! Юра, как всегда, прав!
      Вот так встретил меня новый аэродром! Приветульки, Миргород!