Эпизод \\\\[141й]//// Я – НЕ АНГЕЛ
•>> Штурман аэ
•>> Командир экипажа (продолжение)
•>> Отлучение
•>> Я всё выдержу!
6 октября 1972 г. (пятница)
— Я ведь не ангел, просто человек!Из худ. сериала «Анна Герман»
— Он, конечно, виноват. Но он… и не виноват. Пожалейте его, товарищи судьи. Он очень хороший человек!Из худ. к/ф-ма «Берегись автомобиля»
— По-моему, люди плохо себя ведут, потому что нет записей их слов и поступков! А в то, что бог следит, никто уже не верит. Бог – нет, а я слежу! И всё записываю! И ваши поступки тоже!Из америк. худ. сериала «Доктор Хаус»
Утро этого дня выдалось безоблачным. Ничто не предвещало скверного и срыва полётов. Кое-кто потирал руки: сегодня полетаю! Это был, конечно, я!
Подхожу к штурману эскадрильи. Он как раз стоял с Галагой перед лётным домиком.
— Что улыбаешься? — хмуро поинтересовался Рассадков.
— Товарищ майор, разрешите идти? — спрашивает Галага, и я замечаю мелкие бисеринки пота у него над верхней губой.
«Писец! Надо было позже подойти!» — мелькнуло у меня.
— Иди! — и ко мне: — Выучил полёт по малому и большому кругам?
Я кивнул.
— Ну, давай, рассказывай границы малого круга!
Я рассказал.
— Большого!..
Рассказал и границы большого круга.
— А где Гоголево?
Пытаюсь сориентироваться. Так! Север там! Значит…
— Вон там!
— Где? То ж миргородский вокзал! Ну, возьми же карту, посмотри!
Не дожидаясь от меня соответствующих действий, майор сам выхватывает карту из кармана моего комбинезона. Разворачивает.
— Ну вот, видишь! Вон где Гоголево! — и майор указывает под 30 градусов от того направления, куда указывал я. — Курс в первую зону?
— 290!
— Время?
— Шесть – восемнадцать!
— Расстояние?
Я запнулся. Ведь не в зону я сейчас собрался!
Рассадков смотрит на мою карту.
— А чего у тебя… Каким размером шрифта должны выполняться надписи на карте?
— 7-12 миллиметров!
— Знаешь! А у тебя какой размер? — Рассадков достаёт из кармана миниатюрную линейку. Меряет. — Здесь 13, и здесь! Здесь 10. А здесь… опять 13! Ну-ка, неси другую карту, у какого-нибудь курсанта возьми!
В лётном домике прошу карту у Витьки Ерёменко – у него курсы, километраж и время вообще нанесены миниатюрно, чего его подставлять – не подходит! У нашего Слона нанесено огромными цифирями, миллиметров 14-15, тоже не то. Только у Сержа Ровенского – как раз то, что надо. Иду с этой картой к Рассадкову.
— Так! Тут шрифт тот, что положено! Вот видишь? Почему у тебя не такой? Погоди! Ты сказал, до центра первой шесть – восемнадцать? Где же шесть – восемнадцать? Когда шесть – двадцать! Когда же ты будешь учить? Трошин!.. Трошин! Опять он ничего не знает! Когда ты его будешь учить, как следует? И карта подготовлена не по форме!
Мой инструктор подходит к нам. Глаза! Как он на меня смотрит!
— Так отстраните его от полётов! Отстраните! Они же обнаглели донельзя! Говорит: никуда они не денутся – всё равно будут планировать!
— Кто говорит? — окрысился я, тут молчать нельзя. — Я говорю?! Когда? Кому? Ну! Давайте! Позовите того, кто слышал и вам передал, что именно так я говорю!
Трошин замялся.
— Не он, другие так говорят!
— А я здесь причём?! — зло говорю я. — Или вы меня за других сейчас пороть будете?
— Вы же видите, какой он! Юрий Геннадьевич, я прошу вас: отстраните! До конца программы! Уже немного осталось…
Я стоял как обгаженный. Неподалёку на скамеечке сидели бойцы – наши техники и механики. Они, как казалось, прислушивались к нашему разговору. Но мне и без того было не по себе. Полетал сегодня!
— Иди, Кручинин! Выучишь, на карте исправишь – подойдёшь!
Я продолжал стоять. И вдруг инструктор срывается на крик:
— Иди! Тебе сказали идти, так иди! Чего стоишь?!
Я ещё таким его не видел! И этот крик до сих пор у меня в ушах стоит.
Издевательски выжидаю ещё секунду-другую, глядя Трошину в глаза, в самые зрачки. Даже голову слегка наклонил: как интересно вы сейчас выглядите, товарищ старший лейтенант! Плохо, вы ведь сейчас сорвались в простой ситуации, и я это вижу.
И Трошин не выдерживает, опускает взгляд вниз. Потом перевожу взор, уже помягче, на штурмана эскадрильи, и, давая понять, что выполняю его команду, а не клик инструктора, с нажимом говорю:
— Есть, товарищ майор! — поворачиваюсь и ухожу.
В лётном домике возвращаю полётную карту Сержу. Потом подхожу к стенду с районом полётов, вывешенному на стене. И стараюсь все данные максимально запомнить. Минуты через три заходит Трошин.
— Кручинин!
Поворачиваю к нему голову, внимательно всматриваюсь в него. Трошин в глаза не смотрит, его взгляд блуждает у меня по груди.
— Почему ты так, по-свински относишься ко всем? Ты знаешь, что о тебе говорят твои друзья и приятели?
— Мои, кто? — поднимаю я бровь. — Уж не Галагу ли вы записываете мне в друзья и приятели? Меня это не интересует! Галага – подонок! Понятно? Если ему будет выгодно или там из мести, он и про вас начнёт что-нибудь придумывать и нашёптывать другим!
— Не только Галага! — «Ага, значит, всё-таки Галага!» — Все говорят! Но речь не об этом! Ты плохо готовишься к полётам! Ты на всё х*й забил! Тебе всё по х*р! Сейчас пойду к командиру звена, пусть отстраняет тебя к х*ям!
И, так и не взглянув мне в глаза, уносится воплощать свою идею в жизнь. Видимо, с Юрой Рассадковым это не вышло, не хочет тот отстранять меня от полётов! Трошин как торпедоносец долго носился по комнатам, отыскивая Хотеева. Когда он его нашёл, меня подозвали.
Я выхожу из помещения за ними в коридор. Яркие солнечные лучи плеснули мне в глаза, и стоящих справа в полутёмном углу Трошина и Хотеева я не заметил. Пошёл по направлению к выходу, думая, что мои командиры вышли туда.
Поворачиваюсь. Хотеев засмеялся:
— Вот это осмотрительность!
Но моему инструктору было не до смеха.
— Ничего не знает! Карта не подготовлена! Штурман задаёт вопрос, отвечает ему, что время до зоны ему не нужно, он знает расстояние! Или наоборот?
Это Трошин вспомнил наш давешний разговор в экипаже, ещё в Круче, в апреле. Тогда я в шутку высказал своё мнение: зачем загружать память лишними данными, которые нам не пригодятся? Где мы в полёте видим это расстояние? Выдержать скорость и время – вот и будет пройденный путь! В тот день никаких вскриков не было, просто посмеялись, поговорили. Валерий Иванович тогда заметил, что все параметры полёта до зоны надо знать и помнить. И вот теперь инструктор вспомнил тот самый разговор, приписывая его мне в разговоре с Рассадковым! Каков?? Или к?ково?
— Мгм, — спокойно говорю. — Только это было не со штурманом эскадрильи, а с вами, ещё в Круче. Помните, в начале лётной программы, после нашего приезда, на наземной подготовке?
Трошин аж позеленел! Он-то считал, что я буду молчать, потупив взор, и тем самым подтверждать всё, что он ни скажет про меня.
Хотеев по-прежнему весело смотрит на меня. И я обращаюсь к нему:
— Товарищ капитан, карта у меня подготовлена! Штурман сделал мне замечание лишь, что шрифт, которым выполнена надпись не 12 мм, а 13! За один миллиметр вы меня сейчас отстраните от полётов?
— Видишь, какой он? Ему слово, он двадцать в ответ! Говорит: всё равно вы меня выпустите в полёт – времени до конца осталось мало и налёт у меня небольшой!
— Это он сказал? — Хотеевские брови прыгают вверх.
Я удивлённо смотрю инструктору в очи. Трошин замялся.
— Та нет, не он, другие. — И для убедительности добавил: — Я слышал!
— Кто-то что-то говорит, а отстранять меня? Блеск! — окрысился я.
— Ты видишь, какой он? Видишь?
— Ну и что?
— Понимают они всё! Отстрани его на х*й! И всё! Чтобы другим неповадно было!
Хотеев смотрит в выписку из плановой таблицы.
— В принципе можно! Вместо его заправок пустим кого-нибудь по кругам… Но одна заправка пропадает!
— Та не пропадёт! Пусть Перевышко летает вместо него! Пусть летает. Он хочет!
— Ну, хорошо!
— Иди…
И я пошёл. В душе кипела ненависть! Я ненавидел Трошина, ненавидел Хотеева, ненавидел себя. Ненавидел всё на свете.
Но Трошин-то, каков Трошин! Зачем он так? За что?
А, может, он прав? И карта должна быть подготовлена, как следует, и параметры полёта в зоны надо досконально знать! Вот если бы я был инструктором… Выпустил бы в полёт такого подчинённого?
Погоди! Я что, отстранил бы от полёта своего курсанта за то, что у него надписи на карте сделаны шрифтом с ошибкой в один миллиметр? А потому, что по времени полёта в зону ошибся на две секунды, я потеряю ориентировку? За это отстранять от полётов? Да отослал переделать надписи, заставил всё вызубрить на зубок и лети, скворец!
Однако! Что вы от меня все хотите? Чтобы я был идеален? Когда вы были курсантами, у вас не было ошибок? Ни одной, ни одной? Вы всё знали досконально? И отвечали на все вопросы без запинки?
Вдогонку:
••>> — Ты совсем не ангел! Я сужу о тебе по твоим делам!
Из америк. худ. к/ф-ма «Криминальная фишка от Генри»
…Вечером к великой радости Галаги я уже опять нёс службу во внутреннем наряде. Он даже улыбочку свою сдержать не смог, когда выходил из казармы и увидал меня, стоящего у тумбочки дневального! Я выдержал этот взгляд и своего взора не отвёл.
Подхожу к штурману эскадрильи. Он как раз стоял с Галагой перед лётным домиком.
— Что улыбаешься? — хмуро поинтересовался Рассадков.
— Товарищ майор, разрешите идти? — спрашивает Галага, и я замечаю мелкие бисеринки пота у него над верхней губой.
«Писец! Надо было позже подойти!» — мелькнуло у меня.
— Иди! — и ко мне: — Выучил полёт по малому и большому кругам?
Я кивнул.
— Ну, давай, рассказывай границы малого круга!
Я рассказал.
— Большого!..
Рассказал и границы большого круга.
— А где Гоголево?
Пытаюсь сориентироваться. Так! Север там! Значит…
— Вон там!
— Где? То ж миргородский вокзал! Ну, возьми же карту, посмотри!
Не дожидаясь от меня соответствующих действий, майор сам выхватывает карту из кармана моего комбинезона. Разворачивает.
— Ну вот, видишь! Вон где Гоголево! — и майор указывает под 30 градусов от того направления, куда указывал я. — Курс в первую зону?
— 290!
— Время?
— Шесть – восемнадцать!
— Расстояние?
Я запнулся. Ведь не в зону я сейчас собрался!
Рассадков смотрит на мою карту.
— А чего у тебя… Каким размером шрифта должны выполняться надписи на карте?
— 7-12 миллиметров!
— Знаешь! А у тебя какой размер? — Рассадков достаёт из кармана миниатюрную линейку. Меряет. — Здесь 13, и здесь! Здесь 10. А здесь… опять 13! Ну-ка, неси другую карту, у какого-нибудь курсанта возьми!
В лётном домике прошу карту у Витьки Ерёменко – у него курсы, километраж и время вообще нанесены миниатюрно, чего его подставлять – не подходит! У нашего Слона нанесено огромными цифирями, миллиметров 14-15, тоже не то. Только у Сержа Ровенского – как раз то, что надо. Иду с этой картой к Рассадкову.
— Так! Тут шрифт тот, что положено! Вот видишь? Почему у тебя не такой? Погоди! Ты сказал, до центра первой шесть – восемнадцать? Где же шесть – восемнадцать? Когда шесть – двадцать! Когда же ты будешь учить? Трошин!.. Трошин! Опять он ничего не знает! Когда ты его будешь учить, как следует? И карта подготовлена не по форме!
Мой инструктор подходит к нам. Глаза! Как он на меня смотрит!
— Так отстраните его от полётов! Отстраните! Они же обнаглели донельзя! Говорит: никуда они не денутся – всё равно будут планировать!
— Кто говорит? — окрысился я, тут молчать нельзя. — Я говорю?! Когда? Кому? Ну! Давайте! Позовите того, кто слышал и вам передал, что именно так я говорю!
Трошин замялся.
— Не он, другие так говорят!
— А я здесь причём?! — зло говорю я. — Или вы меня за других сейчас пороть будете?
— Вы же видите, какой он! Юрий Геннадьевич, я прошу вас: отстраните! До конца программы! Уже немного осталось…
Я стоял как обгаженный. Неподалёку на скамеечке сидели бойцы – наши техники и механики. Они, как казалось, прислушивались к нашему разговору. Но мне и без того было не по себе. Полетал сегодня!
— Иди, Кручинин! Выучишь, на карте исправишь – подойдёшь!
Я продолжал стоять. И вдруг инструктор срывается на крик:
— Иди! Тебе сказали идти, так иди! Чего стоишь?!
Я ещё таким его не видел! И этот крик до сих пор у меня в ушах стоит.
Издевательски выжидаю ещё секунду-другую, глядя Трошину в глаза, в самые зрачки. Даже голову слегка наклонил: как интересно вы сейчас выглядите, товарищ старший лейтенант! Плохо, вы ведь сейчас сорвались в простой ситуации, и я это вижу.
И Трошин не выдерживает, опускает взгляд вниз. Потом перевожу взор, уже помягче, на штурмана эскадрильи, и, давая понять, что выполняю его команду, а не клик инструктора, с нажимом говорю:
— Есть, товарищ майор! — поворачиваюсь и ухожу.
В лётном домике возвращаю полётную карту Сержу. Потом подхожу к стенду с районом полётов, вывешенному на стене. И стараюсь все данные максимально запомнить. Минуты через три заходит Трошин.
— Кручинин!
Поворачиваю к нему голову, внимательно всматриваюсь в него. Трошин в глаза не смотрит, его взгляд блуждает у меня по груди.
— Почему ты так, по-свински относишься ко всем? Ты знаешь, что о тебе говорят твои друзья и приятели?
— Мои, кто? — поднимаю я бровь. — Уж не Галагу ли вы записываете мне в друзья и приятели? Меня это не интересует! Галага – подонок! Понятно? Если ему будет выгодно или там из мести, он и про вас начнёт что-нибудь придумывать и нашёптывать другим!
— Не только Галага! — «Ага, значит, всё-таки Галага!» — Все говорят! Но речь не об этом! Ты плохо готовишься к полётам! Ты на всё х*й забил! Тебе всё по х*р! Сейчас пойду к командиру звена, пусть отстраняет тебя к х*ям!
И, так и не взглянув мне в глаза, уносится воплощать свою идею в жизнь. Видимо, с Юрой Рассадковым это не вышло, не хочет тот отстранять меня от полётов! Трошин как торпедоносец долго носился по комнатам, отыскивая Хотеева. Когда он его нашёл, меня подозвали.
Я выхожу из помещения за ними в коридор. Яркие солнечные лучи плеснули мне в глаза, и стоящих справа в полутёмном углу Трошина и Хотеева я не заметил. Пошёл по направлению к выходу, думая, что мои командиры вышли туда.
••>> [Это я запомнил. Через много-много лет, планируя одну операцию по ликвидации предателя, который слишком много знал и которого поэтому серьёзно охраняли, я предложил использовать аналогичную ситуацию. Наши тщательно выбирали место. И когда перебежчик со своей охраной вышли в коридор, через дверь которого били мощные солнечные столпы, они так ничего и не поняли, даже когда раздались выстрелы. Наверное, падая, они решили, что стреляют лучи солнца…] <<••— Куда ты?
Поворачиваюсь. Хотеев засмеялся:
— Вот это осмотрительность!
Но моему инструктору было не до смеха.
— Ничего не знает! Карта не подготовлена! Штурман задаёт вопрос, отвечает ему, что время до зоны ему не нужно, он знает расстояние! Или наоборот?
Это Трошин вспомнил наш давешний разговор в экипаже, ещё в Круче, в апреле. Тогда я в шутку высказал своё мнение: зачем загружать память лишними данными, которые нам не пригодятся? Где мы в полёте видим это расстояние? Выдержать скорость и время – вот и будет пройденный путь! В тот день никаких вскриков не было, просто посмеялись, поговорили. Валерий Иванович тогда заметил, что все параметры полёта до зоны надо знать и помнить. И вот теперь инструктор вспомнил тот самый разговор, приписывая его мне в разговоре с Рассадковым! Каков?? Или к?ково?
— Мгм, — спокойно говорю. — Только это было не со штурманом эскадрильи, а с вами, ещё в Круче. Помните, в начале лётной программы, после нашего приезда, на наземной подготовке?
Трошин аж позеленел! Он-то считал, что я буду молчать, потупив взор, и тем самым подтверждать всё, что он ни скажет про меня.
Хотеев по-прежнему весело смотрит на меня. И я обращаюсь к нему:
— Товарищ капитан, карта у меня подготовлена! Штурман сделал мне замечание лишь, что шрифт, которым выполнена надпись не 12 мм, а 13! За один миллиметр вы меня сейчас отстраните от полётов?
— Видишь, какой он? Ему слово, он двадцать в ответ! Говорит: всё равно вы меня выпустите в полёт – времени до конца осталось мало и налёт у меня небольшой!
— Это он сказал? — Хотеевские брови прыгают вверх.
Я удивлённо смотрю инструктору в очи. Трошин замялся.
— Та нет, не он, другие. — И для убедительности добавил: — Я слышал!
— Кто-то что-то говорит, а отстранять меня? Блеск! — окрысился я.
— Ты видишь, какой он? Видишь?
— Ну и что?
— Понимают они всё! Отстрани его на х*й! И всё! Чтобы другим неповадно было!
Хотеев смотрит в выписку из плановой таблицы.
— В принципе можно! Вместо его заправок пустим кого-нибудь по кругам… Но одна заправка пропадает!
— Та не пропадёт! Пусть Перевышко летает вместо него! Пусть летает. Он хочет!
— Ну, хорошо!
— Иди…
И я пошёл. В душе кипела ненависть! Я ненавидел Трошина, ненавидел Хотеева, ненавидел себя. Ненавидел всё на свете.
Но Трошин-то, каков Трошин! Зачем он так? За что?
А, может, он прав? И карта должна быть подготовлена, как следует, и параметры полёта в зоны надо досконально знать! Вот если бы я был инструктором… Выпустил бы в полёт такого подчинённого?
Погоди! Я что, отстранил бы от полёта своего курсанта за то, что у него надписи на карте сделаны шрифтом с ошибкой в один миллиметр? А потому, что по времени полёта в зону ошибся на две секунды, я потеряю ориентировку? За это отстранять от полётов? Да отослал переделать надписи, заставил всё вызубрить на зубок и лети, скворец!
Однако! Что вы от меня все хотите? Чтобы я был идеален? Когда вы были курсантами, у вас не было ошибок? Ни одной, ни одной? Вы всё знали досконально? И отвечали на все вопросы без запинки?
Вдогонку:
••>> — Ты совсем не ангел! Я сужу о тебе по твоим делам!
Из америк. худ. к/ф-ма «Криминальная фишка от Генри»
…Вечером к великой радости Галаги я уже опять нёс службу во внутреннем наряде. Он даже улыбочку свою сдержать не смог, когда выходил из казармы и увидал меня, стоящего у тумбочки дневального! Я выдержал этот взгляд и своего взора не отвёл.
Всё на день: и кто помнит, и кого.Марк АВРЕЛИЙ
…Боже ж ты мой! Как трудно жить!
Нет! Я всё выдержу! Я буду лётчиком! Не такими, как они! Я буду лучше – честным по службе, принципиальным в отношениях и справедливым к своим подчинённым! А вы… Может быть, вы, товарищ старший лейтенант, и вы, товарищ капитан, будете в будущем самыми лучшими в мире людьми! Но вы никогда не сможете потом подарить себе утешение: я тогда со своим подчинённым, курсантом Кручининым, был строг, но справедлив! И это теперь с вами останется на всю жизнь! Посмотрим, что вы мне скажете, когда мы увидимся, и я буду офицером! Клянусь: я всё вам выложу! Всё, что я о вас думаю!..
••>> Жить вопреки… Жить назло… Страшно, но жить!
Дмитрий БЫСТРОЛЕТОВ, «Путешествие на край ночи»
••>> В жизни не бывает ошибок, а бывают лишь уроки.
Из записных книжек офицера
••>> — Ты прав, что я ошибся, но неверно полагаешь, что ты прав!
Из америк. худ. сериала «Доктор Хаус»
Нет! Я всё выдержу! Я буду лётчиком! Не такими, как они! Я буду лучше – честным по службе, принципиальным в отношениях и справедливым к своим подчинённым! А вы… Может быть, вы, товарищ старший лейтенант, и вы, товарищ капитан, будете в будущем самыми лучшими в мире людьми! Но вы никогда не сможете потом подарить себе утешение: я тогда со своим подчинённым, курсантом Кручининым, был строг, но справедлив! И это теперь с вами останется на всю жизнь! Посмотрим, что вы мне скажете, когда мы увидимся, и я буду офицером! Клянусь: я всё вам выложу! Всё, что я о вас думаю!..
Вдогонку:••>> [Года через четыре после выпуска мы встретились с Равилем Хотеевым в военном санатории в Адлере.
Я после пляжа стоял в нашем корпусе, ожидая прибытия лифта, а кто-то рядом всё время посматривал на меня. Это была первая наша встреча, когда я уже был лётчиком, офицером. И Равилю Гафиевичу было интересно: узнаю я его или отвернусь, сделав вид, что впервые вижу! (Были ведь у него и такие учлёты: когда были курсантами, в глаза заглядывали, готовы был руки лизать, лаять по команде, а когда перестали от него зависеть – не узнают, надменный вид, пренебрежение во всём.) А я в ту минуту думал о своём (только что на пляже познакомился с красивой женщиной и все мысли у меня были о ней). И тут обратил внимание на того, кто смотрит на меня справа. Да ведь это мой первый командир звена! Как я обрадовался! И Хотеев тоже, ну, что не ошибся во мне! Потом мы встречались всё время – на пляже, в столовой, в клубе. Это были дни воспоминаний… Но вот что я хотел своему бывшему кэзэ сказать, когда был курсантом… я не сказал! Наверное, потому, что и время лечит, и то, что хотел говорить, стало неактуальным. А главное, многим я ему всё-таки обязан – он, именно он, капитан Р.Г. Хотеев, летом 1972 года меня научил летать! Поэтому, спустя годы, мне не хотелось делать ему больно… А моя курсантская боль… Она к тому времени уже прошла…
А пока… То ли ещё будет! За мной, читатель! И я покажу тебе и не такие ещё ситуации в отношениях «курсант – командир»… Когда душевная боль, о которой я вам писал выше, не ослабнет, пока она лишь усилится… Но я выдержу и это…] <<••
••>> Жить вопреки… Жить назло… Страшно, но жить!
Дмитрий БЫСТРОЛЕТОВ, «Путешествие на край ночи»
••>> В жизни не бывает ошибок, а бывают лишь уроки.
Из записных книжек офицера
••>> — Ты прав, что я ошибся, но неверно полагаешь, что ты прав!
Из америк. худ. сериала «Доктор Хаус»
Sine pennis volare haud¹
<<•>> Если тебя бросили – расправь крылья!
Из записных книжек курсанта
<<•><•><•>>
<<•>> Рождённый падать, летать не может!
Из записных книжек курсанта
<<•><•><•>>
<<•>> Вот почему на лошадей ставят, а на людей кладут.
Из записных книжек курсанта
<<•><•><•>>
<<•>> Я обращаюсь к вам от лица трёх миллионов трёхсот тысяч населения республики! … Трёх миллионов баранов, и трёхсот тысяч жителей республики!
Из выступления депутата Верховного Совета РСФСР от одной из южных республик
<<•><•><•>>
<<•>> Боги помалкивают. Может, это зрители и не боги вовсе?
NN
<<•><•><•>>
<<•>> Любое действие обязывает. Бездействие не обязывает ни к чему. Без пруда не вынешь рыбку из него.
Кто-то из современников
<<•><•><•>>
<<•>> Если у вас нет проблем – значит, вы уже умерли.
Из записных книжек офицера
<<•><•><•>>
<<•>> Всё ещё будет, бабоньки! Всё ещё спереди!
NN
<<•><•><•>>
<<•>> То ли я такой п*здатый, то ли зеркало п*здит!
Из записных книжек курсанта
<<•><•><•>>
<<•>> Жди от жизни худшего – не разочаруешься!
Из записных книжек курсанта
<<•><•><•>>
<<•>> — Учись, мой сын: наука сокращает
Нам опыты быстротекущей жизни.
Бессмысленная чернь
Изменчива, мятежна, суеверна,
Легко пустой надежде предана,
Мгновенному внушению послушна,
Для истины глуха и равнодушна,
А баснями питается она.
Нам опыты быстротекущей жизни.
Бессмысленная чернь
Изменчива, мятежна, суеверна,
Легко пустой надежде предана,
Мгновенному внушению послушна,
Для истины глуха и равнодушна,
А баснями питается она.
Александр Сергеевич ПУШКИН, «Борис Годунов»
<<•><•><•>>
<<•>> — Говорят же, что война подобна шахматной игре. — Да, только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и ещё с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, а на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна.
Лев Николаевич ТОЛСТОЙ, «Война и мир»
<<•><•><•>>
<<•>> — Нужно, чтоб общество сознало себя и ужаснулось.
Антон Павлович ЧЕХОВ, «Палата № 6»
<<•><•><•>>
<<•>> — Когда общество ограждает себя от преступников, психических больных и вообще неудобных людей, то оно непобедимо.
Антон Павлович ЧЕХОВ, «Палата № 6»
<<•><•><•>>
<<•>> — Быстро! Строго на север, порядка пятидесяти метров…
Из худ. к/ф-ма «Бриллиантовая рука»
<<•><•><•>>
<<•>> …пролетел, как шифоньер над Парижем…
Из записных книжек курсанта
<<•><•><•>>
<<•>> — Две обдолбаные обезьяны и гном-расист! Пойду-ка я домой!
Из худ. к/ф-ма «Залечь на дно в Брюгге»
<<•><•><•>>
<<•>> — Сашка, это ты?
— Я.
— А это кто в штопоре?
— Я.
— А это кто в штопоре?
Из худ. к/ф-ма «Не болит голова у дятла»
<<•><•><•>>
<<•>> — Вытащи меня из этого дерьма, Чарли!
— Не могу, Хэнк, ты сам подписал этот чёртов контракт!
— Выбирай: либо книга, либо адаптация секса и драки! Хотя, вру! Это тебе тоже не светит!
— Не могу, Хэнк, ты сам подписал этот чёртов контракт!
— Выбирай: либо книга, либо адаптация секса и драки! Хотя, вру! Это тебе тоже не светит!
Из америк. худ. сериала «Калифрения»
<<•><•><•>>
<<•>> — А! Жених! Здравия желаю!
— Мухин…
— Наслышан, наслышан! Что это тебя заставило спикировать на пол?
— Да так, глупость!
— Ну что ж, бывает!..
— Мухин…
— Наслышан, наслышан! Что это тебя заставило спикировать на пол?
— Да так, глупость!
— Ну что ж, бывает!..
Из худ. к/ф-ма «Не болит голова у дятла»
<<•><•><•>>
<<•>> Смену лет, закаты и восходы,
И любви последней благодать,
Как и дату своего ухода,
Надо благодарно принимать.
Надо благодарно принимать…
И любви последней благодать,
Как и дату своего ухода,
Надо благодарно принимать.
Надо благодарно принимать…
Из худ. к/ф-ма «Служебный роман»
<<•><•><•>>
<<•>> — Я хочу поговорить с пилотами. Меня не интересуют готовые отговорки! Думаю, что это и так понятно!
Из америк. худ. к/ф-ма «Пилоты Таскиги»
<<•><•><•>>
<<•>> — Как ты узнал?
— Лика сказала! Всё, хватит! Ведёшь себя, как дурак!
— Лика сказала! Всё, хватит! Ведёшь себя, как дурак!
Из худ. сериала «Последняя встреча»
<<•><•><•>>
<<•>> — Рэнкл, твой друг виновен! Дело швах, приятель! Респект!
Из америк. худ. сериала «Калифрения»
<<•><•><•>>
<<•>> — Но ты же лётчик!
— Я был им!
— Неправда! Все знают, какой ты лётчик!
— Я был им!
— Неправда! Все знают, какой ты лётчик!
Из худ. к/ф-ма «Последний дюйм»
_____________________
¹ Sine pennis volare haud (лат.) – Без перьев летать нелегко.
Автор: Юрий Фёдоров
Просмотров: 53
Опубликовано 12 лет назад.
Категория:
Зарницы памяти