Взлёт

      Снова стою дневальным. Заходит капитан Барановский. Поприветствовал его. Мне нравится этот офицер – строгий, но справедливый.
      Увидав меня, брови вскинул:
      — Ты? Опять? Сколько можно? Кто? Я спрашиваю: кто поставил?
      — Младший сержант Галага.
      — За что?
      Я пожал плечами. А потом думаю: а чего я буду эту гниду прикрывать?
      — За то, что, товарищ капитан, не жру с ним водку! Что по его приказу за самогоном не бегаю, как другие! Вы спросите у комэски! Ещё вывозная программа идёт, а Галага организовал пьянку с курсантами! Вон, в моём экипаже из четырёх человек сразу трое тогда с ним влипли! Почему? А чтобы комэск не доложил выше да Галагу не сняли да не отчислили из ХВВАУЛ! Чем больше с ним пьёт, тем выше прикрытие самому Галаге!
      Брови энша вскидываются.
      — Понятно! Поэтому он на тебя всё и…
      Он заходит в казарму и кричит своим прокуренным голосом:
      — Галага! И ты Ёсипов! Сюда!
      Они втроём выходят на лестничную клетку.
      — Значит, так! Чтобы я больше не видел Кручинина во внутреннем наряде! Он своё отходил! В эскадрилье, кроме него, есть и другие курсанты!
      — Товарищ капитан… — это голос Галаги.
      — Я сказал! Людьми надо быть! Ты меня понял?
      — Но капитан Хотеев…
      — С Хотеевым я сам переговорю! Ещё раз увижу Кручинина в наряде – можете сразу готовиться! Заступите вы: Ёсипов – дежурным, Галага – дневальным, второго я тебе сам подберу! Ясно, нет? Свободны!
      Наши младшие командиры идут мимо, на меня не смотрят. В казарме слышу Галага возмущается:
      — Да какое его дело! Ему главное, чтобы служба неслась! Чего он лезет?
      Что ответил Ёсипов, я не понял.
      Я изобразил для себя радость: рот до ушей и рукой спуск унитаза…

      Раньше я считал, что ночью нести службу – самое трудное занятие. Теперь моё мнение изменилось. Во всяком случае, применительно к миргородским условиям. Ведь ночью никто туда-сюда не ходит, не нужно никому козырять. Сиди себе, читай книгу, слушай музыку (для этого всем служит приёмник VEF-201 Саши Паландина). Или пиши преспокойненько себе дневник. Отстоял восемь часов – и отдыхай целый день, спи спокойно, дорогой товарищ! И вообще! В субботу сменился – порулил в кино, воскресенье тоже твоё. Никакой Галага тебе не испортит настроение очередным нарядом!
      И сегодня дежурство мы передаём не первой эскадрилье, а ещё нашим. Когда принимает наряд наши заклятые друзья из соседней аэ – это всегда болезненно. Своим сдавать легче. Курсанты из первой ведь всегда придираются по мелочам: там подмети, там прибери, а это почему не убрано!? Впрочем, мы потом платим им тем же!
      Недавно, помнится, и свои допекли.
      Я тогда лежал под одеялом после бессонной ночи, уже выспался, но вставать не хотелось, ибо пребывал ещё в сладкой дрёме. И слышу сквозь истому не просьбу, а требование: навести где-то там порядок! По голосу узнаю нашего Витюлю Самойченко – он как раз заступал дневальным. Сэм приставал к Вите Иванкову, который стоял в наряде вместе со мной.
      — Видишь, я занят! Подождёшь! — отмахнулся от Сэма Иванков. Он сидел со счётами и подбивал налёт в своей лётной книжке.
      Впрочем, не знаю, что он там подбивал! Ещё вчера я ему помог всё подсчитать. (Я быстро и точно считаю на счётах!) Поэтому, скорее всего, Иванков делал вид, что что-то там считает, что оч-чень занят – чтобы Самойченко отстал от него.
      — Ничего не знаю! Я требую, чтобы всё было убрано! Идите все и убирайте! — дожимал Витюля.
      Я всегда за порядок. Но, видя эту наглость у моего товарища по экипажу, я под одеялом задыхался от возмущения. Кто бы требовал! А то Сэм – лентяй из лентяёв! Сколько было случаев, когда он сменялся «просто так», уходил в кино со всей эскадрильей, оставляя после своего наряда бардак на своих товарищей, заступивших после него.
      — Вон Альфреда подними, пусть убирает! — подсказывает Самойченко.
      Ты смотри, каков урюк! Сам не подошёл ко мне, не сказал ничего, знает, что я пошлю его на х*р. «Подними, пусть убирает!» Конечно, он думает, что я сплю без задних ног и его не слышу! Иначе так бы он не говорил!
      — Он целую ночь не спал! — спокойно говорит Иванков, щёлкая костяшками счётов. — Возьми и подними его, если совести нет!
      Честно говоря, мне даже стало немного стыдно, что лежу в положении слухача. И я иду в атаку.
      Откинув одеяло и, зло сверкнув заспанными глазами на пузатого лентяя, я бросаю:
      — Эй, ты, х*р моржовый! Что ты там мелешь?! Ты что, забыл, как сдавал дежурство в первый день нашего приезда сюда?! Ты много тогда наубирал?
      — Я не тебе сдавал!
      — А кому же ты сдавал!? — ещё больше удивился я. — Ты тогда просто ушёл с наряда и всё дело с концом. Даже не помнишь, кто у тебя принимал дежурство! Ибо у тебя его, как следует, никто не принимал! Поэтому свали в туман и дыши глубже!
      Сэм потоптался и отошёл.
      А я снова накрываюсь одеялом с головой, пытаясь поспать ещё чуток. Но после этой вспышки сон как рукой смахнуло. Он, видите ли, требует! Каков гусь!
      Тогда я повалялся в постели, изображая вусмерть устало-спящего, ещё с полчасика. А потом стал собираться на ужин и в кино.
      …Кстати, сегодня Сэм снова принимает наряд. Интересно, пошёл ему тот разговор впрок?
      Я улыбнулся этим своим мыслям и упал на свою койку, чтобы посидеть на спине перед походом в миргородский кинотеатр. Сегодня будет новый художественный фильм «Бой после победы». Это продолжение истории про нашего разведчика, фильм третий. Первые два были «Путь в “Сатурн”» и «Конец “Сатурна”». Мы здесь всем полком почти каждый вечер после ужина ходим в городской кинотеатр «Мир» и не пропускаем ни одного нового фильма. Наши товарищи на аэродроме «подскока» в Близнецах такой возможности не имеют. Через весь город идём весёлой толпой (курсанты, солдаты, офицеры); я – с Сашей Кирилловым и Олегом, если они не в наряде. Треплемся на интересные темы. На любые! И нам это не надоедает! Даже Журавель однажды пристал с расспросами:
      — Ты постоянно с Кирилловым! Что вы там всё время обсуждаете? Даже завидки берут! — смеётся.
      — Да! Тебе расскажи – и тоже захочешь!
      Ну и в кассе берём места рядом. Можно тихо переброситься парочкой слов, комментируя что-то по фильму. Ведь про разведку я многое чего знаю!
      А однажды, когда Сашок и Олеж заступили во внутренний наряд по казарме, в кинотеатр шёл с Саней Паландиным. Он у нас художник. И много про живопись и творцов искусства читал! Саня так интересно рассказывал о Пикассо и его творчестве… Я даже заслушался. Хотя живопись и скульптура – это не мои темы. Об архитектуре – ещё куда ни шло!

      Ну, ладно! Итак, прилёг я на свою кровать. Валялся, не раздеваясь и не разбирая постели. На первом курсе это было верхом нарушений, за которые можно было запросто схлопотать пару нарядов от Муллера или того же Ёсипова. А сейчас сие в порядке вещей! Мы – второй курс и уже закончили почти всю лётную программу на Л-29! Мы летаем самостоятельно на простой и сложный пилотаж, ведомыми в паре! Кому-то удалось полетать и по маршрутам! Поэтому даже офицеры предпочитают делать вид, что не замечают, что курсанты в нарушение Устава валяются на постели сверху, не раздеваясь. Про Ёсипова я уже молчу.
      Сэм спал перед нарядом, раздевшись и разобрав постель. Наши коечки рядышком, только через проход. И общая тумбочка. Вообще-то, с Сэмом иметь койки рядом и общую тумбочку – это накладно. Посудите сами! Кому будет приятно, когда на твою койку садится сосед, как будто своя – за тридевять земель, а, вставая, не озаботится тем, чтобы её поправить за собой. А потом Ёсипов начинает своим скрипучим голосом меня воспитывать за это:
      — Кручинин. Ну, садился на свою постель, почему потом за собой не поправил? Иди, поправляй.
      А я вообще не заходил в спальное помещение после обеда! И хорошо, если Ёсипов. Иногда меня вызывал ответственный офицер, взыскивая за неаккуратность заправки. И потом соответствующая информация шла Трошину, Хотееву.
      И так несколько раз. Пока потом я не прихватил за этим занятием своего соседа по тумбочке. Казалось, твоя койка рядом, садись на неё! Так свою же потом поправлять надо! А чужую поправит твой товарищ, которого за это и отодрать могут! Но не Сэма же дерут!
      И ещё. Есть у нашего Витька дурная привычка – ставить сапоги, обмотанные портянками, у себя (а, значит, и у меня) в головах. Почему нельзя ставить туда, где положено, в ногах – понять я не в силах! Наверное, в прошлой жизни у Витюли кто-то упёр сапоги вместе с портянками! Вот он и ставит их себе под нос. А ноги у Сэма потеют, как губа у Галаги во время волнения, когда он подличает! Поэтому и от портянок соответственно несёт! Иной раз, видя, как Витюля берёт ножное полотенце и направляется в умывальник, думаешь: что же это за праздник сегодня, что Самойченко пошёл ноги мыть? Обычно он перед сном выковыривает грязь между пальцами ног, кстати, запросто (если тебя нет), поставив свою грязную ножище на чужую постель!
      А с утречка наш Витя может без церемоний расстелить свои портянки на мою коечку, чтобы, поставив ногу сверху, намотать на неё свои обмотки и сунуть в сапог. Так, одна есть! Теперь другую! В лучшем случае, если догадается прикрыть это место одеялом. А то по-простецки эта операция делается и на моей простыне! Если я застилаю постель и отошёл, Витя в один присест может плюхнуться своим жирным задом и на мою подушку, которая случайно осталась посреди кровати. А про пилотку, которую я скинул и бросил себе на одеяло, Сэм садится вообще по-свойски, будто так и надо! И в столовой зачастую может рассуждать на туалетные темы во всех подробностях. Например, о своём расстройстве желудка, как его пронесло и как он дрыщет после поедания немытых яблок. Пытаешься его оборвать, следует обида:
      — Какой ты брезгливый! Юрик, это же всё естественно! Понял?
      — Может, для тебя это естественно, а мне это неприятно, чёрт подери!
    <Думал-думал, решил о другом свойстве моего товарища не писать. Не для публикации. Опущено.>
      В общем, дышите глубже – Сочи проезжаем!
      …Я смотрю на спящего Сэма. Нет, мне определённо хочется опередить события и узнать, как Самойченко сегодня будет принимать наряд? Хоть бери, буди его и спрашивай!
      Но будить Витюлю не пришлось. Видимо, почувствовав на себе мой взгляд, Сэм сам просыпается и, встретившись со мной глазами, говорит:
      — Юрик, сегодня суббота. Завтра дневальными заступает первая эскадра. Поэтому наводите порядок. Наводите! Порядок буду принимать я! Я за вас пахать не собираюсь!
      Ну, конечно! «Вы наводите порядок так, чтобы я ни черта в наряде не делал!»
      — Да неужели! Помилосердствуй, отец родной! — канючу я с прип*зденной улыбочкой.
      — Чем ты недоволен?
      — О, что ты, радость наша! Я всем доволен! И особенно тем, что ты сам у меня будешь принимать наряд! Ты за себя будешь пахать! Понял?
      …С другой стороны моим соседом по койке впритык был Витька Мамоной.
      Сперва, правда, там мостился Вовка Журавлин. Но его позвал к себе Галага. Вот тогда Витька Мамонов и занял коечку рядом со мной.
      Как-то просыпаюсь среди ночи от тихого поскрипывания сетки кровати по соседству. Осторожно приоткрываю глаза – Витька лежал на боку лицом ко мне с закрытыми глазами и полуоткрытым ртом. И его койка мерно покачивается. Ну и всё понятно – парня посетили эротические «кошмары»!
      Я, чтобы проверить свои догадки, ну и понять, не во сне ли это он наяривает себе, делаю вид, что перевожу дыхание, поправляю подушку под щекой. И Витёк замирает, дожидаясь моего сонного посапывания.
      Меня уговаривать не приходится! Решаю, что юношу надо оставить в покое наедине с его виртуальными голыми бабами. Поэтому, ещё раз вздохнув, будто во сне, переворачиваюсь на другой бок, спиной к нему. Чтобы не мешать моему соседу и не портить ему кайф.
      И, спустя пару секунд, мерное поскрипывание армейской кровати рядом продолжилось…
      «Спокойной тебе вздрочи, дорогой товарищ!» — мысленно улыбаюсь я Витьке, вспомнив пожелание моего друга Димы.
      Не успеваю сомкнуть свои веки в крепком курсантском сне, как сзади дыхание становится частым и шумным… Скрип сетки коечки учащается… Потом лёгкий стон на выдохе… И тишина!.. Несколько его томных секунд в нирване, дающих возможность оценить всю прелесть того, что ты – парень и родился с великолепным инструментом внизу живота…
      «Интересно, куда там этот шершень спускает? Наверное, себе в простыню! Ну, не в трусы же, чтобы ходить потом в осквернённом белье! — невольно подумалось мне. — Ишь, как салютовал! Даже стон сдержать не смог!..»
      А был бы с этой стороны моим соседом Сэм?.. Нет-нет! Ни в коем случае! Что вы! К тому спиной в такой ситуации поворачиваться нельзя! Тот, судя по всему, запросто мог бы и мне в постель своих живчиков запустить! Я его, сучку, знаю!

Из америк. худ. сериала «Калифрения»

Из америк. худ. сериала «Доктор Хаус»

      …За пятнадцать минут до смены мы с Колей Козлитовым берёмся наводить порядок: как же, как же, дежурство сам Самойченко будет принимать! Где-то подмели, где-то убрали, вынесли мусор из урны в умывальнике.
      Николай – высокий, черноволосый, с тёмными глазами бесхитростный парень. И, как мне кажется, надёжный в дружбе. С ним легко и в наряде стоять, и сидеть в УЛО за одним столом, и сдавать экзамены. Что-то я ему подскажу, что-то он мне. Так, во всяком случае, было на первом курсе. Он никогда не подставит ни меня, ни других! Вот только учится Коля в 24м классном отделении и летает в третьем звене. Это и мешает нашему более плотному общению¹. И ещё! Девчонок любит трахать – за уши не оттащишь!
      Подхожу к койке главного принимальщика и трясу лентяя за плечо:
      — Вставайте, граф, вас ждут великие дела!.. Слышишь, Сэм?.. Даю настройку! Раз, раз, раз! 17й, на связь! Включи радиостанцию, остолоп! Перейди на стартовый канал! Пощёлкай подавителем шумов²! Вас не слышу! Если ты меня слышишь, покачай крыльями!
      — Ну, чего тебе? — сонно поводит центропланом, то есть плечом, Витюля. Он спросонья к шуткам не расположен.
      — О! Радиосвязь восстановлена! Вставай! Проспишь царствие небесное! Иди в раю порядок принимай!
      — Отстань! — огрызается он. Уж, видать, больно сон был сладок.
      — Так! Кто у вас стоит у тумбочки в первую смену? Чего мы за вас должны стоять?
      — Не знаю! — сонно ответствует Витюля. — Отъеб*тесь все! Иди к Дайло, он дежурный. Ничего не знаю! Сволочи, дайте поспать перед заступлением!..
      Вдогонку:

      ••>> В человеке есть два человека: один бодрствует во тьме, другой спит при свете…
      ••>> — Я делаю всё, чтобы быть самым крутым в том, что я делаю! А вы разве нет?
      — Доктор Хаус – сторонник старой доброй усердной работы!

Omnis labor aliquo refuratur³