Взлёт

      В этот день все уже решили, что полетать во вторую смену не придётся – низкая десятибальная облачность прикрыла весь небосвод. Поэтому после обеда все разбежались, кто куда. Нам, правда, сказали, что взлетит разведчик погоды. Если всё будет тип-топ, мы тоже поедем на аэродром. Но в это мало, кто верил. Облака плыли и плыли, и не было им конца и края!
      — Наши идут! — шутливо говорили ребята, лукаво поглядывая на эту плывущую вату.
      Почему «наши»? А чёрт его знает!
      Вдогонку:

      ••>> Мелкий дождь бьёт в окно, хмурится природа,
      Но известно давно – нет плохой погоды.
      Всё желтеет кругом и уходит лето.
      Неприятность эту мы переживём,
      Между прочим это мы переживём.
                                           Песенка кота Леопольда, сл. А. Хайта, муз. Б. Савельева

      И всё-таки команда выезжать в аэропорт поступила. И оправдано. Через полчаса край облачности проплыл над точкой.
      С аэродрома один за другим взлетали Ту-16. Бомбардировщики грозно урчали на рулёжке, дожидаясь своей очереди выруливания на ВПП. Получив разрешение, корабль, не спеша, занимал полосу и долго стоял, держа обороты двигателей на малом газу. Наши инструкторы говорили, что в это время один из членов экипажа (кажется, штурман) читает «молитву»: кто и что должен проверить, какие переключатели и оборудование должны быть включены, а что должно стоять в положении «выключено» или там «нейтрально». А каждый член экипажа отвечает: «Включено» (или «Выключено и законтрено», «Проверено»). И эти доклады записываются на бортовой проволочный магнитофон. Потом обороты выводились, двигатели взвывали от натуги, командир экипажа отпускал тормоза и самолёт, постепенно разгоняясь, начинал разбег. Набрав приличную скорость, Ту-16 поднимал переднюю стойку и почти сразу отрывался от полосы.
      Вот взлетел крайний Ту-16 и на аэродроме воцарилась тишина.
      — Ну! Никто не захотел бомбёром стать? Никто не передумал быть истребителем? — выходя из «уазика», спросил заместитель командира полка.
      Курсанты засмеялись.
      В лётном домике посмотрел в плановичку. С разлёта у меня была заправка с Хотеевым в зону, а потом полёт по кругам и в зону самостоятельно.
      После тренажей в кабинах самолётов построились на предполётные указания. Холодный ветер дул в лицо. Не смотря на то, что мы были одеты в демисезонные куртки, было прохладно. На указаниях ничего особенного мы не услышали. Вот только разведчик погоды докладывает, что по району много шапок и идёт вертикальное развитие облачности. Вертикальное развитие облачности свидетельствует о том, что через несколько часов не исключается и грозовое положение.
      Расходимся по экипажам.
      Самолёт, на котором я должен был лететь, имел бортовой номер «76». Да-да, именно 76й номер, был у меня тогда, когда вышло всё так неказисто с герметизацией кабины!
      Подхожу к Элке. Техник Витя тепло поздоровался со мной. Осмотрел самолёт, расписался в бортовом журнале. Под крыльями на пилонах вместо привычных подвесных баков были подвешены блоки для неуправляемых ракет С-5. Значит, заправка на 300 литров меньше.
      «Да, нежарко! — подумалось мне, и я поёжился под курткой. — Полечу-ка я в демисезонке!»
      На подходе с кислородной маской в руке был командир звена. Иду навстречу с докладом:
      — Товарищ капитан…
      — Ты ещё, сынок, не в кабине? Самолёт осмотрел? Давай, давай, не тяни резину! Быстро в кабину и запрашивай запуск!
      Сажусь в первый кабинет, предварительно распустив лямки подвесной системы парашюта для полёта в куртке. Пристёгиваюсь. И включаю радиостанцию.
      С разрешения РП запускаем движок и выруливаем из своей «ромашки». Катиться по бетону – одно удовольствие! Как по паркету. Самолёту хватает и тяги малого газа. Только направление выдерживай.
      Хотеев что-то напевает себе в заднем кабинете. Подпеть ему, что ли? Но я, памятуя тот случай со своим песнопением в начале программы лётного обучения, молчу.
      Занимаем ВПП, взлетаем и уходим в зону с набором, по пути протыкая облака. В эту облачность входить можно – у неё края размытые, не резко очерченные. Значит, в ней спокойно, ни электростатических зарядов, ни дождя, ни града нет. Мне даже это нравилось: стоит стена из плотной ваты, а ты в неё врубаешься и выскакиваешь из шапки с той стороны.
      Пришли в зону, выполняю вираж с креном 45° влево. Эл долго крутит вираж. Затем переваливаю вправо.
      — Давай с креном 60! — командует кэзэ. — Баков-то подвесных у нас нет – топлива не хватит всё выполнять!
      Заваливаю крен до 60. Виражи – это уже пройденный этап! Сколько мы их уже накрутили! Даже неинтересно! Но поучительно. Всё-таки распределяется как-то там внимание, отрабатываются навыки.
      Выполняю бочки. И земля кругом вращается вокруг нас сперва вправо (левая бочка), затем влево (правая).
      — Хорошо! — похвалили из задней кабины. — Что там у нас по заданию дальше?
      — Переворот – петля – боевой [разворот] и два комплекса: переворот – петля – полупетля!
      — Так! Выполняешь: штопор влево – петля – боевой вправо по типу косая полупетля. Пошли!
      Набираем спиралью высоту 5000. Тяну РУД на себя и устанавливаю обороты 75%, задираю нос самолёта. Скоростёнка начинает падать. 250, 220, 190…
      Напоминаю: аэродинамическая компоновка Эла устроена так, что воздушные потоки на таких углах атаки начинают бить по элеронам. И я как лётчик ощущаю это как тряску на ручке управления. «Умный» самолёт как бы предупреждает: «Не тяни! скорость маленькая! отпусти ручку! сорвусь ведь!»
      Но я тяну, мне-то это как раз и надо – сорвать самолёт в «штопер»! Как только Эл попытался клюнут носом, чтобы самому набрать скорость, я резко подсекаю (беру на себя ручку управления до упора) и тут же даю левую ногу до отказа. На предельно-малой скорости скольжение на крыло (дача ноги) как раз и приводит к срывному режиму. Самолёт на полсекунды как бы зависает, а потом («Вот же, бл*дь! Я ж предупреждал! Ну и х*й с вами!») начинает штопорить влево. Он, несясь к земле вертикально и вращаясь влево, то задирает нос, то вновь его опускает – как лист, падающий с дерева. Преинтереснейшие ощущения! Никакие аттракционы в парке имени товарища Эм Горького их нам не дадут!
      Я штопорю! И матушка-земля с вращением несётся к нам с невиданной быстротой. Чёрт! А ведь кто-то в школе в эту минуту учит русский язык и литературу, физику и алгебру, географию и биологию. И, время от времени, мечтает о том, чтобы вот так поштопорить, хоть раз в жизни! То есть мечтает о том, что именно сейчас я и делаю! Ха! Сосунки!
      Биения на ручке управления и на педалях продолжались, усилия растут: тянущие – на ручке и давящие – на педалях. Эл органами управления как бы напоминает незадачливому пилоту: «Отпусти рули, ж*па с ручкой, пора выводить, я всё сделаю сам! Только отпусти ручку и освободи педали!»
      После двух с половиной витков я перестаю сопротивляться умному самолёту, рули сами устанавливаются нейтрально. Затем даю рули против штопора! Эл прекращает вращение и переходит в пикирование. Скорость нарастает. И мне приходится «прижимать» ручку, иначе Элка сама выйдет из пике на меньшей скорости, чем надо. К 2000 метров на скорости 550 км/час и на максимальном режиме работы движка позволяю самолёту подойти к горизонту. С перегрузочкой пять с половиной единиц (по акселерометру) тяну на петлю. Что за ощущения!.. Контролируя свои пределы, ни на секунду не перестаю ощущать и самолёт, зрением веду параметры полёта.
      А подстилающая поверхность опрокидывается куда-то за спину, и мы свечой летим ввысь, а затем в перевёрнутом полёте без крена ложимся на горизонт.
      Вот он, родимый! Вот только мы по отношению к земле летим кверху задницей. Но продолжаю закручивать Эл, поэтому, даже в таком положении, мы прижаты к креслу, а не висим на ремнях.
      Скорость? 200! Прибираю обороты и закручиваю самолёт в нижнюю часть петли Нестерова. Подтягиваю самолёт, выводя из отвесного пике.
      Переведя Эл на положительные углы пикирования и набрав скорость, выполняю боевой разворот по типу косой полупетли.
      Что это за зверь, косая полупетля? Я уже писал, но напомню! Эта та же полупетля только с креном, то есть траектория не строго в вертикальной плоскости, а под наклоном к горизонту. Ничего сложного. Здесь крен заваливаю до 60-65°… Шик! И кайф от ощущений отхватил!
      В верхней части, проконтролировав скоростёнку и курс, вывожу в горизонт.
      Отдышались. В наборе высоты осмотрелись.
      — Так! Хорошо! Не забыл [пилотаж]! Давай: переворот – петля – полупетля!
      — Товарищ капитан! А давайте вместо переворота сделаем правый штопор! Когда ещё придётся поштопорить?!
      — Да? Ну, давай!
      И мы выполняем штопор вправо, петлю Нестерова и полупетлю.
      Блеск!
      •>> [Это был мой последний штопор, который я выполнял за всю свою службу в авиации, за всю жизнь. (Жизненные коллизии-штопора не считаются! Но и там я выводил вовремя!) На МиГах даже в контрольных полётах в учебных целях в штопор уже не вводили – запрещено. А в других полётах я не допускал таких грубых ошибок, чтобы непроизвольно сорваться в штопор.] <<•

      На ещё один комплекс топлива не хватало, и мы пошли домой. А жаль!
      Уже на земле, пока я рулил, командир звена освободился из подвесной системы. И после заруливания на стоянку в нашей «ромашке» сразу выскочил из кабины. Затем выбираюсь и я.
      — Товарищ капитан, разрешите…
      — Нормально! Отпилотировал хорошо! Сам полетишь в зону – в облачность не входи! Все шапки обходи справа или слева. Видишь, вертикалка пошла! И ещё! Не перепутай: у тебя в самостоятельном полёте в задании штопоров нет! Ты меня понял, сынок?
      — Я это знаю, папочка! Самостоятельно и лётчикам запрещено штопоры выполнять!
      — Да. А то был у меня курсант. Выполнил три самостоятельных зоны на сложный пилотаж. После полётов спрашиваю: «Как слетал, всё нормально?» А он мне отвечает: «Товарищ капитан, левый штопор у меня получается, а в правый самолёт не хочет входить!» Мы там – все пилоты, кто это слышал, – чуть в обморок от страха не попадали! С тех пор я такие вопросы курсантам задаю только один на один! На всякий случай!..
      Я смеюсь.
      — У меня правый штопер получится!
      — Я тебе дам, «получится»! Чтобы хорошо слетал! И на посадку не спеши! Чтобы налёт сегодня хороший был! И качество на посадке покажи, порадуй меня! Да не перестарайся! У тебя всё хорошо получается, если не зазнаёшься! Понял?
      — Понял, — пожал я плечами. И когда я зазнавался?
      Кэзэ достаёт из кармана мятую выписку из плановой таблицы за звено и рассматривает её.
      Внимательно наблюдаю за своим командиром звена. Таким Хотеев мне всегда нравился – прекрасный лётчик-инструктор-методист, лёгкий в общении, всё понимающий, умеющий слушать, что-то рассказывающий, поясняющий неясное… Мне даже казалось, что если б не его предубеждение ко мне, мы даже могли бы подружиться, несмотря на разницу в возрасте. Без панибратства, конечно! А вот когда он ехидничает и вредничает… Становится просто невыносимым! Хочется быстрее закончить с ним общение…
      — Так! Где 75й борт и этот х*р, который Изюмов?.. — и потом Равиль отходит от меня по направлению к Элу с 75м номером на борту, и издалека кричит: — Изюмов, самолёт осмотрел, принял? Почему, сынок, ещё не в кабине? Я тебе дам!
      Пока техник осматривал мою Элку, я дозаправил баки керосином и систему воздухом. Потом расслабленно посидел на крыле, облокотившись на фюзеляж, а-ля фильм «Дни лётные». Мысленно проиграл полёт, особенно посадку. Хотеев говорит, что это «пользительно» для качества.
      И сажусь в кабину.
      Запустил движок, вырулил. С разрешения РП занимаю взлётную.
      Боже, какая широченная полоса!
      — 18му взлёт, сам?
      — 18й, взлетайте, 1200.
      — Понял, 1200!
      Не спеша, вывожу оборотики до максимала, отпускаю тормоза и начинаю разбег. Впереди бетонные плиты понеслись под меня. Справа и слева колпаки ВПП провожали мой Эл, желая мне хорошего полёта. Секунд через пятнадцать я уже был в воздухе.
      После отрыва на высоте 25 м, как положено, убираю шасси. Стрелка высотомера облизала деление в 100 метров – и закрылки убраны. Не забываю про триммер.
      Полёт по большому кругу. Установив скорость 350 км/ч, иду в наборе, спокойненько работаю рулями. Я лечу самостоятельно! Я умею летать! А думал уже в этом году слетать не придётся! Но вот лечу же! Спасибо Каменскому! Хорошо, что в Рогани контролируют налёт курсантов в полках!.. И с Хотеевым отпилотировал отменно! Даже самому понравилось!
      «Не зазнавайся, щегол!»
      Выполняю первый разворот. А потом, достигнув высоты 1200 метров, занимаю положение, соответствующее горизонтальному полёту. Оборотики подобрал такие, чтобы скорость держалась на отметке 350 км/час, не падала и не нарастала.
      Осмотрелся. Так-так-так! Аэродром. Миргород. Где там гоголевская лужа? Интересно, можно найти сверху наш любимый кинотеатр?
      Скорость – высота – авиагоризонт – вариометр – Миргород!..
      Вот это центральная улица! Упирается она в лесопарк… А вон и крыша кинотеатра! Сверху он смотрится как сарай.
      Высота – скорость – АГД – вариометр – обороты – температура выходящих газов…
      Мгм! Это миргородский санаторий и пруд…
      Осмотрелся во все стороны, верхнюю полусферу и даже назад. Впереди, слева и справа самолётов не видно.
      Вариометр – скорость – высота…
      Так! А это санаторий… В нём что-то там лечат и кто-то там отдыхает…
      АГД – вариометр – АГД – высота – скорость…
      Пруд… На лодке так и не удалось покататься!
      Вариометр – АГД – высота – скорость – АГД – вариометр – обороты – ТВГ – топливомер – компас – вариометр…
      АГД – высота – скорость – кислород – пруд за бортом…
      Жаль! Я ведь ещё ни разу не сидел за вёслами! Меня только катали в детстве. Странно: самолётом управляю, а лодкой не довелось! Покачал миргородским девчонкам крыльями. Пусть каждая думает, что я это ей! Приятно, наверное, это им!
      Эфир периодически наполняется курсантскими докладами, командами группы руководства полётами. Обычно доклады короткие. И мы друг друга узнаём не только по позывным, но и по голосам. Но тут кто-то влезает в эфир на нашем стартовом канале и говорит что-то длинно, долго и бестолково. Говорит, говорит, говорит. А это не очень хорошо. Ведь если болтает один, другой ничего сказать не может – ни кто, ни кого не поймёт: несущие частоты передатчика накладываются одна на другую. А вдруг у кого-то пожар на двигателе? И вообще, долгая фраза бьёт по ушам и нервам.
      Потом оказалось, это бомбёры докладывали. Черти, попривыкли баланду травить в эфире! Спели бы, что ли!
      Прохожу над стартом.
      — 18й, первый на своём месте! — командует РП.
      — Понял, 18й!
      Это чтобы налёт у меня был побольше! Комэске надо вечером перед Роганью отчитаться. Что курсант Кручинин не только хочет и может еб*ться, но хочет и может летать!
      А что, я бы вечерком с какой-нибудь девочкой не против! Поласкать грудь, киску… Раскинуть ножки и войти!.. Боже, скорее бы отпуск! Ведь в Харькове меня ждёт Димин полк похотливых баб и новый кружок наших членов – Светик! И я снова ощущаю в плавках рядом с ремнями подвесной системы приятное оживление.
      — 18й, на первом, 1200!
      — Понял, 18й!
      Выполняю первый разворот.
      Всё-таки, если бог и был, то он обязательно был мужиком! Это ж, надо – придумать такую штуку, как член и яйца! Рационализатор! Не нужно – он спокоен, не мешает и о себе не напоминает. А стоит лишь о девчонке или там, о еб*е подумать – как эта штука тут же приходит в боевое состояние! И удовольствие! Как же это приятно! Так, вероятно, бывает лишь в раю!.. Согласен с Уинстоном Черчиллем: «Потрясающее занятие – делать детей. Не представляю, как господь до этого додумался!»
      Вывожу из разворота. Ну, куда ты, вариометр, полез вверх! К нулю! Вот так!
      Интересно, а за всю историю авиации нашёлся какой-нибудь сексуально-озабоченный балбес, который бы мастурбировал в воздухе? Ну и как оно на самом деле – спустить на высоте, скажем в 5000 метров? А бабу кто-нибудь пялил, на высотах около 10.000, допустим, в самолёте «Аэрофлота» или в «Боинге»? Вот бы попробовать!
      Секундомер показал, что это место второго разворота.
      — 18й, на втором, 1200, сам!
      — Выполняйте!
      Ввожу в крен, сохраняю режим горизонтального полёта. Скорость поддерживаю оборотиками двигателя. Топливо? О, ещё летать и летать!
      Вывел в горизонтальный полёт. Чтобы не росла скорость, слегка прибрал оборотики двигателя. Продолжаю пилотировать самолёт и осматриваться в пространстве.
      …Господи, когда секс есть – о сексе не думаешь. Когда секса нет, то думаешь только об этом! Вот, даже в воздухе, чёрт подери! Ничего не поделаешь! Сексуальные отношения – слишком важная часть жизни человека, чтобы от них отказываться и об этом не мечтать!
       Так, истребитель! О п*зде и самоудовлетворении в воздухе ни слова! А то в полёте ты не об этом помышляешь! 
      «Об этом, об этом!» — запульсировало в трусах.
      «А тебя вообще никто не спрашивает! Нужен ты мне сейчас очень! Будь послушным, малыш! Бай-бай! До вечера!»
      И я, переложив ручку управления в левую руку, слегка щёлкнул по выпирающему через комбинезон стволу.
      Хорошо, что сейчас Котиевского рядом нет! А то этот паршивец всегда усмехается, если видит, как я прикрываю свой стояк по утрам! Показать хочет, что он это заметил! Можно подумать, что у него не стоит! Стоит, наверное, не хуже, чем у меня! Даже жениться собрался в отпуске! Женись-женись, может, успокоишься?
      Выполнил третий разворот…

      4 ноября 1916 года произошёл первый в истории авиации полнокровный половой акт в полёте. Пилот Лоуренс Сперри занялся сексом с женщиной на борту своего аэроплана, находившегося в воздухе. Поскольку надо было фокусировать своё внимание не только на ощущениях от коитуса, но и контролировать параметры полёта (чтобы не разбиться), Л. Сперри пришла в голову мысль, что аэропланы должны оборудоваться автопилотами, которые с одной стороны будут пилотировать самолёт, а с другой не интересоваться, с кем, как, в какой позе и сколько занимается сексом любвеобильный лётчик. А главное, автопилот никогда и никому, даже под большим секретом, ничего потом не расскажет! Так, совмещая очень приятное с весьма полезным, попутно был изобретён автопилот.
      Кстати, получив от секса в полёте острейшие наслаждения, Л. Сперри поделился впечатлением от ощущений с друзьями-лётчиками, которые тоже захотели это попробовать. Так образовался Клуб «Mile High Club»², членами которого считаются те, кто занимался сексом в воздухе.
      В настоящее время, около 60% австралийских авиапассажиров хотят заняться сексом во время полёта или хотя бы один раз уже делали это. Такие данные получены в результате опроса, проведенного одной из крупных туристических фирм. Половина опрошенных уже принадлежат или хотели бы принадлежать к закрытому клубу под названием «Mile High Club», объединяющему любителей авиационного секса, авиационного оргазма. Многие признались, что им уже удалось таким образом скрасить унылое пребывание в узких уборных дальнемагистральных самолётов.
      Представители авиакомпаний не жалуют подобные развлечения пассажиров. Хотя в сексуальных скандалах часто бывают замешаны и сами члены экипажей и работники авиакомпаний.
      Членами «Mile High Club» считаются многие знаменитые актёры и бизнесмены. Например, Ричард Брэнсон, владелец британской группы «Virgin», в которую входит несколько авиакомпаний, утверждает, что стал членом клуба в 19-летнем возрасте.
      Надо сказать, что желание отхватить оргазм в полёте меня посещало с того самого момента, когда я впервые чуть не кончил на пилотаже от перегрузки. Сейчас немного похвастаюсь! Я могу себя считать полноправным членом «Mile High Club», ибо однажды на высоте за 10.000 м у меня был великолепный секс с молодой женщиной в рейсе Хабаровск – Москва на борту Ил-86. Не знаю, что здесь играет роль – необычное место, высотность, риск быть застуканными, а, может, и то, и другое, и третье вместе взятое, но ощущения предвосхитили все мои ожидания! Мне понравился и сам процесс и его концовка. Причём, без применения специальных методик, которым к тому времени я уже был обучен.
      Пассивность моей партнёрши дала возможность неспешно удовлетворить все мои прихоти и воплотить свои давнишние фантазии. Передо мной как-то враз распахнулись горизонты невиданных ранее ощущений, о которых я, наверное, и не подозревал! И я не мог отделить одно от другого. Мне казалось, что я превратился в свои чувства, в летящий свет, что опережаю по скорости наш лайнер. Мой мозг становится кипящей лавой, которая длила и дарила острейшее удовольствие не только внизу, но и по всему телу, особенно в области паха и глубоко под моими глазами. Мои нервы стали натянутой тетивой, которая вот-вот должна была пустить в путь длившуюся вечность усладу! Я не помню, стонал ли я, кричал… Но когда достиг вершины нирваны, мне показалось, что отринув и эти врата, я буду беседовать с ангелами на равных – я знаю, что такое рай и небытие!
      К тому времени я уже сознавал, что никто не бывает вполне счастлив, если нет свидетелей его счастья. У меня же этот свидетель есть. И он мне по-доброму позавидовал… Я уж не говорю про мою женщину, которую соблазнил отведать это сладострастное блюдо на огромной высоте и скорости 900 км/ч…
      Господин Кручинин! Добро пожаловать в «Высокомильный клуб сладострастия»!

<<•>> Только путешествие – это путешествие внутрь себя.

Райнер Энди РАВЕЛЛСОН

<<•><><•>>

<<•>> — Надо относиться к жизни серьёзно, а лечиться в шестьдесят лет, жалеть, что в молодости мало наслаждался, это, извините, легкомыслие.

Антон Павлович ЧЕХОВ, «Чайка»

<<•><><•>>

<<•>> Счастлив, кто мог познать причины вещей и поверг под ноги все страхи и неумолимую судьбу, и шум волн жадного Ахеронта.

Марон Публий ВЕРГИЛИЙ

<<•><><•>>

<<•>> Рембо-мальчишка написал: учиться счастью, которого всё равно не избежать.

Александр ИЛЬЯНЕН, «И финн»

<<•><><•>>

<<•>> — Я попользуюсь, можно? Кремом?
      — Можно всё!

Из худ. к/ф-ма «М+Ж»

<<•><><•>>

<<•>> — Что она сказала?
      — Неважно, вы этого всё равно не сделаете!

Из америк. худ. к/ф-ма «Откинь гигантскую тень»

<<•><><•>>

<<•>> — Мы предлагаем работу, которая приносит каждый день новые острые ощущения. Иногда более острые, чем хотелось бы!

Из англ. худ. сериала «Отель “Вавилон”»

<<•><><•>>

<<•>> — Я похож на украинского работника секс-индустрии? Нет, мы творим эротическое искусство, которое ещё много лет будет радовать мужчин и женщин!

Из америк. худ. сериала «Калифрения»

<<•><><•>>

<<•>> — После вчерашнего душа с телом расстаётся!

Из худ. к/ф-ма «Из жизни отдыхающих»

<<•><><•>>

<<•>> — Идите, развлекайтесь! Но знайте меру!

Из америк. худ. сериала «Калифрения»

<<•><><•>>

<<•>> — Боже, женщина! Как я это люблю! Я словно жокей на скачках!
      — Правда?

Из америк. худ. сериала «Калифрения»

<<•><><•>>

<<•>> — Давай по быстренькому! Пока их нет!
      — Ты неисправим!

Из америк. худ. сериала «Калифрения»

<<•><><•>>

<<•>> — Ты меня смущаешь!
     — Воздай должное природе! Я не против!
     — Я не привыкла делить туалет с чужим мужчиной!
     — Не беда, что чужой, все устроены одинаково!

Из америк. худ. к/ф-ма «Как трусливый Роберт Форд убил Джесси Джеймса»

<<•><><•>>

<<•>> — Секс должен быть радостью, Ранкл! Чистым весельем!

Из америк. худ. сериала «Калифрения»

<<•><><•>>

<<•>> — Не хочешь – давай, как хочешь. А хочешь – так давай!

Из худ. к/ф-ма «Шматрица»

<<•><><><><•>>

    …После четвёртого разворота запросил вход в малый круг полётов и снижение к первому до 500 метров.
      Потом распускаю ремешки на кислородной маске, и она повисает у меня ниже подбородка: высота менее 4000 м – всё равно система жизнеобеспечения в маску подаёт не кислород, а кабинный воздух! Лишь с четырёх тысяч идёт смесь воздуха с кислородом. А выше семи-восьми километров – уже чистый кислород.
      Перед третьим разворотом выпускаю шасси и захожу на посадку.
      На предпосадочном планировании планирую несколько свысока – попутный ветерок на посадке подносит.
      — 18й, снижайтесь в точку выравнивания!
      Слегка додавливаю самолёт, относя точку, куда планирую, дальше от полосы.
      — Вот так! — подбадривает Мельников, который сегодня был руководителем полётов. — На глиссаде!
      Выравниваю. Прибираю оборотики. Слежу за приближающейся землёй. И, в зависимости от темпа приближения ВПП, подбираю ручку управления. Так! Ещё немного! Всё, сидит. Сидит! Колёсами мягко касаюсь бетона.
      Эл бежит, как по паркету. Начинаю притормаживать. А затем освобождаю полосу.
      — Освободил, 18й!
      — Вот так и надо всегда садиться! — не выдерживает Мельников.
      И я чувствую, как комэск улыбается.
      — Стараюсь! — радуюсь и я. И моё удовлетворение, наверное, тоже пошло в эфир.
      Нахожу свой «пятачок» и сруливаю с магистральной.
      — Как самолёт? — открыв фонарь кабины, интересуется Виктор, техник 76го.
      — Отлично! — говорю я. — Молодец, Витя!
      — Стараюсь! — улыбается боец.
      И я удивляюсь, что он ответил точно такой же фразой, которой несколько минут назад ответил я руководителю полётами.
      — А где твой механик?
      — В наряде!
      После лёгкого завтрака в столовой присаживаюсь в комнате отдыха на диване. Достаю карту и начинаю рассматривать очертания пилотажных зон. В одной из них и мне сейчас предстоит пилотировать.
      Рядом присаживается с газетой в руках майор Рассадков.
      — В зону летал? — интересуется он.
      — Пока нет, товарищ майор. В следующем часе лечу.
      — Давай, изучай район, — советует он и углубляется в газетную статью.
      Тут в комнату входит Трошин.
      — Как слетал? Сел хорошо? — спрашивает.
      — Без замечаний. РП похвалил.
      Инструктор кивает. Потом спохватывается:
      — Ты сейчас свободен?
      — Валера, пусть отдыхает! — говорит Рассадков. — У него следующая заправка – в зону!
      — Да я хотел, чтобы он помог подготовить Журавлину самолёт к повторному вылету.
      — Свой сейчас будет готовить, Журавлин пусть справляется сам…
      Мой командир экипажа ничего не сказал, положил шлемофон и кислородную маску на стол в углу и с обиженным видом ушёл завтракать в столовую.
      Через тридцать минут прилетел мой борт и я, сняв куртец и повесив его на вешалку (заметно потеплело), пошёл помогать готовить Эл к своему вылету.
      А ещё через полчаса я уже был в воздухе.
      Над точкой набираю высоту, протыкая небольшие по объёму облака.
      «Бестолочь! Тебе кэзэ что говорил? В облака не входить!» — возмущается мой внутренний контролёр.
      «А я в них и не вхожу! Я их протыкаю!»

      Вдогонку:

      ••>> В полёте нежно облака
      Коснутся нежно пеленою,
      Свой купол неба синева
      Раскроет прямо надо мною.

      Приятный звук – мотора гул
      Мне снова сердце успокоит
      И я лечу, опять лечу
      Над той заоблачной чертою.
                                                     NN

      — 18й, высота? — запрашивает РП.
      — Пересекаю 2200, 18й!
      — Разрешил с набором во вторую! Свободно!
      — Вас понял!
      Занимаю курс в зону и иду с набором. К границе зоны как раз у меня было уже 4000 метров.
      — 18й, вторую занял, четыре, сам! — говорю я в эфир, накренив самолёт и наблюдая центр зоны.
      — Задание в зоне, 18й!
      Выполняю виражи. Потом мои любимые «бочки». А дальше комплексы: переворот – петля – боевой разворот, переворот – петля…
      Пилотирую и одновременно ловлю кайфовые ощущения от пилотажа. Пожалуй, только для того, чтобы это ощутить, следовало поступать в лётное училище!
      В верхней точке, когда был вверх колёсами, какую-то тень ухватил боковым зрением. Чтобы это могло быть? Самолёт? Откуда здесь взяться самолёту? Зона занята мной! Показалось! И я потянул ручку на себя, закручивая траекторию полёта с тем, чтобы выйти на положительные углы пикирования на высоте, не ниже 2000 метров и скорости 550 км/час.
      Разогнав скоростёнку, выполняю полупетлю…
      Осмотрелся. Ну, где там, посторонний самолёт?
      Какой посторонний! Здесь я один!.. Один в бескрайнем небе…
      За пилотаж, видно, меня слегка отнесло к дальней окраине зоны. Разворачиваюсь и направляюсь к центру зоны.
      Как красиво смотрится земля под крылом! Особенно эта объёмная прелесть усиливается, если вдумаешься в то, что пилотируешь самолёт самостоятельно!
      Я умею летать! Как я об этом мечтал в детстве! И вот теперь я учусь на военного лётчика-истребителя! Ох, ребята! Какая это красивая… и приятная, сексуально-окрашенная профессия – летать! Если б ещё не еб*ли по каждому поводу и без! М-да, жить курсанту легко – очень трудно!..
      Да, кстати! А сколько же я комплексов сделал? Два или три? Если три, то ещё один будет нарушением полётного задания. Нет! Рисковать не будем! Пусть лучше на комплекс меньше, чем на фигуру пилотажа больше! Себе будет дороже – припишут воздушное хулиганство. Этого мне только не хватает! Трошин, наверное, возрадуется, как мальчик, которому подарили долгожданную игрушку.
      И я накреняю самолёт, слегка опустив капот, выполняю нисходящую спираль с креном 45 градусов с вертикальной скоростью 7 м/с.
      На высоте 2000 метров вывожу в горизонтальный полёт, оценив остаток топлива и время полёта по бортовым часам, выполняю горизонтальную восьмёрку над центром зоны сначала с креном 45, а потом – 60°.
      — 18й, во второй задание выполнил, сам!
      — 18му – на точку, 1800!
      — 1800, понял!
      Беру курс на точку и засекаю время по секундомеру. Согласовываю компас – шкала курсов прыгает влево на 30°. Ого, рассогласование! На канале пеленгации запрашиваю прибой и сравниваю полученные данные с курсом, что стоит на приборе.
      Так-так! Уже должен появиться аэродром! И где же он? Слегка отворачиваю Эл в сторону третьего разворота. Вот и он! Плиты бетона видны издалека.
      «Всё хорошо, прекрасная маркиза! Всё хорошо, всё хо-ро-шо!»
      — 18й, левее привода, 1800, сам!
      — Снижение до 500!
      — До 500, понял!
      Снижаюсь левее ВПП, вхожу в малый круг.
      — 18й, первый на своём месте! — командует РП. — 20й, выполняйте на третий!
      — Понял, 18й!
      — 20й, выполняю!
      Интересно! Откуда над точкой взялся 20й? Он же не запрашивал на четвёртом развороте снижение и вход в малый круг полётов! И проход над стартом не запрашивал! Во, дела!
      20й – это вечно улыбающийся командир третьего экипажа лётчик-инструктор старший лейтенант Июмский.
      Странно и непонятно: «Канберра» – и на малой высоте? Пропустил я этот доклад, что ли?
      — 20й, на третьем, шасси выпустил!
      — Заход!
      На курсе, обратном посадочному, всматриваюсь вперёд, пытаясь отыскать впереди себя самолёт Июмского. Ага, вот он! Как точка. Далеко. И уже выполнил третий разворот. Я уже с ним не сближусь!
      «Особо стараться не будем. Но сядем так, как сели в предыдущем полёте!» — решаю я для себя.
      На траверзе ВПП выпускаю шасси. Контроль за выпуском.
      «Всё хорошо, всё хо-ро-шо! Тра-ля-ля-ля-ля!»
      — 18й, на третьем, шасси выпустил, сам!
      — Заход, 18й! 
      И я  выполняю заход, расчёт и посадку, усаживаю самолёт, как учили! Правда, перестраховавшись со скоростью, к точке выравнивания подошёл не на 200, а на 210 км/ч, поэтому слегка и перелетел посадочное «Т». Но всё равно, огрехов на посадке не случилось, не смотря на перерыв в полёте.
      В общем, сегодня меня не за что пороть! Вроде бы так! А как будет – посмотрим!

      Вдогонку:

      «Не будут ругать – это тоже хо-ро-шо, прекрасная маркиза!» — улыбаюсь я, заруливая на стоянку.
      — Видел я, как ты садился! — расплылся в улыбке техник. — Подкрался так к полосе и колёсиками о бетон: чух-чух-чух! Мягонько так, будто пощупал!
      — Ну, Витя, я же знал, что ты смотришь за мной! Хотел сесть, чтобы тебе понравилось! — улыбаюсь и я бойцу.
      Виктор, кажется, шутки не понял.
      Расписавшись в бортовом журнале, что за полёт замечаний к авиатехнике нет, с кассетой самописца бреду к лётному домику.
      По пути остановился, тепло поболтали с Саней и Олегом. Они всегда рады, когда я подхожу. А мне приятно общаться с ними обоими.
      Перед объективным контролем стоит старший лейтенант Июмский, смотрит на меня и хитро улыбается.
      — Как слетал? — спрашивает.
      «А причём здесь ты? Ты же инструктор другого экипажа!» — думаю.
      Но Изюм – нормальный парень, с ним всегда хочется общаться. Однако этот вопрос, и эта хитрющая улыбка круглолицего офицера настораживает.
      — Да вроде ничего!
      — А чего ещё комплекс «переворот – петля – полупетля» в зоне не стал выполнять?
      Я сразу вспомнил о своих сомнениях в полёте, посмотрел на кассету САРПП в своих руках. Я же её ещё не сдал, плёнка не проявлена и полёт не дешифрован! Откуда он знает?
        — Да отвлёкся, пока занимал центр зоны, подумал, что выполнил всё. Не стал рисковать, чтобы лишнее не сделать… Товарищ старший лейтенант! А откуда вы знаете? — решаюсь я на вопрос.
      Июмский плывёт в улыбке: 
      — Да Хотеев договорился с РП, и мы с ним в режиме радиомолчания взлетели сразу за тобой. В паре на удвоенном интервале шли до зоны. И пилотировали в паре с тобой. У меня срок проверки техники пилотирования из заднего кабинета вышел. Вот мы и сочетали приятное с полезным. Ты что, нас не видел? Во втором комплексе в верхней точке петли мы даже чуть выскочили вперёд… Не заметил?
      Заметил! Что-то ухватил боковым зрением, но решил, что показалось! Вот что это была за тень!
      — Видел вроде тень, но подумал, что показалось! Кто может быть в моей зоне, кроме меня? — честно признался я. — М-да! Такого коварства я от командира звена и от вас, товарищ старший лейтенант, не ожидал!
      Июмский доволен. Ему, по-видимому, нравится быть коварным!
      — Ну ты, Кручинин, даёшь! Никакой осмотрительности! А мы с Хотеевым подумали, что ты нас заметил и сейчас завопишь в эфир: в зоне посторонний, в зоне посторонний! РП нас и выгонит из твоей зоны! А ты промолчал. Мы с тобой в паре до аэродрома шли. Прошли по большому кругу. А потом ты первый [разворот] выполнил на своём месте, а мы – сразу пошли на третий, зашли на посадку вокруг хвоста!.. Эх ты! Истребитель! Шляпа!..

      Вдогонку:

      ••>> В сына надо верить, но ему нельзя доверять. Отцу надо доверять, но ему нельзя верить.

 

Блез ПАСКАЛЬ
 

      Но всё равно настроение превосходное – выполнил три полёта, драть меня не за что.
      Однако в методическом пособии по технике пилотирования я читал, что так зачастую бывает: курсант после перерыва в полёте собран, и ошибки не допускает. А вот через день может что-нибудь отчебучить. Не потому что этого хочет, а потому, что так выходит. Это изучено на практике. Это бывает у всех.
      В лётный домик не иду – Трошин увидит, куда-нибудь запряжёт. Направляюсь в курилку. Там сидят и наши, и бойцы. Как всегда, стрельнув у кого-то сигаретку, свою очередную байку о брате Лёшке травит Андрюха Таманцев. Я как раз во время, он только стрельнул у инженера аэ капитана Юсупова сигаретку и усаживается поудобнее. Юсупов сам уже с удовольствием слушает рассказы Таманцева. Я тоже вхожу в курилку:
      — Товарищ капитан, разрешите присутствовать? И рядом с вами посадочку осуществить?
      — Давай, Юрий! Посадку разрешаю! — и здоровается со мной за руку.
      — А у кого спички найдутся?.. — интересуется Андрюха. — Ого, зажигалка!..— прикуривает. — Спасибочко! Ну, слушайте!.. Не против, товарищ капитан?
      — Давай, трави, — разрешает инженер, улыбаясь. — Только не ври особо! А то с субботы на воскресенье в наряд пойдёшь!
      — Да ни в жизнь, товарищ капитан! Как на духу!.. Однажды оказались мы с братом Лёшкой в одной малознакомой компании. Нас девчонки в свою учебную группу привели. Лёшка уже учился на втором курсе своего ХИСИ⁴, но почему-то всем новым знакомым представился студентом мединститута. Леночка хмыкнула, но промолчала. Я тоже от брата не отстаю, сказал, что учусь на этого, как его? На дизайнера! Но мне это так, по боку прошло, а вот Алексею чуть не обломилось! Компания была весёлая, танцевали, веселились, винцо и пивко попивали. Был там один, здоровый такой, широкоплечий парень по кличке «Куня», который даже травку покуривал. И вот этот любитель травы подходит к Лёшке и при всех говорит: «Ну что, студент, латынь уже проходили?» Как вы понимаете, в грязь лицом было ударить нельзя. «Проходили»,— врёт напропалую братан, не думая о том, во что это может вылиться, хотя в жизни не приближался к мединституту ближе, чем на километр. Его Куня решил проверить: «Как будет по-латыни “дистиллированная вода”?» — «Дисцилерео водеус»! — без запинки, не моргнув глазом, бахнул Алексей, не знавший ни единого слова на латинском. Кстати, на латыни этот термин звучит так: “аква дэстилята” – это мы потом выяснили! Но Лёшкин ответ был, ну очень похож на латынь! Куня решил показать нам и своим приятелям, что он тоже не лаптем щи хлебает: «Вот! Правильно! — говорит Куня. — Ты-то мне и нужен, призрачное счастье моё! Я тут раздобыл синий бланк медицинского рецепта, уже с печатями! Надо только заполнить его как надо! Так что, выпиши-ка ты мне «колёс» каких-нибудь! Чтобы принял пару таблеток и душа развернулась, а потом опять свернулась!» — «Не, низзя! — говорит Лёшка. — Опасно это очень, да и ваще, и в частности! У нас с этим строгости!..» Но не тут-то было! Куня, парень – прямая сажень в плечах, да ещё слегка уже принял «на грудь», продолжал напирать. Мы поняли: назревает детектив. И Лёшка, в конце концов, берёт у него бланк, что-то на нём пишет, потом возвращает Куне. Тот радостно суёт ценный рецепт в карман и бежит в аптеку…
      Андрей пыхнул сигаретным дымом в крышу беседки-курилки. Мы замерли: чем же всё закончилось?
      — Не проходит и пятнадцати минут, как на пороге появляется разъярённый Куня. И орёт: «Ты что там написал, гадёныш?! Я прихожу в аптеку, подаю рецепт, а девушка смотрит на меня круглыми глазами и спрашивает: “А кто такой Куня???” Ну, я перепугался, рецепт выдернул у неё из рук и убежал!»
      Всем стало страшно интересно, что же там такого написано? Берём злополучную бумагу с именной печатью врача и поликлиническими штампами и читаем начертанные Лёшкиной рукой корявым «докторским» почерком слова по-русски: «Дайте Куне 2 кг пирамидону!»
      Мы все грохнули от смеха. А Андрей под наш хохот завершает:
      — Пирамидон – это было единственное лекарственное средство, которое знал строитель Лёшка! Он его Куне и выписал!..
      …Над СКП взвились две красные ракеты – полёты закончились. Бойцы расходятся по стоянке встречать заруливающие самолёты. Мы идём к лётному домику, перед которым некоторые лётчики и курсанты уже собираются в ожидании построения и предварительного разбора полётов.
      Я цвету. Меня драть не за что – это даже лучше, чем благодарность!
      Завтра тоже полёты. Класс!

<<•>> Россия со временем должна стать еврочленом.

Виктор ЧЕРНОМЫРДИН, Премьер-министр РФ

<<•><><•>>

<<•>> Не знаю, как насчёт любви, а вот стояк с первого взгляда – это вполне реально…

Из записных книжек курсанта

<<•><><•>>

<<•>> — Кто чувствами в порочных наслажденьях
      В младые дни привыкнул утопать,
      Тот, возмужав, угрюм и кровожаден,
      И ум его безвременно темнеет.

Александр Сергеевич ПУШКИН, «Борис Годунов»

<<•><><•>>

<<•>> — Ум есть наслаждение незаменимое.

Антон Павлович ЧЕХОВ, «Палата № 6»

<<•><><•>>

<<•>> — Мы насадим новый сад, роскошнее этого, ты увидишь его, поймёшь, и радость, тихая, глубокая радость опустится на твою душу, как солнце в вечерний час.

Антон Павлович ЧЕХОВ, «Вишнёвый сад»

<<•><><•>>

<<•>> Стороны света – все четыре – для мужчины открыты, Все горы пройти, все реки пройти – вот чудо земных путей!

Ле Кань ТУАН

<<•><><•>>

<<•>> — Если это тебя утешит, за последние пару дней я многому научился. В основном тому, чего не надо делать! Это тоже очень важно для обучения!

Из америк. худ. к/ф-ма «СуперМакгрубер»

<<•><><•>>

<<•>> — Я люблю свою работу!
      — Да? Ты, скорее, похожа на тех людей, которым работа даёт глубокое удовлетворение!
      — Не вижу разницы!

Из америк. худ. сериала «Доктор Хаус»

<<•><><•>>

<<•>> — Кстати, к вопросу о значимости! У Морского жолудя самый большой член среди животных!

Из америк. худ. сериала «Доктор Хаус»

<<•><><•>>

<<•>> — Так зачем тебе эта работа?
     — А я не считаю, что спасу всё человечество!
     — Ну, молодец!

Из америк. худ. сериала «Доктор Хаус»

<<•><><•>>

<<•>> — Кто не работает, тот ест! Вот!

Из худ. к/ф-ма «Операция “Ы” и другие приключения Шурика»

<<•><><•>>

<<•>> — Тяжело в учёбе – легко на работе!

Из худ. к/ф-ма «Операция “Ы” и другие приключения Шурика»

<<•><><•>>

<<•>> — Вы сюда приехали, чтобы записывать сказки, понимаете ли, а мы здесь работаем, чтобы сказку сделать былью, понимаете ли!

Из худ. к/ф-ма «Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика»

<<•><><•>>

<<•>> — Мне следует чем-нибудь заняться. Я стал умнее, чем был раньше. Я теперь не только больше знаю, но и мозг работает быстрее! Не думаю, что такое возможно было. И мои мышцы помнят навыки.

Из америк. худ. сериала «Безумцы»

<<•><><•>>

<<•>> — Полагаю, забыться в работе – это не самое худшее!
      — А что тогда самое?

Из америк. худ. сериала «Доктор Хаус»