Взлёт

      …У меня хорошая новость: на завтра я включён в списки увольняемых на сутки!
      Пришлось сказать своим командирам, что мама плохо себя чувствует!
      Соврал? Надо признать: да!
      Чего не сделаешь ради полового эксперимента!
      И перед окончанием самоподготовки я на сторожевом посту взял ключ от парткома, где установлен городской телефон, достал из кармана блокнот с телефоном Димы и позвонил ему.
      — Алло! — услышал я приятный баритон.
      — Привет, буква «Д»! Это Юрий. Как жизнь половая?
      — Юрик, ты? Привет! А я только сейчас подумал: позвонишь ты или нет? Какой же ты, пернатый, молодец, что позвонил! Так что, буква «Ю»? Отпускают тебя в увольнение с ночёвкой? Жду твоего ответа с замиранием сердца!
      — Отпускают, отпускают! Если, конечно, в ближайшие сутки не случится чего-нибудь не предвиденного, в виде маленькой победоносной мировой войны! Поэтому пусть твоё сердце работает без замирания! Оно тебе ещё пригодится!
      — Это хорошая новость! — и я почувствовал, как Дима на том конце провода щедро заулыбался. — Так мы тебя ждём завтра, часиков в семь?
      — Понял, в девятнадцать – ноль-ноль! А приходить в форме или можно по гражданке?
      — Хорошо, что ты спросил! Я забыл тебе об этом сказать! Конечно, в форме! Только в форме! Чтобы наша подруга видела, что никто её не обманывает! Она же на погонах круто помешана! Ты придёшь в форме?
      — Как скажешь! Спи спокойно, дорогой товарищ! Завтра, судя по твоим рассказам, нам предстоит приятно-беспокойная и «чудь-чудь» бессонная ночь!
      — И это хорошо, чёрт побери!
      Мы ещё поболтали на нейтральные темы и попрощались фразами «до завтра».

 

      …По нашей просьбе нашими командирами для нас была организована встреча с курсантом четвёртого курса. Чтобы это оформить каким-то мероприятием, спланировали эдакую политинформацию.
      Поэтому после ужина мы расселись в нашем классе. Четверокурсник начал нас политически информировать: рассказал о событиях в Европе, Америке, Азии. Закончил так:
      — …Индо-пакистанским конфликтом уже заинтересовалась ООН. Мировая печать опубликовала доклад Генсека ООН У Тана, в котором названы виновники на границе этих двух государств. Как известно, президент Пакистана начал репрессии против жителей своей страны. В результате в Индии появились сотни тысяч беженцев и в этих районах начались трудности с продовольствием. Правительство Индии потребовало от своих соседей прекратить провокации. В ответ Пакистан начал военные действия против Индии… Вот кратко и всё. У кого будут вопросы?
      — Вопросов нет!
      — Есть! — со своего места поднимается Саша Казачкин. — Расскажите, пожалуйста, о своих чувствах во время первого самостоятельного полёта!
      Я улыбнулся – ничего более оригинального мне не приходилось слышать!
      — Первый самостоятельный? — задумался четверокурсник. — Да что, обыкновенно! А вот первый вывозной полёт, помню, произвёл на меня впечатление! Ещё не успел привязаться [к катапультному креслу], смотрю: уже едем. [В смысле, рулим! – авт.] Потом ВПП. Тут всё замелькало по сторонам. Гляжу: уже летим! И никак не могу сообразить: где прибор скорости, где высоты! Инструктор накренил самолёт на первом развороте, а я с перепугу хватаюсь за борт, чтобы не выпасть. Потом вспомнил: я же привязан и фонарь [кабины] закрыт! Набрали высоту. Инструктор говорит: «Хочешь за ручку подержаться?» Берусь за ручку, и самолёт начинает переваливаться из крена в крен, и то вверх, то вниз – не слушается меня и всё тут! Инструктор говорит: «Ну, хватит! А то ты меня укачаешь!» Взял управление на себя. Смотрю вниз. Это замечают из задней кабины. «Что, речка?» — рявкнуло у меня в шлемофоне. И не успел я ничего ответить, как он закрутил такую штопорную бочку, что мне стало не по себе! Сразу пропало желание вниз смотреть! «А вот центр зоны! Село с церквушкой, видишь?» — продолжают шлемофоны. И следует новая бочка. «Господи! — думаю. — Когда же посадка?» Потом привык к выкрутасам инструктора. А когда уже влетался, научили взлёту и посадке.. перед первым самостоятельным… Сел ко мне в заднюю кабину полковник, лётчик-методист училища, и как умер – до самой посадки не слышал от него ни единого слова. Выполнил полёт по кругу, выполнил второй. Сели, зарулили. Спрашивает: «Полетишь сам?» — «Конечно, полечу!» — отвечаю. — «Ну, лети!» Побежал к инструктору. Есть такая традиция: перед первым самостоятельным вылетом инструктору пачку сигарет давать. Подбегаю. Он: «Ну как?» — «Всё в порядке! Вот сигареты!» Тут идёт комэск. Говорит инструктору: «Витя, ты надрал ему задницу перед самостоятельным? Так чего же ты ждёшь? Надери! А то сядет плохо и поломает самолёт!» Инструктор мне: «Ну, давай!» Слетал нормально. Так начались мои самостоятельные. Потом были вывозные на пилотаж. У меня от них на внутренних сторонах бёдер синяки не проходили – инструктор в полёте ручкой дерётся! Чуть что не так – ручкой управления из стороны в сторону! Рули ведь у «Элки» не очень эффективные: потерял скорость на полупетле в верхней точке – на, получай, сукин сын! Да! А на взлёте РУДом по рукам бьют! Только и успевай руку одёргивать!
      Четверокурсник помолчал. И продолжил:
      — Вам, конечно, ребята, будет труднее. Вы летаете по старой программе, со второго курса, а за вами первый курс идёт – они будут летать по новой программе, с первого курса! Вас 200 «гавриков», да первокурсников 350! А в училище всего навалом: технического персонала – навалом, самолётов – много, а вот лётчиков-инструкторов не хватает! Нас в экипаже у инструктора было по 3-4 курсанта, а вас будет, наверно, по 5-6 человек! А это очень трудно для инструктора! Поэтому, не дай бог, кому-нибудь из вас в полку напиться, уйти в самоход или нагрубить инструктору, командиру звена, комэске или даже просто младшему командиру! (Тут замечаю: Ёсипов заулыбался своей нижней частью лица, верхняя, как всегда, серьёзна – последняя добавка ему как бальзам на сердце!) Будут искать малейший повод! Пусть даже вы получили наряд вне очереди. А наряд – значит, служба, а не полёты, значит, вы пропустите несколько лётных смен! А что это, в свою очередь, значит? Это значит, что другие уйдут по программе вперёд! А вы будете топтаться на месте. На много отстанешь – считай, докладчик на Совет училища уже готов!
      …Политинформация давно закончена, а мы четверокурсника ещё долго не отпускаем! Из класса уже в коридор перешли. Об одном рассказал, следует новый вопрос. Это рассказал – ещё вопрос, потом ещё… Всех интересуют полёты, жизнь в учебных полках.
      — Поэтому берегитесь дисциплинарных взысканий! При знакомстве с вашими личными делами все офицеры обращают на это внимание! Как мой первый комэск Загоруйко:
      «Так! Пять взысканий? Этот летать не будет!.. У этого… Четыре взыскания… Ладно, посмотрим!»
      Тут моя очередь настаёт.
      «За что у вас, товарищ курсант, взыскания?»
      «За употребление, товарищ майор!..»
      «За употребление?»
      «За злоупотребление!..»
      «Вот это ближе к истине! Разберёмся с тобой отдельно!..»
      Мы заулыбались вокруг. Понимали, что четверокурсник шутит!
      — Помню, в Чугуеве получил десять суток ареста за самоволку, — продолжает наш старший товарищ. — Бывало, перелезешь ночью через забор, на грузовик – и через 20 минут ты в Харькове! А в это время вместо тебя в твоей постели укрытая шинель спит! К шести возвращаешься и сразу на зарядку со всеми! Я попался, ибо совсем обнаглел! Из наряда, не заходя в казарму, не подготовив себе прикрытие! И по той же схеме, по тому же маршруту… Ну и погорел!.. А гауптвахта в Чугуеве – у танкистов. Своеобразные спальные места! Нары шарнирного типа. Ляжешь – задница вверху, голова внизу! «Ну, — думаешь, — не так лёг!» Переворачиваешься – опять: от перемены мест слагаемых (головы и зада) результат не меняется! Утром приходит «кусок», начальник «губы» – вот такая пачка! — показывает рожу по ширине своих плеч. — В руках трёхстрелочный секундомер, который даже сотые доли секунды высчитывает. И три кэмэ кросса. Не уложился в нормативы – сутки ареста добавляют!
      Мы смеёмся.
      — Чугуевский полк – вообще «тюрьма народов»! Чуть что не так – на «губу»! Особо не разговаривают! Ещё насмотритесь!.. В Чугуеве был у нас старшина курса – ворюга, что называется страшно-откровенный! Отличительной его чертой было нытьё. На подъёме: «Робята! Вставайте! Сюды йдуть восим генералов та дванадцать полковныкив! Вставайте, робята!» — «Да иди ты, спать хотим!» — «Ой, лишенько! Мэни попадэ за вас! Вставайте, робята!» Командир взвода подходит: «Подъём, курсанты!» — «Иди на х*й! через год сами лейтенантами будем!..»
      А со старшиной… Моем дежурный пол. Чуть зазевался, хвать – ведра уже нет. А проходил только он! К нему:
      «— Товарищ старшина! Отдайте ведро!»
      «— Цэ мое! Вон, бачишь, краскою пидпысано!»
      — Ходит этот кусок по гарнизону с краской и кисточкой. Чуть что без присмотра оставишь, всё, будет подписано – это его! Это вам не Муллер!
      Я посмотрел на наших. Какие у всех одухотворённые лица, когда заходит речь о полётах! Даже Сане Казачкину интересно, хотя он учится на штурмана наведения и ему, когда мы уедем на полёты, предстоит убыть в Багерово.
      — А вообще летать, конечно, интересно! Случаев смешных много бывает. В анналах Харьковского ВВАУЛ зафиксирована и такая история. Полетел курсант по маршруту на МиГ-17. И заблудился. Топливо на исходе, своё место полёта не определяется. Что, прыгать? Глядь: аэродром! Ну, он на него и мостится! А это аэродром Краматорской дивизии ПВО! А кто без запроса садится? Только высокое начальство! К нему уже машины несутся! Инженер полка лично флажками показывает, куда зарулить! Заруливает. Полкач сам стремяночку к борту подставляет. А в то время курсантом лётное выдавали всё бывшее в употреблении: латка на латке б/у-комбез, потёртый б/у-шлемофон, лётные б/у-ботинки, которые приходилось контровочной проволокой ремонтировать! Полкач осторожненько к кабине поднимается, видит: вместо высокого начальства сидит пилот во всём б/у!
      «— Ты кто такой?»
      «— Курсант Харьковского ВВАУЛ, товарищ полковник! Да вот… заблудился!..»
      «— Ой, горе ты моё, луковое! А ну, вылазь!»
      И до того стало жалко полковнику курсанта, что он приказал начпроду его накормить, а начвещу подыскать на складе что-нибудь поновее, из сданного лётчиками – комбинезон, шлемофон и ботинки. И самолёт заправили. Прилетает курсант домой. Вся стоянка с открытыми ртами стоит! Шеф (в смысле, инструктор):
      «— Ты что? Где? Как?»
      А товарищи-курсанты шёпотом:
      «— Где это дают?»
      «— Да я… это… в Краматорской дивизии ПВО погостил!..»
      Мы все смеёмся. Наш рассказчик тоже смеётся вместе с нами.

      И вдруг, откуда ни возьмись, выныривает на одной с ним высоте, рядышком, пара истребителей-мигарей-девятнадцатых. Сигналят: вы – самолёт-нарушитель, следуйте за нами, иначе вашу безопасность не гарантируем! Вы думаете, о чём курсант подумал? Что его могут сбить? Самолёт потеряет? Самого жизни лишат? Нет! Первая мысль курсанта: «Так! Сделал что-то не то! Прилечу – будет п*зды от шефа!» И, недолго думая, убирает РУД на малый газ, начинает гасить скорость! А МиГ-19 – истребитель тяжёлый, у него минимальная где-то под 400! А Эл по маршруту держит крейсерскую 350 км/час. Они и так держались рядом, переваливаясь с крыла на крыло. И дальше уменьшать [скорость] уже не могут. Ну, они вперёд и проскочили! А курсант снизился (тогда средств объективного контроля на самолётах не было!), стал над леском в вираж и косяка за истребителями давит, как они его, значит, ищут. По секундомеру время вышло до первого поворотного – следует доклад: «147й, первый поворотный прошёл!» А на КП полка цель ни хрена не видят (значит, по шапке получат – ведь курсанта из поля видимости потеряли!). Они ему в эфир: «147й, подтверждаем поворотный!». Время до второго проходит: «147й, второй поворотный прошёл!» — «Подтверждаем!» А потом бочком-бочком и к себе на аэродром!
      Четверокурсник обводит нас всех взглядом. Мы стоим, затаив дыхание: чем же там всё закончилось?
      — А в дивизии ПВО переполох: лучшие асы цель потеряли! По всем микрофонам – команды, приказы, мат-перемат! «Поднять звено! Поднять эскадрилью! Найти! Перехватить! Посадить!» Уже ведь в Москву доложили, что цель без опознавания перехвачена! Но цели нет! По всему району ПВО – всем команда «Ковёр»! Поднимают искать потерянную цель уже всё дежурное звено! Потом эскадрилью! Нет цели! Пропала! Испарилась! Начали разбираться! По конфигурации – самолёт Л-29. Маршрут полёта – стандартный маршрут учебного полка Харьковского ВВАУЛ в Левковке. Ага! Это уже кое-что! Сверяют хронометраж: кто и когда взлетал, по какому маршруту ходил, на какой высоте шёл, бортовой номер перехватчики запомнили! Нашли того курсанта. Инструктор ведёт его на суд-расправу: «Если это был ты, я тебя, как Тарас Бульба, удавлю!» Приходит на «ковёр», там все офицеры за столом сидят – не ниже подполковника. «Ты это был?» Курсант косится на шефа: «Не-а!» Но, в конце концов, раскололи курсанта! Инструктор от волнения стоит, чуть сознание не теряет! Обстановку разрядил генерал, командир Краматорской дивизии ПВО. Засмеялся генерал: «Вот это курсант! Желторотик, а моих лучших лётчиков наеб*л! Буду просить Главкома ВВС, чтобы после окончания училища тебя в мою дивизию отдали!»
      И снова наш общий смех.
      — И, говорят, забрал-таки!
      Нравится нам этот курсант! Хороший рассказчик, весёлый парень!
      Четверокурсник подводит итог:
      — После таких курсантских полётов-выкрутасов дивизия ПВО в Краматорске Харьковское ВВАУЛ считает врагом № 1, ну, само собой, после империализма!
      …Так прошла наша встреча с четверокурсником. Мы бы, наверное, слушали того парня ещё долго (он, говорю вам, оказался неплохим рассказчиком), да время вечерней проверки подошло. В казарму шли в приподнятом настроении!
      Скорее бы полёты!

      …На вечерней проверке я с тайным превосходством посмотрел на своих товарищей, стоящих со мной в строю.
      Завтра в это время я уже буду купаться в групповом, безудержном, сладком сексе втроём, срывая острейшие наслаждения. А они после единственной курсантской радости – субботнего кино в ДК офицеров и очередного ежевечернего стояния в строю на проверке будут укладываться в холодную постель. И будут спать без женской ласки, без сексуальной разрядки, без интимного удовлетворения. До утреннего горластого окрика дневального: «Курс, подъём!..» Тогда, разорвав самый сладкий в мире юношеский сон, пряча друг от друга никем непогашенную утреннюю эрекцию, станут быстро натягивать на себя форму с любимыми голубыми погонами, чтобы опять начать день с построения…
      Взглядом нахожу Володю Ласетного. На этой неделе в раздевалке спортзала он начал меня «научать» сексу. Вдруг ни с того, ни с сего, тоном сделанного мирового открытия он поведал мне, что, оказывается, сексом с девушками надо заниматься совершенно голыми.
      — Что ты такое говоришь? Разве? — сделал я удивлённую физиономию. — Кто бы мог подумать! А я думал: в завязанной под подбородком шапке-ушанке, шинели и сапогах!
      И засмеялся ему в лицо. Тоже мне, секс-инструктор!
      Вовка покраснел.
      Но у меня даже в мыслях не возникло, что можно перед ним (или перед кем-то другим) похвастаться, что с Татьяной у меня начались интимные отношения ещё со школы. Ну, во-первых, мне всё равно никто не поверит. Во-вторых, зачем я должен это всем рассказывать? В-третьих, мне, как всегда, было совершенно безразлично, что обо мне подумают.
      А вот Володе Журавлину не всё равно! Он – довольно симпатичный парень и охотно делится подробностями своих интимных побед! И почти все о них почти всё знают. Он, оказывается, ловелас! Значит, тоже любит секс и сексуальные удовольствия! Но мало что остаётся в душе от его рассказов!
      А завтра…
      Со сладкими мыслями о предстоящем группенсексе я, ощущая приятное возбуждение, укладываюсь в постель.
      И как оно у нас будет завтра?
      Интересно, что там за «девушка», двадцати трёх лет? Что-то мне не верится, что Дима может пригласить на группенсекс какого-нибудь двадцатитрёхлетнего крокоидола! У него (у Димы, а не у крокоидола!), по моему глубокому разумению, должен быть утончённый вкус! 
      Ладно, пожуём – увидим!

      <•> — В любви после каждого «последнего» решения найдется местечко для «самого последнего».

Из худ. к/ф-ма «Обыкновенный человек»

<<><•><>>

      <•> Нравственность – это разум сердца.

Генрих ГЕЙНЕ

<<><•><>>

      <•> — Счастливые люди не имеют воспоминаний.

Из худ. к/ф-ма «Киборг II»

<<><•><>>

      <•> Никогда не спешите, и вы прибудете вовремя.

Шарль ТАЛЕЙРАН

<<><•><>>

      <•> — Это твоё заднее слово?
      — Заднее некуда…
      — Дикари!

Из худ. к/ф-ма «Кин-дза-дза» 

<<><•><>>

      <•> — Может бахнем?
      — Обязательно бахнем! И не раз. Весь мир в труху! Но потом…

Из худ. к/ф-ма «ДМБ»

<<><•><>>

      <•> — Это же опера, когда Паниковский идет на гуся! Это «Кармен»!

Из худ. к/ф-ма «Золотой телёнок» 

<<><•><>>

      <•> — Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе – это науке неизвестно!

Из худ. к/ф-ма «Карнавальная ночь»

<<><•><>>

      <•> Во времена перестроечные и после них оказалось так, что куча старых (и не очень) самолётов стала нашей стране не нужна. Поэтому на всех просторах нашей необъятной родины начали создаваться «разделки» – пункты, на которых ненужные самолёты стали превращать в металлолом. Появилась такая разделка и на нашем аэродроме.
      Так совпало, что в те дикие времена началось массовое обогащение местного населения за счет сдачи за деньги цветных металлов. Пункты приёма оных росли повсеместно, как грибы после дождя. Может, тому способствовала близость границы с когда-то советскими, а теперь ставшими капиталистическими республиками, куда весь металл, собственно, потом и вывозился. И хищения «цветнины» приобрели угрожающий характер. На пустырях горели костры, на которых, как поросята, жарились промышленные асинхронные двигатели и шкворчали телефонные кабели. Народные умельцы, не боясь смерти, снимали провода с воздушных линий электропередач и рубили топорами десятикиловольтные кабели под напряжением.
      Естественно, что аэродромная разделка с разбросанными по всей территории кусками проводов и дюраля, была лакомым кусочком для любителей поживиться на халяву. Даже несмотря на выставленную вооруженную охрану в виде караула, находилось много желающих посетить местный Эльдорадо. Иногда их ловили и сдавали в комендатуру.
      Так было и в этот раз. Часовой изловил нарушителя границы поста, доложился по телефону начальнику караула и повёл задержанного под дулом автомата в сторону караульного помещения. Пока они вдвоём проделывали этот неблизкий путь, мимо на УАЗике проезжал командир части. Увидав процессию, остановился, открыл дверку и спросил:
      — Что, ворюгу поймал? 
      — Так точно, товарищ полковник!
      — Молодец!
      — А что с ним делать?
      — Да расстреляй его, к чёртовой матери! — махнул рукой полковник, хлопнул дверкой и умчался по своим делам.
      Постояв немного на одном месте и слегка задумавшись, часовой, наконец, подтолкнул задержанного:
      — Ну пошли, что ли?
      Расхититель, было, направился по прежнему маршруту – вдоль по рулёжке.
      — Да не туда! — одернул его часовой. — Налево иди!
      — А куда это мы идём? — нервно поинтересовался задержанный.
      — Куда-куда?! Ишь, раскудахтался тут! Не твоё дело! Вот придём на место – увидишь! По рулёжке ведём, кого в живых надо оставить. Следствие там, прокуратура, суд! А тебя налево! В расход, значит! Мы нынче у забора приводим в исполнение!
      Идут они по направлению к расположенной неподалеку трансформаторной будке. По прибытию на место, часовой скомандовал:
      — Ну, становись вот сюда, к стенке! Стой и не вертись, а то я плохо стреляю!
      Ошалевший нарушитель выполнил команду, а часовой начал отмерять дистанцию шагами.
      В это время на сцене появляется начальник караула с ещё одним караульным, прибывшие по телефонному звонку на подмогу:
      — А чего это вы здесь делаете? Мы вас на рулёжке ищем, а вы здесь развлекаетесь.
      — Дык, товарищ капитан, командир приказал вот этого ворюгу, — показывает рукой, — расстрелять! Привожу приказ в исполнение.
      Начальник караула, введенный в курс дела энергичным подмигиванием, начинает подыгрывать:
      — Так, что ж ты, дурак, его у стены поставил? Видишь, её только что покрасили?! А то, когда в прошлый раз здесь ещё одного расстреливали, всю стенку кровью и воровскими мозгами забрызгали, пришлось по новой перекрашивать. Надо его вон у той канавы поставить. Её специально для таких целей выкопали! Там же его потом и зароем.
      И, обращаясь к задержанному:
      — Слышь, ты! Ну-ка, иди туда, становись на край канавы!
      Задержанный, до того уже бывший бледным, зеленеет и пробует просить:
      — Мужики, а, может, не надо? Может, в следующий раз?
      — Как это не надо?! В следующий раз тебя ещё споймать надо! А так ты уже у нас пойманный. Сейчас будешь готовенький! Больше ловить не придётся! Да и командир приказал: «расстрелять»! Значит, расстреляем! В армии служил? «Приказ начальника – закон для подчинённых!» Быстро становись, давай, некогда! Нам ещё сегодня троих поймать и стрельнуть надо! Чтобы план, значит, по расстрелам выполнить!! А то отстаём! Премии нас могут лишить! Понимаешь? И это! Слышь! Ты когда почувствуешь, что в тебя попали и начнёшь падать, так ты руки-то не разбрасывай! Что б, аккурат в ямку упал. А то придётся тебя ногами спихивать! Понял, да?
      — Эгы! Братцы!.. Помилосердствуйте!.. 
      Мужик на ватных ногах перемещается к канаве. А начкар продолжает командовать караульным:
      — В одну шеренгу, вот на этом месте, становись! Значит так, стрелять по моей команде! Ты целишь в грудь, ты – в живот, а я добиваю его из пистолета в лоб! Так! Расстреливаемого проинструктировал! Команду расстрельщиков тоже! Вроде всё, как по инструкции! Ну! Во имя отца и сына, и святаго духа – заряжай!
      Караульные, незаметно сняв магазины с замка и слегка отстыковав их, передергивают затворы.
      Начкар, обращаясь к задержанному:
      — А ты… Теперь молись, если в бога веришь!
      Бедный мужик, до этого сохранявший хоть какую-то надежду, что всё, что с ним происходит, невсерьёз, услышав клацанье автоматных затворов, теряет всякое самообладание, падает на колени, и размазывая слёзы и сопли, начинает стенать:
      — Мужикииии!! За что?!! Я же свой, советский! Простите!! Я больше не бууууду!! Честно!! Отпустите мя!! Не наааадо, браааатцы!!!
      Начкар, состроив кислую мину:
      — Эх, да какой ты мужик? Даже пули на тебя тратить жалко! А ну давай, п*здуй отседа! Да побыстрей, пока я не передумал!
      И мужик рванул с места в карьер.
      Все присутствовавшие впоследствии говорили, что такой скорости бега на длинные дистанции они не видели даже на олимпийских играх. Бежал проклятый расхититель социалистической собственности по длинной, в несколько километров рулёжке так, как будто сдавал стометровку. А потом, в самом конце её, с размаху сиганул через забор, метра в два в высоту. Думаю, больше ходить промышлять цветниной он не отваживался…

Из авиабаек