Эпизод \\\\[77й]//// ЗАМКОМЭСКА. УДАЙ
•>> Капитан Федорцев
•>> Вывозной полёт в зону
•>> Удай
•>> Сашок
6 мая 1972 г. (суббота)
— Даже макаку можно выучить держаться за штурвал. И у неё это получше будет получаться!
Из англ. худ. к/ф-ма «Битва за Британию»
Люблю людей, которым нравлюсь! За хороший вкус!
Из записных книжек курсанта
Как оно сегодня будет?
Этот вопрос мучил меня вчера, мучает и сегодня с утра. И в автобусе не даёт покоя. Главное – не волноваться! Не то поднимется давление и от полётов отстранят. И тебя медицина возьмёт на карандаш. А это похуже и пострашнее любого Хотеева! Но легко сказать – не волноваться! А как это сделать? Как будто выключил выключателем и всё тут!
Но вот автобус подрулил к лётному домику. Лётчики и курсанты выходят, и мы направляемся в методический класс. Все сразу кидаются к столу, на котором расстелена плановая таблица: предварительная – предварительной, а на полёты всё может и поменяться.
Шум, гвалт, толкотня. Этот бардак прекращает и.о. начальника штаба аэ лейтенант Контарев, лётчик-инструктор 1го экипажа:
— Так! Внимание! Первыми смотрят плановую лётчики, затем – курсанты!
К своему удивлению замечаю, что фамилии моего инструктора капитана Хотеева в плановой нет! Что за шутки?
Отыскиваю на улице командира звена. С вопросом подхожу к нему.
— Вы летите с замкомэской капитаном Федорцевым. Кажется, у вас вторая заправка.
Несусь в класс, протискиваюсь к плановой, склоняюсь над таблицей. Отыскиваю фамилию Федорцева. Напротив его фамилии нахожу значок зоны под шторкой со своим позывным. Точно! Лечу с ним. Но не во вторую, а в первую заправку. Самолёт № 89.
У выхода из класса меня перехватывает Передышко:
— Юр, ну, пошли к самолёту! Отнесём парашюты!
Хотел, было, возразить, что, мол, я же не летаю с вами на 72м, и что мне надо сейчас тащить парашюты на 89й борт. Но подумал:
«Не надо быть таким вредным! Всё же свои ребята, с одного экипажа! И потом не перетружусь! Не тащить же оба парашюта Сашке одному!»
Но всё-таки странно: как что-то надо куда-нибудь тащить, Шурко находит меня, а не Витьку Самойченко или Вовку Журавлина! Это уже начинает раздражать!
Взваливаю тяжеленную сумку на плечо. Тащим парашюты на ЦЗ. Однако когда подошли к 72му Элу, оказалось, что самолёт Сани Кириллова отдали на сегодня другому экипажу, а наш борт № 74й, разумеется, уже с парашютами улетел на разведку погоды.
— Придётся переть назад! — улыбается Шурко.
— Да, — тяжко вздыхаю я.
«Шурко! Паразит! Не проверил по плановой, а мне эти тяжести таскай туда-сюда!»
Почему-то мне в голову не пришло, отнести парашюты на 89 борт! Подумал, что экипаж этого самолёта принесёт, как мы всегда носили на 72й.
Мы с тяжкой ношей переваливаемся в сторону лётного домика. Тут, сигналя, возле нас с шиком останавливается АПА. Шофёр, молодой солдат, с улыбкой предложил подвести нас и наш багаж.
— Подфартило! — шепчет Передышко.
Я улыбаюсь в ответ.
Когда парашюты были водворены на полку в классе ПДС, иду в медпункт. Освобождаю одну руку из лётного комбинезона, выбираю в баночке с жидкостью градусник с «набитой» уже нормальной температурой (чтобы долго не держать) и вставляю себе подмышку.
Как только врач освобождается, вхожу к нему в закуток:
— Товарищ майор, разрешите? Здравия желаю!
— Здравствуйте! Присаживайтесь! Как фамилия?
Называюсь.
— Постойте! У нас есть такой…
— Майор Кручинин, начальник ПДС училища?
— Да-да… Это ваш родственник?
— Ничего родственного мы не имеем! — и я решил пошутить: — Мы даже не однофамильцы!
Доктор смеётся.
— Как-то он не прошёл медосмотр и решил прыгнуть с парашютом. Так я остановил самолёт, вернул его на стоянку и попросил его медосмотр всё же пройти, как и положено. Он пожаловался кому-то в училище. Так ещё и нагоняй получил за попытку выполнить прыжок с парашютом без медосмотра!
Увлёкшись рассказом, Девяткин позабыл, что выпуская воздух из манжетки аппарата для измерения давления, необходимо слушать фонендоскопом пульс на изгибе руки. Так он его и не прослушал!
— Ну, всё в порядке? Самочувствие хорошее? К полётам допускаетесь! Это хорошо, когда курсант перед полётом весёлый!
И я с улыбкой покидаю его кабинетик.
Иду на стоянку. У самолёта стоит Саша Передышко. Тихо передал, что Батя здорово ругался, что меня не было «у крыла». Подхожу к задней кабине, где уже сидел Торщин.
— Где ты был?
— Товарищ лейтенант! Так я лечу с капитаном Федорцевым!
— Да хоть с господом богом! Перед полётами ты должен быть у машины на инструктаже!
— И я проходил медосмотр. Первым ведь лечу.
— Ну, всё равно!
— Понял, товарищ лейтенант!
Подхожу к 89му Элу.
— Здравствуй! Ты техник 89го?
— Да.
— Я сейчас с Федорцевым лечу!
— Я знаю. Но нет парашютов!
— То есть, как? А что, курсанты вашего экипажа не принесли?
— Нет.
— Ч-ч-чёрт!
Я вспомнил те парашюты, что пришлось мне с Шуриком тащить со стоянки обратно к укладчикам.
Но тащить две сумки с парашютами от лётного домика в конец стоянки – не так уж и интересно! Поэтому мчусь на автостоянку КПИ, открываю дверцу АПА:
— Слушай, друг! Подвези! Срочно нужны парашюты! Сейчас вылетаю!
— Садись! — улыбается солдат-водитель.
— Тебе не влетит, что без спроса? — интересуюсь на всякий случай.
— Та ладно!
Повезло: боец согласился! Так я доставил оба парашюта к самолёту. Быстро осмотрел и уложил один в чашку сидения передней кабины, закрепил фал автоматического раскрытия парашюта, расправил подвесную систему в передней кабине. Затем то же проделал с парашютом инструктора в заднем кабинете.
Тут вижу по стоянке вышагивает капитан Федорцев, высокий такой, посматривает чуть с высока (с высоты своего роста) на суетящихся техников, беспокоящихся курсантов.
Он подходит к нашему Элу, но посматривает на соседний, 90й борт, у которого стоит Женька Щербаков.
— Так! Я с тобой лечу или с ним? Или ты всё же со мной? — смотрит на меня, слегка улыбаясь.
— Со мной! Товарищ капитан, курсант Кручинин к полёту готов!
— А чего ещё не в самолёте? Ну-ка, быстро! Мы должны вырулить первыми! Посмотрим погоду в районе.
Лезу в кабину, быстро пристёгиваюсь. Пока инструктор залазит в свой кабинет и возится с подвесной системой парашюта, прогреваю радиостанцию и запрашиваю запуск.
После запуска проверяю системы, прогреваю двигатель. Справа от нас техник, вытянув левую руку в сторону, показывает своему 88 борту, что можно выруливать. Федорцев нажимает кнопку передатчика:
— 88й борт, погоди не выруливай! За мной пойдёшь! Я – на 89м слева от тебя! — и мне по СПУ: — Чего ты там возишься? Всё проверил? Погнали!
И вот мы с Федорцевым в воздухе. Самолёт уверенно набирает высоту. Земля удаляется дальше и дальше. Хорошо! Двигатель позади урчит, душа внутри поёт! И всё же нет-нет, а думаю, как бы в этом полёте с Федорцевым не ударить лицом в грязь. Всё же заместитель командира эскадрильи!
На высоте 2000 метров, когда осмотрелись, Федорцев передал погоду по району и испросил разрешение у РП уйти нам в зону с набором высоты, а не от привода на 4000 м. Поскольку воздушное пространство было свободным, РП капитан Мельников разрешил нам это.
В зоне сперва пытался пилотировать по горизонту, контролируя параметры полёта по приборам. Но тут мы попали в густую дымку.
— Товарищ капитан, ничего не вижу! — мне важна была реакция моего инструктора. То есть, пилотировать мне, или он возьмёт управление на себя.
— А авиагоризонт зачем?
Ну да, конечно! Действительно, чего ему брать управление на себя? Он всегда это успеет сделать, если что! И я переключаюсь на приборный полёт.
Через минуту слышу по СПУ:
— Что ты гоняешься за АГД и высотой? А за скоростью я следить буду?
Бросаю взгляд на указатель скорости. Батюшки! Скорость 250 км/час, вместо 300! Резко двигаю РУД вперёд, увеличивая подачу керосина двигателю.
— Да не дёргай так РУДом! Плавнее надо! Ты не на земле! На земле заглох – ну и х*й с ним, вылез из кабины и пошёл в столовую, пусть технота разбирается! А мы с тобой в воздухе. Тут мы от движка зависим! Оба! Понял или нет?
— Понял! — говорю.
— Доклад!
— 18й, первую занял, 4000!
— Задание, 18й, в зоне!
— Разворот с креном 30° влево! — говорит Федорцев.
Выполняю. Но никак не могу удержать режим: крен то заваливается более 30°, то уменьшается до 23-25, то высота «гуляет» вверх-вниз.
— Вправо! — следует новая команда.
Та же картина. Только ещё контроль за скоростью упустил.
— Нисходящая спираль влево с креном 30° с вертикальной семь метров в секунду!
И крен, и вертикальная скорость – туда-сюда, как на «американских горках», плюс скорость подразогнал.
— Восходящая спираль вправо с креном 30° с вертикальной пять!
Тут скорость упала – и чего ей, собаке, надо?
— Ладно! Ну тебя! Хватит! КУР¹ – ноль! Пошли на точку! Доложи, об окончании задания!
Нажимаю кнопку передатчика:
— 18й, в первой задание закончил!
РП, видно, усмехнулся и бросил мне в эфир:
— Закончил? Протри фонарь, переложи в левую руку!
— Кручинин! Да не «закончил», твою мать, а «выполнил»! — грохочет сзади инструктор.
— 18му, на привод 800²!
— Понял, 800!
Прибираю обороты двигателю, ввожу Эл в нисходящую спираль с креном 30° и машина начинает терять высоту. На 2800 неожиданно выскакиваю из облаков. Под нами залюбовался сёлами, полями, лесопосадками. Но, опомнившись, перевожу взгляд на приборы. Так! Высота 2500… 2000… 1500… 1000… Замечаю, что угол крена и тангажа велики. Двигаю ручку управления самолётом вправо и подтягиваю на себя. Тело слегка наливается свинцом от перегрузки. Левая рука на РУДе слегка отвисает, задница вжимается в чашку сидения и увеличивается в весе. Намерено создал перегрузку. Акселерометр фиксирует перегрузку в 3g. Такого у меня ещё не было.
Доворачиваюсь на «золотую» стрелку АРК (КУР = 0). Перехожу на 4й канал и запрашиваю для контроля:
— Кудрявый-пеленг, 18му – прибой?
— 18му – прибой 220!
— Понял, 220!
— Правильно поняли, я – Кудрявый-пеленг!
На пульте управления радиостанции перехожу на стартовый канал. Снова входим в полосу дымки. Переключаюсь полностью на приборный полёт.
Честно говоря, я был зол на самого себя за ошибки в полёте:
«Плохо! Отвратительно! Юрий, что с тобой? Ведь на ТЛе хорошо получалось! Что же ты, как говорит Валера Возюев, боги-роги, делаешь! Даже сейчас обыкновенный горизонтальный полёт не можешь выдержать – смотри, куда силуэт самолёта на АГД полез!»
И… то ли оттого, что разозлился на себя, то ли потому, что я всё-таки чему-то научен, стрелки на приборах замерли, как приклеенные: высота – ровно 800, скорость – ровно 300, силуэтик на АГД, вариометр и стрелка АРК – на нуле! Я не верил своим глазам! Значит, всё же умею что-то! Как бы в подтверждение этому в шлемофоне услышал голос замкомэска, который тоже, видно, не поверил:
— Ну-ка, ну-ка! Разворот с креном 30° вправо!..
Выполняю с креном 30. Стрелки на высотомере, указателе скорости и вариометре – как нарисованные! На авиагоризонте крен – ровно 30! Может, отказали приборы?
— Неплохо! Влево!..
Перекладываю Эл в другой крен. Разворачиваемся почти на 180.
— Хорошо! Что это с тобой, Кручинин, произошло! У тебя неплохо получается! Успокоился, что ли? Домой! КУР – ноль!
Посадку выполняли вместе с Федорцевым. Ибо землю всё ещё пока плохо «вижу». Заруливал сам.
После полёта был разбор моих ошибок:
— Не гоняйся ты за силуэтом на авиагоризонте! Тебе его «не поймать»! Поставил в горизонтальном полёте плюс два с половиной градуса и посмотри на вариометр! Самолёт снижается – подтяни ручку управления на себя, идёт в набор – ослабил ручку от себя. А в разворотах угол тангажа чуть побольше будет от двух с половиной! Аэродинамику изучал? Потому как угол атаки самолёта на вираже для горизонта чуть выше, иначе пойдёшь с зарыванием носа. Вот и вся премудрость! И за скоростью следи! Чуть падает от заданной – поддержи оборотиками. Но РУДом не резко! Не резко! В воздухе к двигателю надо относиться с уважением! Понял? Продумай тщательно свои ошибки. Продумаешь – считай ещё один полёт выполнил!
Когда шёл со стоянки к лётному домику подумал, что это был не просто контрольно-вывозной полёт! Нет! Видно, без Хотеева тут не обошлось. Может, меня показывали для возможного списания по нелётности? Чёрт их знает! Но с другой стороны и похвалил, и подробно полёт разобрал!
Да, Хотеев тоже говорил, что нельзя резко РУД двигать! Надо себя контролировать в этом. И на тренажном самолёте отработать!
В конце лётной смены, перед самым окончанием полётов я стоял с Изюмовым и Липодецким, только что рассказал им анекдот, они заржали, когда ко мне подошёл Саня Передышко:
— Юр, пошли отнесём парашюты с самолёта в класс ПДС!
Я оглянулся. Журавель курит рядом с Галагой, что-то рассказывает ему. Самойченко точит лясы с Женькой Щербаковым и Юраном Делябиным. А Шурко подходит ко мне!
И я буквально встал на дыбы, по сути, взбунтовался:
— Саша! Ты на каком самолёте летал?
— На 74м.
— А я – на 89! Вон бери Лелеку, Сэма и тащите парашюты! Вы всю смену втроём летали на 74м! Что вы все на мне всё время ездите? Или думаете, я двужильный, или, там, безотказный? Да на х*я оно мне нужно?
Ничего не сказала золотая рыбка, только хвостиком махнула… Или вильнула?
В общем, Шурко повернулся и с обиженным видом пошёл к нашим.
…А после полётов нас на «Урале» доставили сразу на пляж, что перед гарнизоном. Чуть ли не в речку выгрузили.
Via Lactea³
ПОРТРЕТ С НАТУРЫ
За горою у реки жили-были дураки.Самуил МАРШАК, «Дураки»
— Красиво плывут!
— Кто?
— Вон та группа в полосатых купальниках!Из худ. к/ф-ма «Полосатый рейс»
Да, так вот! Поначалу вода в речке показалась холодной. Потом пообвык. Вместе со всеми барахтался, смывая с тела следы напряжения лётного дня и пыль аэродрома, а с лица – тень облаков. Проплыл до осоки противоположного берега, затем обратно. И почувствовал, как душа обретает крылья.
Кто-то чуть в стороне начал стирать комбез. Мыльную пену быстрым течением уносило вниз.
Перед выходом на берег я, отойдя поглубже, сделал в воде свои кувырки вперёд. Но больше двенадцати не вышло – давно не тренировался. Надо заметить, мой рекорд – подряд двадцать два кувырка вперёд или десять назад. Перерыв даёт о себе знать. Кувырки назад пробовать не стал – вода в нос заливается. Но зато хорошо носовые пазухи промывает!
Потом вышел из воды и бросаюсь грудью на тёплый песок, подставив под лучи солнца свою спину.
Вообще-то, мне гарнизон Великая Круча нравится: тихо, далеко от Роганского начальства, рядом с казармой река, через реку (налажена паромная переправа на подвесных баках от МиГ-17) – лесок. Но грибов, ягод мало. Конечно, переправляться на ту сторону и ходить в лес нам, курсантам запретили сразу. Но кто там за нами так смотрит? А минус – в увольнение никуда не сходишь. Вот и выходит: казарма – аэропорт – пляж – УЛО – казарма – аэродром!
Я уже говорил, немного повторюсь. Наши – первая и четвёртая аэ – сейчас летают на базовом аэродроме. Следовательно, на следующий год на «базе» (т.е. в Чугуеве) будут службу нести вторая и третья эскадры, а мы будем летать с полевого аэропорта под названием Левковка. По рассказам старшекурсников, Левковка – курорт, золотое место, жемчужина, лучший полевой аэродром в Харьковском ВВАУЛ! Лесная вольница: никакой тебе уборки территории (лес – какая территория?!), из всех нарядов – только дневальные по казарме и помдеж по лагерному сбору… И опять-таки – речка там рядом! А Чугуев… Хоть и Харьков близко (в получасе езды на автобусе), но, говорят, этот гарнизон – «тюрьма народов»! Там к суточному наряду прибавляется ещё караул под Знамя. Да и строгости по службе в Чугуеве невиданные, ибо начальник гарнизона – танкист! В общем, говорят, по сравнению с Чугуевом, первый курс в Рогани – детская воскресная школа!
На третьем курсе будем осваивать МиГ-17! А это – боевой трёх-пушечный истребитель! Там, Хотеев говорит, мощный движок, но… слабенькие тормоза, если неграмотно ими пользоваться, они, говорит, отказывают!
Старшекурсники рассказывали, что мы даже будем выполнять упражнения по стрельбе по наземным целям из всех трёх пушек. Как интересно!
Однако до третьего курса, до МиГ-17 надо ещё освоить полёты на Элке. Главное – это сейчас «ухватить» высоту выравнивания на посадке, вылететь самостоятельно по кругу! Для начала! А там пилотаж пойдёт!
В общем, «приказано выжить!»
А чтобы «выжить» одной дисциплинированности и хорошо учиться в лётном училище недостаточно, это Журавель подметил верно! Надо уметь анализировать свои недочёты в полёте.
Так! Замкомэска сказал: тщательно продумать свои ошибки, тогда будто слетал ещё один полёт.
Взлёт, набор высоты, уход в зону – вышло нормально. Тут уже более-менее получается. А что же в зоне стрелки приборов на месте не держатся?.. Чего им не хватает? Не хватает моего внимания! Федорцев говорил, что не следует гоняться за АГД. А как? Поставил два с половиной градуса по тангажу и надо контролировать режим полёта по вариометру. Пошла стрелка вниз – чуть подтянуть к горизонту, чтобы стрелочка замерла на нуле…
Давай, попробуем ещё раз слетать в зону!..
Вот я выполняю вираж влево… Крен 30 по авиагоризонту. Надо ввести в крен и взять ручку чуть на себя, чтобы не было зарывания… Я сижу в кабине и хорошо вижу приборы…
АГД – скорость – АГД – высота – АГД – вариометр – курс…
Если идёт по горизонту, высота держится, а скорость падает – немного и плавно РУДом добавить обороты… Но не резко! Даже если ошибся и упустил контроль скорости… Резко РУД двигать не следует! Скорость мгновенно не вырастет и инструктор эту ошибку заметит всё равно!..
Так! Выполнили влево, перекладываем вправо. Распределение внимания то же…
АГД – вариометр – АГД – скорость – высота – АГД – вариометр – курс…
Выводим из крена, контролируем скорость и приборы контроля работы двигателя… Осмотрелись в воздушном пространстве…
Вводим в спираль… Крен 30, чуть опускаем нос самолёта… Тут больше надо посматривать на вариометр и скорость… Скорость регулировать оборотами двигателя и вертикальной… Не заваливать и не уменьшать крен…
Опять приехал эскадрильский тягач, выгрузил техников и механиков. Они всегда позже приезжают, выполнив на самолётах послеполётную подготовку. От тягача пахнуло соляркой.
Солярка… Сейчас мой школьный друг Толик Капанков, весь пропахший ею, осваивает, наверное, вождение танка и стрельбу из танковой пушки… А лётчики – это высшая каста в вооружённых силах! Аккуратная, ювелирная и чистая работа. Но осваивать её нелегко! А освоить надо!..
Наши бойцы поскидывали свои обувь, комбинезоны и тоже кинулись в воду. Они ещё не знают, что вода в речке с быстрым течением хорошо не прогрелась за день. И что сейчас эта холодненькая водичка сделает с ихними молодецкими писюнами и мошонками!
Снова прикрываю глаза…
…В нисходящей спирали скорость может вырасти, поэтому оборотики надо прибрать! Но немного! А в восходящей спирали – добавить, чтобы скоростёнка не упала. Здесь больше внимания указателям скоростей: вертикальной и приборной…
Авиагоризонт – вариометр, АГД – скорость, АГД – вариометр, АГД – высота, скорость – АГД – вариометр – АГД…
Сзади в речке – брызги, крики, визг, как в пионерском лагере.
…И посадка… После ближнего… уточнить, куда планируем… К точке выравнивания скорость не менее 200! Не меньше 200! С 30 метров взгляд перевести на 15-20° влево, на 35-40 метров вперёд и на 10-15° вниз… Высота 6-8 метров, начинаем выравнивание так, чтобы подвести ровно на метр… Выше нельзя, и ниже нельзя… Нужно выровнять Элку на метре… Самолёт снижается – подбираем, ещё снижается – подбираем ещё… Ещё… Ещё… Ручкой резко не двигать… Главное – ухватить эту высоту начала выравнивания, эти 6-8 метров… И потом этот один метр…
Почувствовал, что кто-то опускается рядом со мной. Открываю глаза, лениво поворачиваю голову – Саня, техник семьдесят второго Эла!
— Отдыхаешь? — улыбается он своей обворожительной улыбкой.
Сашок всегда, когда курсанты и солдаты собирались вместе, подходил к кому-нибудь из нашего экипажа.
— Водичка освежает! Прелесть! Чуть не простудил себе всё в трусах! И спереди, и сзади! — смеётся.
Он, мокрый от купания, загорелый по пояс (ибо на технике всегда работают, сняв верхнюю часть комбеза), чертовски красивый парень, хорошо сложенный, накачено-мускулистый, а сейчас – расслабленный, довольный, с дрожащими на длинных, как у девочки, ресницах каплями речной воды, щекой ложится на пляжный песок.
Помолчали. Потом Саша просит:
— Юр! Расскажи, что-нибудь!
— Что же тебе рассказать, Санёк? — я поворачиваюсь к нему на бок.
— Что-нибудь! Ты так много читаешь! С тобой интересно!
— Ты меня напрягаешь! Но всё равно приятно слышать! — расплываюсь я в улыбке. — Хочешь тренинг для памяти и мозгов?
— Конечно! — и Саша улыбается.
Какая красивая улыбка!
— Ну, слушай внимательно и вспоминай то, что давали тебе в школе!
Сашок поворачивается ко мне всем корпусом и смотрит на меня своими светлыми глазами.
— Надпись на стене древнеримского дома гласила: «Счастье влюблённым! А тот, кто не знает любви, да погибнет!» А кому экспансивные сограждане Монтекки и Капулетти сулили погибель не единожды, а дважды?
Саня задумался, стал серьёзным. Наморщил лоб. Потом спросил:
— Монтекки и Капулетти? Кто такие? Чего не знаю?
— Ну, Сашок! Ты что, не читал «Ромео и Джульетту» Шекспира? Монтекки и Капулетти – это оттуда.
— А кому?
— «Тому, кто запрещает любить!»
— Да? А ещё что-нибудь спроси!
— Когда царь Филипп Македонский, отец Александра Великого, знаменитого полководца, подошёл к стенам Спарты и осадил её, он направил спартанцам ультиматум, в котором говорилось: «Я покорил всю Грецию! У меня самое лучшее в мире войско! Сдавайтесь! Потому что если я возьму Спарту силой, если я сломаю её ворота, если я пробью таранами её стены, то беспощадно уничтожу всё население!» Спартанцы всегда старались выражаться кратко и лаконично. В своём ответе Филиппу они написали всего лишь одно слово… Только одно! А какое?
Сашок задумался. Было видно, как он старательно шевелит извилинами, пытаясь представить, какое слово было в ответе спартанцев.
— «Никогда!»
Я улыбнулся:
— Ну, почти! Однако слово другое! Спартанцы ответили более остроумно… Они написали: «Если»!
— «Если нас возьмёте…» А можете и не взять!.. Здорово! Давай ещё что-нибудь! Только Юра! Если… — Он улыбнулся, видимо, вспомнив спартанцев. — Если я не смогу сразу ответить, значит, я ответа не знаю. Ты не держи больших пауз! А то я чувствую себя… дураком, что ли!
— Хорошо, Сашок! — засмеялся я. — Что же тебя спросить-то? Ну, хотя бы это!.. Он первый без крыльев полетел. Он первым изобрёл беспроволочный телеграф, механическую сигнализацию и даже именно от него мы взяли дверь на петле. Что ещё он сделал первый? Он ввёл на земле обычай дарить свадебное приношение своей избраннице и плясать перед ней брачные танцы… Кто же он?
— …Человек!
— Паук, Саша! Паук!
— А точно! Летает без крыльев на паутинке, механическая сигнализация – паутина, свадебные подарки и брачные танцы перед самкой! Точно, паук! Сегодня я эти вопросы Серёге задам! А то он задаётся, что больше читает! А ещё! Давай ещё!
— Французы считают это выражением желаний господа бога. А русские наоборот – последним доводом дьявола. Назови ЭТО!
— М-м-м-м… Обман!
— Обман – желание бога?
— А что же тогда?
— Женские желания, мой юный друг! Это подходит и для бога, и для дьявола. И не так ущербно для мужского реноме!
— Правильно!
— Как говорится, послушай женщину и сделай всё наоборот! А потом переверни её и сделай, как она ЭТО хочет!
Саша залился смехом. Юмор ему по душе.
— А ещё!
— Сашок, кого называют «джентльменом змеиного мира»?
— Джентльменом? У змей? Кобра? Нет! Причём тут кобра? — Саша пытается считывать правильность с моего выражения лица. — Удав? Он такой важный, медленный… Чёрт!..
Он вопрошающе и с молящим взглядом уставился на меня.
— Гремучую змею! Она ведь перед своим появлением предупреждает всех, «гремя» своими чешуйками на конце. Очень ядовитая тварь, кстати! Ещё или отдохнёшь?
— Ещё! — улыбается сержант своей бесподобной улыбкой.
— Среди песен, сочинённых во времена Великой французской революции, есть целый гимн, посвящённый некому химическому соединению. Какому именно, знаешь?
— Ой! А я химию не люблю!
— Я тоже! Но это не химия, это – больше история! Хотя, наверное, есть и химия… Ну, давай вместе! Ленин писал, что «всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться». А что нужно революционерам, чтобы защищать революцию? Что нужнее всего на баррикадах?
— Оружие!
— А к оружию?
— Патроны, снаряды…
— Патроны – да. А вот снаряды… Во времена Великой французской революции были ядра. А что нужно и для патронов, и для ядер? Без чего они не стреляют?
— Без пороха!
— Вот! А чтобы произвести порох нужна…
— Нужна… А! Я когда-то читал! Я знаю! Селитра!
— Селитра, — соглашаюсь я. — Общее название нитратов аммония, калия, кальция, натрия и, кажется, бария. Применяется в качестве минерального удобрения и при производстве взрывчатых веществ, в частности, пороха! Селитра – это и есть правильный ответ на искомый вопрос! Именно ей французы сочинили гимн. И его распевал весь Париж. Молодец, Саша!
— Ну, молодец у нас, положим, ты! Давай что-нибудь про пауков!
— Про пауков? — настала очередь мне вскинуть брови. — А почему про пауков?
— Не знаю! Не то, чтобы я ими интересуюсь. Просто так! Желание у меня такое! Заказ! Чтобы ты тоже пошевелил извилинами, а не взял первое пришедшее тебе на ум из того, что ты знаешь!
— Ах ты, чертёнок! Хорошо! Про пауков, так про пауков! Из рыб самый страшный враг пауков – форель. Из амфибий – жаба. Из птиц – скворец. Из рептилий – ящерица… Внимание, Саша, мой вопрос! А кто враг у пауков номер один?
— Курсанты четвёртой, — раздался скрипучий голос Ёсипова. — Собрали свои вещи – и в казарму. Два часа отдыха, потом на предварительную.
Я поднимаюсь и, пока Сашок думает, смахнув с тела прилипшие песчинки, начинаю одеваться.
Сержант внимательно наблюдает за мной.
Я надел майку, оттянул резинку курсантских трусов и быстро заглянул: не потерялось ли чего там?
Саша широко улыбнулся:
— На месте?
— Всё своё ношу с собой! — в ответ улыбаюсь я. — Сперва показалась вода холодной, думал, отмёрзли!
Одеваю лётный комбез, а затем носки и лётные ботинки. Сейчас часика два поспим. А то сегодня встали очень рано – ни свет, ни заря.
А Саша становится серьёзным и всё ещё силится найти правильный ответ.
— До завтра, Саня! — говорю я, зажав его пальцы, которые он не успевает выпрямить, в своё пожатие.
Но вьюноша умудряется ухватить мою кисть и крепко её сжать.
— Чёрт! Кто же? Юрик, не уходи! Скажи кто! Ну, пожалуйста! Я же спать ночью не буду!
У парня было такое страдальческое выражение на лице, что я рассмеялся.
— У пауков главный враг… — пробует отгадать Саша и закусил свою обычно красиво очерченную губу. — Может, человек?
— А ты за день много съел пауков?
— Тогда кто?
Я решил направить ответ в нужное русло, чтобы друг нашего экипажа почувствовал, что ответ нашёл сам:
— Ну, Саня, ты же сам просил: задать тебе вопрос: про пауков!..
Саша засиял от своей догадки и вскрикнул:
— Ещё один паук!
— Правильно!
И вижу, как красивое лицо нашего техника, профиль которого так и просится быть отчеканенным на монетке, снова начинает цвести. Теперь он ночью спать будет хорошо!
— Точно ведь! Ещё есть пословица: жрут друг друга, как пауки в банке! Всё просто! Всё! Серёгу я сегодня достану вопросами!
А я, бросив на плечо пилотку, отхожу.
— Слышь, Юр! — кричит сержант вслед. — Попроси Батю, или там Хотеева, чтобы вас планировали на моём самолёте? Хорошо?
Я оборачиваюсь и поднимаю руку в знак согласия:
— Ладно!
Hic haeret aqua4
Что нынче пуще, чем когда,
Безумных развелось людей, и дел, и мнений.
Забрать все книги бы да сжечь.
Не обновлю души моей…
В крутое небо я иногда.
И сердцу снятся, как в детстве снятся
Другие страны и города».
— Зачем это вам?
— А зачем тебе знать, зачем знать мне.
— Просто любопытно.
— Мне тоже.
— Вы не любопытны.
— Я самый любопытный человек в мире!
— Не в плане пустяков.
— Значит, это не пустяк!
— Я в курсе!
— Лечу самолётом…
— Что ты хочешь услышать, что я завидую? Все завидуют. Я вообще никогда не летала!
— А я летал…
| ___________________ 1 КУР – курсовой угол радиостанции. 2 Пусть нынешние лётчики не возмущаются эшелоном в 800 м! В ту пору мы и во все зоны уходили на 4000 м, хотя такого эшелона по нынешним Основным правилам полёта не существует. 3 Via Lactea (лат.) – Млечный путь. 4 Hic haeret aqua (лат.) – Здесь вода останавливается (т.е. тут какая-то помеха). |