Эпизод \\\\[83й]//// БЕССОННИЦА. МОЙ ДРУГ ДИМА
•>> Крадётся сумрак по стене
•>> Письмо
•>> Дефлорация – срывание цветов
•>> Портрет в интерьере: мой друг Дима (продолжение)
•>> Мы этого не хотим, мы этим занимаемся
•>> Хмурое утро. Подъём
•>> Майор Полтавский
•>> Курсант Юрий Изаев
•>> Моё курсантское счастье
•>> Курсант Виктор Самойченко
•>> Онанизм, счастье, бессонница, комары – в афоризмах и диалогах из кино
28 мая 1972 г. (воскресенье)
Детская загадка: «Встанет – до неба достанет!»(Радуга)
— У нас в России всегда стоит то, что стоять не должно!..Виктор ЧЕРНОМЫРДИН, Премьер-министр РФ
(о неработающих заводах)
А я ворочаюсь во сне…»
Эти строки Роберта Рождественского рефреном вновь и вновь вертятся у меня в голове. И я думаю о том, что бессонная ночь так же обнажена, как и юность.
Впрочем, сна – ни в одном глазу! Комариное племя прямо с ума сошло, не давая покоя. Всё-таки река Удай и лес за ней давали о себе знать. Накроешься одеялом с головой – духота, пòтом обливаешься, раскроешься – тут же на тебя набрасываются эти летающие и пищащие кровожадные твари. Так и переворачиваешься с боку на бок, отмахиваясь от них, одновременно пытаясь всеми частями тела отыскать на простыне под собой хотя бы кусочек прохлады.
О чём только не подумаешь, когда не спится! Хорошо хоть здесь, в Круче, есть не хочется, как в Рогани, – там мы питались по курсантской норме, да и то не очень вкусно. За ужином поковыряешь в тарелке, и гарнир в основном остаётся. И тогда по вечерам жрать начиналось хотеться неимоверно!
Помнится, на первом курсе Вовка Ласетный даже сострил:
— Доедаем девятый х*й без соли¹!
И чтобы заглушить чувство голода, я старался перед сном думать о чём-то высоком. Но это помогало мало. Ибо на практике человек выше сытости лишь тогда, когда он сыт. Ведь ещё Антуан де Ривароль говорил: «Живот – это почва, в которой зреют мысли».
А когда начали летать, нас, как положено, сразу перевели на реактивную норму. Когда полёты закончатся нас с реактивной нормы снимут и переведут… Нет, не на курсантскую, а на лётную. А лётная отличается от реактивной лишь тем, что не положен шоколад и вместо двух яиц дают одно. Тоже неголодно! А сейчас ничего, жить можно. В столовой кормят сытно и вкусно. Что касается шоколада, то его выдают по 105 грамм в неделю! Вообще-то, положено это лакомство давать ежедневно по 15 грамм, чтобы компенсировать возможные потери организма в калориях на лётной работе. Но, чтобы не крошить, выдают 100-граммовую плитку шоколада в конце недели, перенося оставшиеся пять граммов на следующий раз.
От такого питания некоторые из наших даже стали поправляться. На Шурко Передышко и Витькà Самойченко посмотришь со стороны затылка – щёки видны! Особенно если их уши к черепу прижать!
«Щёки»… Что-то знакомое навивается. Откуда? Ах, да, из Диминого письма, что я получил вчера. Он там мне отписал свежий анекдот:
«В Харьковском зоопарке произошёл изуверский случай. Хулиганистые мыши-садисты поймали скромнягу хомяка, зверски оттянули его щёки и до отказа набили ему рот зерном…»
Смешно!
В письме Дима похвастался, что сломал целочку ещё одной молоденькой девочке:
«Юрик! Как она подо мной извивалась при дефлорации! А потом, когда боль ушла, получила зверский оргазм! Прямо зверский! Но я через неразвальцованную щелку переполнил её молодой организм первым спуском свежей, тёплой, живой спермы, перемешав свои соки с девственной кровью».Нет! Это не Дима, а садюга! Его надо судить за половой бандитизм со взломом! Нашёл, чем заниматься – своим огромным перфоратором молоденьким девочкам целки сбивать! Тем более, я знал, что мой друг любил это делать резко: после ласковых прелюдий, доведя девочку до умопомрачительного желания, ввести свой прибор под шкурку самочки сразу и целиком! («А чего кота за хвост тянуть?» — улыбался он.) Девчонка в первые мгновения, наверное, пожалела, что её влагалище от рождения не было снабжено челюстями динозавра. Тогда бы уже она посмотрела, как Дима над ней извивается!
«Если бы ты был в Харькове, я, можешь не сомневаться, предоставил бы тебе возможность сделать её женщиной! Ты ведь в девочку в первые мгновения входишь плавно, без резкости. Возможно, им это больше нравится. Хотя и твой шомпол для первого раза – тоже немаленький. Это я тебе как будущий врач говорю».Спасибо на добром слове, будущий врач. Я, кстати, прямо чуть не расплакался от умиления за сослагательное наклонение в предоставлении мне возможности быть первопроходцем у молоденькой девушки. Но уж больно они переживают после того, как их сделаешь женщиной. Поэтому особого стремления к этому я не испытываю. Мне больше по нраву опытность и желания. Хотя… Хотя меня ждёт соседская целочка Галочка… И боюсь, что я не устою…
«Её мохнатенькая кисуля (мех кверху густой и мягкий) – узкая, стержень входит плотненько, как в жадный девичий кулачок, которым первый раз берут тебя за ствол. Но всё-таки в паре «два плюс одна» всё это происходит красивее! А с другой стороны два парня в один вечер для целочки – это, конечно, много.Ну, спасибо, доктор, ещё раз! Ещё не хватает, чтобы кто-то своими ногтями царапал мне мою любимую спину!
Юрик, как она стонала! В порыве страсти вцепилась своим маникюром мне в спину. И всю её исцарапала! Представляешь – всю!..»
«Через пару дней Жанна поинтересовалась, кто это мне всю спину так исцарапал.Дима – мастак на такие заморочки. Это качество в нём мне тоже нравится – с юмором выйти из затруднительного положения.
Пришлось выкручиваться:
— Понимаешь, сегодня всю ночь без тебя не спал – спину себе царапал!..»
«“Дефлорация” – какое красивое слово! По-французски сие означает “срывание цветов”. Подумать только, папа и мама растили эту целочку для меня! Это сколько же парней-одноклассников мечтали её голенькой расстелить под собой, сколько мастурбировали от её вида, представляя её рядом с собой в постели! А этот цветок достался мне! Я только от одной этой мысли чуть в плавки не кончил прямо в такси, ещё когда вёз, целуя, эту девочку, к себе домой. А дома…Надо сказать, что я привёл самые безобидные выдержки из Диминого послания. А на самом деле он весь процесс соблазнения и «срывания цветка» описал весьма подробно – на целый лист убористого текста. Не буду их приводить. (Как писал в своих мемуарах Дж. Казанова, «может, некоторые вещи лучше оставить недосказанными!») Замечу только, что я вчера, когда в первый раз читал его письмо, готов был дойти до умопомрачения, и, умирая от сладкого возбуждения, чуть не стартовал в космос без прикосновения к члену рукой! Честное слово, это был какой-то психический онанизм!
<…>
Я уже три раза натягивал её на член (в т.ч. и рачком-с), и заинтересовал тобой и сношениями втроём. Моя задача на ближайшие месяцы – научить малышку хорошим оральным манерам. (Пока она артачится.) Тем оргазмам, которые она получает (а меня обмануть трудно, да и неопытная она для этого ещё) можно только позавидовать. Вкусив такие удовольствия, она вряд ли захочет от них отказаться! Да и не сможет.
Она уже сама ко мне бегает. Так что, нашему полку похотливых баб-с уже прибыло! Приезжай осенью, мы поимеем её напару.
<…>
Привет тебе от Жанны, она готовится к выпускным экзаменам. А у Алёнки начался какой-то бурный роман со своим однокурсником. Видел я его – красивый парень, но с виду уж больно робкий. Ничего, Алёнка быстро введёт его во вкус постельных развлечений! В общем, из-за этого романа она у меня пока не появляется. Так что, «бросила» она нас. Сижу и, можно сказать, плачу. Предлагаю поплакать и тебе.
Так вот! Она тоже тебе привет передаёт…
<…>
Пишу это письмо, чтобы пожелать всего тебе доброго и спокойной тебе вздрочи, пернатый!»
И не надо здесь меня и моего друга, уважаемый дневничок, обвинять в пошлости! Вспомним, что даже Александр Сергеевич Пушкин, написавший бессмертное: «Я помню чудное мгновенье…», тут же в одном из личных посланий своему приятелю сообщал: «Вчера, с божьей помощью, я выеб*л Анну Керн…»!
Да, Дима умеет писать письма! Только мешанина у него и последовательности нет: ломание целочки, потом такси, затем соблазнение, опять само сношение. Однако пишет он довольно грамотно, почти без ошибок, что является большой редкостью для медиков. А мне грамотность в людях всегда нравилась!
А сестрица Алёнушка – молодец! Парня-красавца себе подцепила! Ничего, что нас она «бросила»! Кажется, Франсуаза Саган писала: «Все женщины на один лад: они всего требуют, всё отдают, незаметно приучают нас к полному доверию, а затем в один прекрасный день уходят из нашей жизни по самому ничтожному поводу».
Мысленно желаю Алёнке счастья!
••> — Ты мне нравишься, я тебе нравлюсь, — сказала она, улыбнувшись. — Дело за малым…
— Ну, не такой уж он и малый!.. — возразил он.
Beatus, qui prodest quibus potest²
ПОРТРЕТ В ИНТЕРЬЕРЕ
Каждый человек меня в чём-то превосходит; и в этом смысле мне есть, чему у него поучиться.Ральф ЭМЕРСОН
Живу для тех, кому нужен!.. Дружу лишь с тем, в ком уверен!.. Общаюсь с теми, кто приятен!.. И благодарен тем, кто ценит!..Из записных книжек курсанта
Вспоминаю, как зимой мы с ним пошли в Центральный универмаг брюки ему покупать.
Выбирал он, выбирал. Тут видим, как по соседнему ряду идут парень с девушкой, пиджаки рассматривают. Тоже что-то там выбирают. Решение у Димона созревает мгновенно. Он поворачивается ко мне и тихо говорит:
— Хочешь прикол?
Я, полагая, что он расскажет что-то интересное из своей, студенческой жизни, не думая о последствиях, радужно соглашаюсь:
— Конечно, хочу!
А Дима тут же сквозь ворох одежды протискивается в тот ряд, к тем покупателям поближе и, когда парочка начинает трогать пиджак в полоску, протискивает руку в рукав этого лапсердака и, не высовываясь, требовательно шепчет:
— Возьми меня! Возьми меня! Уже двадцать лет здесь «висю». Я ещё помню товарищча Сталина!..
Парочка взвизгнула и к выходу. А Дима кричит вслед полушёпотом:
— Мадам! Товарищч! Куда же вы?! А я, ваш лапсердак?!.
Я же просто корчусь от смеха.
Дима возвращается из того ряда с серьёзным видом, довольный, что шутка удалась.
Мы уже отошли на приличное расстояние, как та самая парочка, что Димон напугал говорящим пиджаком времён товарищча Сталина, возвращается с продавцом:
— Вот здесь! Вот здесь кто-то там у вас прячется!
Они всем скопом осторожно раздвигают ворохи одежды.
— Никого здесь нет! — говорит продавец и подозрительно смотрит на обоих покупателей.
А Дима, когда мы проходим мимо, просто говорит:
— Юр, пошли быстрее из этого сумасшедшего дома!
А мне хотелось досмотреть, чем всё это кончится. Но Димка меня из торгового зала вытаскивает за рукав почти силой. И уже на лестнице добавляет:
— Ничего хорошего я здесь не нашёл! Только двух дураков напугал! — и пожимает плечами: — Что с них взять, кроме анализов?
В другом магазине мужской одежды на площади Розы Люксембург Дима, взял брюки с собой в примерочную кабинку. Я присел в кресло у выхода с его курткой и равнодушно разглядываю интерьер магазина.
Димон там долго мерил. Вдруг слышу из Диминой кабины возглас:
— Эй, кто-нибудь! Здесь туалетная бумага кончилась!
В магазине нелёгкое, явно тяжёлое замешательство, можно сказать, по-большому! А когда до продавцов доходят возможные последствия этих вскриков, к Диме в кабинку врываются два молодых парня-продавца. Поняв, что это просто прикол, начинают реготать. Затем хохочет весь магазин. Я, конечно, тоже в отпаде! А Димочка выходит из примерочной и на полном серьёзе говорит продавщице:
— Беру эти брюки! Заверните! Можно в туалетную бумагу! А то у нас в стране с ней дефицит!
…Как-то мы с Димой мчались в метро. Рядом оказалась очень красивая девушка, ехавшая с подругой. Подруга – так себе, ничего выразительного, а та девушка…
Мы с Димоном пялились на неё, пялились, а потом Димочка придвигается к барышне и говорит:
— Девушка, а, девушка! А вы не скажете, который час?
— Нет.
— И напрасно! — тут же последовал Димин ответ. — Я в постели клёвый!
Однако девица оказалась тоже – палец в рот не клади!
Так и не глянув на Диму, едва поведя головой в его сторону, она проговорила:
— Мааааалаааадой челаааавек! Мы с вами будем лежать рядом только в том случае, если нас переедет самосвааааал!
Мы с Димой так и грохнули со смеха.
Дмитрий, продолжая хохотать, высказался весьма афористично. И эта его фраза попала в мой курсантский дневник. Сквозь смех он заметил:
— Вот, Юра! Если девушка не только красивая, но и умная, то трахать её не только приятно, но ещё и интересно!
Тут уж хохотом залились две подруги. Только после этого нам были подарены благоприятные взгляды обеих…
И ещё! Дима несколькими фразами умеет (понимаете, умеет!) заставить задуматься о себе и над тем, как стать и быть лучше!
…Через два года, когда я учился уже на четвёртом курсе, в очередное увольнение пришёл к Диме провести с ним день перед отъездом на полёты и попрощаться до осени. Наша эскадрилья уезжала летать в Кировоград. А это всё-таки далеко от Харькова.
Просчитав наши финансовые возможности, мы пошли в ресторан и целый вечер без умолку болтали, как две кумушки, которые давно не виделись, хотя последняя встреча была на предыдущей неделе. Казалось, мы наслаждаемся общением вдвоём. И не уставали друг от друга, всегда находили общие темы для разговоров.
Потом Дима, не смотря на мои протесты (время было позднее), вызвался меня провести до училища. Подъехали к воротам в веках прославленного ХВВАУЛ на такси. И прощаясь, Дмитрий вдруг сказал:
— Спасибо тебе, Юра!
— Дима, за что? — удивился я.
— За то, что у меня есть такой друг, как ты! Мне приятно с тобой общаться, с тобой дружить!
Внимательно смотрю на Диму: может, он шутит? Я всегда искренне полагал, что ничего такого необычного во мне нет! Так, нормальный парень. Ну и что, что учусь в лётном? Летать на истребителях – это будет моей работой! Так же, как у Димы работа будет – копаться в человеческих внутренностях и лечить людей.
Потому проговорил задумчиво:
— Интересно! А мне всегда казалось, что больше получаю от общения и дружбы с тобой именно я! И не раз ловил себя на мысли о том, как мне повезло, что мы встретились и подружились!
— Хорошо! Не будем спорить, кто больше дал и взял от наших отношений! Мне нравится твоя прямота, твоя начитанность, твоё умение понять другого, и, скорее всего, как бы это выразить… умение кому-то сопереживать. Душевность, что ли. Но не распахнутость, не общедоступность. Ты сам себе на уме – в этом тоже есть какая-то изюминка. Когда я первый раз наблюдал тебя на вечере у Юры Романова, смотрел, как ты держался, когда рассказывал о парашюте и парашютистах, я поймал себя на мысли… что ты в дружбе не предашь! А для меня в человеке это главное. Ведь меня в школе предавали…
— Да?
— Да. И ещё я тогда подумал: а сможешь ли ты подружиться со мной, таким, какой я есть! В тебе есть какая-то… надёжность, что ли!
••>> >> [Через много лет я услышу это же от противника. Не столько мне, сколько самому себе арестованный агент иностранной разведки будет задавать риторический вопрос:— Это не во мне, — улыбнулся я Диме, вспомнив определение моего командира роты Неперова. — Это в моём знаке Зодиака! Но странно! Именно эти качества меня привлекают в тебе – прямота, начитанность, понимание, умение сопереживать. Ты умеешь слушать, сам интересно и просто рассказываешь о сложных вещах. Я от тебя много взял! И ты тоже, как мне сдаётся, надёжный в дружбе и не сможешь предать!
— Как я вам поверил?! Почему?! Почему вы мне показались таким надёжным?!.
Именно это и некоторые другие качества однажды завораживающе будут действовать на моих противников, когда придётся работать на подсадке «под чужим флагом» в совместной операции КГБ-ГРУ против матёрых шпионов и диверсантов, пеленой заслонять им мою настоящую сущность – офицера советской военной разведки… Об этой ещё одной совместной операции наших спецслужб я расскажу, когда это будет к слову, в эпизоде 107 «Лиминг».] << <<••
••>> >> [Много, много позже, как я только что упомянул, по результатам психологического тестирования и многочасовых собеседований именно эти качества высмотрят во мне мои начальники из военной разведки и в числе некоторых других моих коллег доверят один из самых таинственных и засекреченных участков работы в ГРУ…] << <<••…А пока я, затаив дыхание, слушал, что мне говорит мой друг. И Дима продолжил так:
— Но, Юра! Не скрывай этих своих душевных качеств! Потому как, ты не каждого к себе подпускаешь! Поэтому со стороны не все могут в тебе быстро разобраться! Ты иных, кто мог бы тоже стать твоим другом, держишь на расстоянии!
— А ты, Дима? Скажи, ты допускаешь в свой внутренний мир всех и каждого? — я прищурился.
— И я не всех!— улыбаясь, кивнул он.
— Может, поэтому мы и нашли друг друга, что смогли довериться один другому? Почувствовали, что здесь – можно. И, оба надеемся, что в будущем не пожалеем об этом?..
— Я сейчас не об этом! Я о том, что, быть может, кому-то будет не хватать твоей помощи. Именно твоей! В его трудную минуту. Понимаешь? Ты же хочешь быть полезным, помогать, подставить кому-то своё плечо, дать опору, тогда как другие от этого человека отвернулись.
О, боги! Да я был просто поражён тем, что мой друг говорит совсем так же, как когда-то майор Неперов обо мне говорил Ёсипову (эпизод 17й «Разведку интересует всё!»).
Дима, между тем, продолжил:
— Я чувствую, я знаю!
А я вспомнил Елалетдинова, Белобородько, Галагу.
— Помогать, говоришь? Нет, буква «Д», не каждому! — честно признался я. И добавил уверенно: — Тут ты во мне ошибаешься!
— Не каждому, но тем, кому ты веришь! Кто, ты считаешь, не сподличает, не предаст!
— Смотри, какой ты наблюдательный! — засмеялся я. — А зачем ты мне всё это говоришь?
— У Шекспира в одной пьесе есть весьма тонкое психологическое наблюдение. Там героем пьесы сказано: «Ты меня сегодня не похвалил, и убил во мне доброе начинание»! Я хочу, чтобы ты знал об этих своих качествах, оттачивал их и оставался таким всегда! И стал более доступен для других. Ухватил?
Я стоял изумлённый и даже не знал, что Диме ответить! Хотя эти психологические заметки великого поэта мне были не новы…
— Дима, ты, наверное, преувеличиваешь! Нет-нет, это не якобы скромность – говорю, что думаю! Если оборотиться к моим отношениям с товарищами по курсу, я бываю жёстким, неуживчивым, нетерпимым к чужим недостаткам… Понимаю, что это плохо, однако порой по-другому не могу!
— Это, наверное, потому, что на тебя пытаются давить? Нет?
Я задумался:
— Не знаю, Дима! Иногда это здорово мешает! Потому как у нас на курсе, по большому счёту, все – нормальные ребята! Но вот настоящая дружба – почему-то лишь с тобой. То, что некоторые наши выпивают, а мне, как секретарю комсомольской организации, приходится с ними разбираться, предлагать наказания и проводить в жизнь решения бюро… Иной раз приходится использовать на собрании всё своё красноречие, буквально вывернуться наизнанку, пока убедишь коллектив не прощать выпивоху, а наказать! В том числе, для его же пользы. Потому как – я заметил – безнаказанность развращает. И вместо выпуска последует его исключение из училища…
Я посмотрел в сторону КПП училища. Образовалась пауза. А Дима просто наблюдал за мной и было видно, что ему интересно, что я буду говорить дальше.
— Кто-то не нравится мне, кому-то не нравлюсь я – не без этого… Не знаю, Дима… Это жизнь!.. — Снова гляжу своему другу в глаза. — Но я обещаю, что подумаю над твоими словами!
— Видишь! Ты пытаешься в себе разобраться! И сие тоже мне в тебе нравится!..
— Да, — вздохнул я и признался: — Но пока сие плохо получается!
— Пусть будет всё хорошо! Удачи тебе на полётах! Пусть авиатехника работает как часы, командиры не станут придираться, лётчик-инструктор будет знающим, твои товарищи по отношению к тебе, а ты по отношению к ним – понимающими!
Это Дима пожелал, исходя из моих рассказов о предыдущих полётах.
— Возвращайся осенью с хорошим налётом и освоенным ещё одним типом истребителя! Я же вижу, как тебя это увлекает! И в лейтенантских погонах! И не забывай своевременно отвечать на мои письма! Мне интересно их читать! Многие я даже перечитываю…
— Да?
— Да, буква «Ю», да! — заулыбался Дима своей прекрасной улыбкой. — Ты умеешь писать письма!
Тут он заграбастал меня в свои крепкие объятия, похлопал по спине. И я возмущённо закричал:
— Да осторожнее ты, эскулап! Крылья помнёшь!
— Не помну, пернатый, не помну! Ты у нас выносливый, двужильный!
Потом мы крепко пожали друг другу руки, и я нырнул за ворота училища.
Немного отошёл, обернулся. Дима стоял, оперевшись на дверцу такси, и смотрел мне в след.
Помня, как это приятно другим, я поднял руку в знак прощания. Дима поднял свою, и поводил ею из стороны в сторону. Я снова пошёл по училищной аллее.
Через десяток метров обернулся. А Дима всё стоял и также смотрел, как я ухожу в темноту. И тогда я ему замахал обеими руками: уезжай, уезжай! Он поднял руку, сел в «Волгу» и укатил.
Тогда я шёл в казарму и всё внутри у меня пело. И было, отчего! У меня есть хороший и умный друг, которому я небезразличен! Он может надеяться на меня, ценит мои душевные качества, а я ценю его, и мы оба рады, что дружим. В общем, у меня есть, на кого опереться, с кем поделиться наболевшим…
А как сделать так, чтобы не только Дима, но и мои товарищи по курсу могли стать мне ближе? Не могу же я кричать на каждом углу: «У меня есть друг, который считает меня надёжным! Поверьте мне, мне!»
Нет-нет! У меня, конечно, есть недостатки, а у других – много положительных качеств. И каждый человек, а не только я, – это целый мир!..
Вот такой у меня друг Дима!..
Кстати, мои блестящие глаза и приподнятый настрой в тот вечер не остались без внимания однокурсников.
В коридоре казармы перед вечерней проверкой, когда я стоял, глядя в окно, и переваривал Димины слова, сказанные им перед расставанием, ко мне подошёл Женька Щербаков и поинтересовался:
— Что это ты так цветёшь?
— А что, со стороны видно? — озорно посмотрел я на Евгения. — Настроение превосходное, Женя!
— С чего это вдруг? Бабу, что ли, выеб*л?
— Лучше, Женя, лучше!
— Странный какой-то у нас курсант в казарме пошёл! Ни черта в жизни не понимает! Что может быть лучше, чем выеб*ть бабу? — засмеялся Евгений.
Но разговор этот состоится лишь через два года. А пока…
Пока же у меня бессонная ночь в щитовой казарме Великокручинского гарнизона.
••> Каждый человек должен знать, что другие не оставят его ни при каких обстоятельствах. Что можно проиграть всё, но команда должна быть на борту – живые и мёртвые. Этого правила не было в инструкции. Но если бы так не поступили, никто бы не летал.
••> — Тир, наша дружба цела и невредима! Ни царапинки! Это точно!
••> — Знаешь что? Если у меня есть друг на свете, то, наверное, это ты!
••> Настоящий друг тот, кто может, как на духу, поведать вам о всех своих бедах, но не делает этого!
Ad usum internum³
— Мне нравится, когда со мной дружат!
— До конца, мой нубийский брат! До горького конца!
— Ты – друг декана?
— Я даже спал с его женой!
— Приду!
— Да будет свет!.. Золотые ручки! Не говоря уже обо всём остальном!Из америк. худ. сериала «Андромеда»
— Скажи, а ты всё делаешь левой рукой?
— Да, кроме стрельбы. Стреляю я членом!Из америк. худ. к/ф-ма «Большая красная единица»
М-да! На память приходит ещё одна цитата: «Жизнь – переменчивая сука». Это Глен Кук. Грубо, может быть, но подмечено точно. Но жизнь такова, какова она есть, и больше никакова. (Ох, чувствую, по русскому языку мне уже можно ставить двояк!) Вот и сейчас. Ты вроде бы есть, а тебя в эту минуту никому не надо! Но я чувствую, что этого мне уже не хватает! Перефразируя классика, можно констатировать: уж полночь близится, а близости всё нет! А тут ещё сей проныра пожелал мне «спокойной вздрочи»! Будущий доктор – разведу я здесь руками. Знает, что желать бедному курсанту! В общем, пока мне больше ничего и не остаётся. Прошу пардону, но физиология берёт своё.
Чёрт! Сна нет ни в одном глазу! И я совершенно незаспанными глазами уставился в серый от темноты потолок нашей казармы, ощущая сильно восставшую плоть и непреодолимое желание.
Ах, какие эротические картинки плыли в воспалённом мозгу! В такие минуты я начинаю жалеть, что не взял сюда, в Кручу, заветную тетрадь с записями о своих интимных встречах зимой. Ладно, я бы изменил своему правилу – не перечитывать то, что изложено недавно! Перечитал бы в свободное время в нашем классе. Интересно, как там у меня получилось? Не скучно хоть? Наверное, муть непередаваемая?..
Но, перечитывая, пусть и коряво написанное, хотя бы мысленно окунулся б в ту атмосферу, когда любил и имел…
Танечка…
Наши совместные с Димой встречи с Жанной, с Жанной и Алёнкой. Иришка, с её желанием жёсткого секса и грубыми выражениями. Красивые обнажённые девичьи прелести, которые в те минуты мог созерцать, ласкать и целовать…
Молоденькая уже-не-целочка, с которой я ещё даже не знаком и которую Димон ввёл в прекрасный мир секса, но которую я, судя по всему, обязательно поимею с ним, когда окажусь в Харькове! Жди, малышка, – в нескольких сотнях километров от тебя уже есть, живёт, пульсирует и хочет тебя курсантский бамбук, который тоже окажется внутри тебя и постарается доставить тебе незабываемые ощущения! Ну и себе, конечно, тоже – уж, извините, не без этого!..
Почти каждую бессонную ночь распахиваю свою душу навстречу незримой любви…
Эх, сколько было силы, сколько страсти, сколько жажды в этих моих мыслях и видениях!..
Не буду описывать, что чувствовал сегодня, когда мысленно находился в стране своих порно-грёз и похожих на грех воспоминаний!
Впрочем, разве это греховно? Что такое грех? Это нарушение религиозных предписаний. Кто такой грешник? Это человек, нарушающий религиозные предписания. Для меня эти самые предписания не существуют, ибо я – глубоко неверующий человек! Как эти самые предписания не существуют для буддистов, даосов, мусульман, язычников. Вот как только я поверю в эту иудейскую сказочку, что некий Иисус воскрес после казни на кресте, вот тут я сразу превращусь в грешника!
Да! Так я о своих эротических думах!
Признаюсь: мои воспоминания и фантазии сегодня, впрочем, так же, как и всегда, приличиям не соответствовали! В этот ночной час они настолько глубоко овладели мной и увели в мир таких мечтаний, что моему возбуждению не было границ.
…Тогда я овладел Алёнкой, поставив её в позу пьющей из ручья, и уже подходил к финишной прямой… И тут к нам приблизилась только что осеменённая и освобождённая от сцепки Димой Жанночка. Хлопнув меня по ягодицам, присела, нежно взяла меня за мошонку, вытянула её, сколько можно, помяла ядра и, явно обращаясь к Диме, проговорила:
— У Юры есть здесь, за что взять, подержать и ощутить! Смотри, какие крупные!.. Даже ваши родители не могут брать вас за яйки, а мы с Алёной можем!
Она ощупала и чуть сдавила ядра. И я, двигаясь в тугой алёнкиной норке, ощущая свои шары в нежной жанинной ручке с её миниатюрными пальчиками, умом вникнув в то, что она только что сказала, вдруг почувствовал наплыв такого бешенного оргазма, которого давно не ощущал! Это был взрыв услады по интенсивности, ураган наслаждения по продолжительности, цунами блаженства по ощущениям! Мне кажется, я кричал какие-то пошлости, стонал, продолжая брать, отдавать, засаживать, однако уже потеряв себя…
Моё состояние по незримым каналам полового акта передалось и Алёне. Наши вскрики – наполовину стоны, наполовину рычание – слились в один. Девчонка потеряла силу в руках и ногах, начала спадать влево. Но я руками удержал её, боясь незавершённости удовольствия и не дал расцепиться. Потому что там, где-то внизу, было просто извержение вулкана…
Испустив горячую лаву, я перестал Алёну удерживать и мы повалились на бок. Я её обнимал сзади, нашёл в себе силы продолжать целовать шейку, руками ласкать горячие сосочки… Если мне стало приятно от того, что меня взяли за яички, то, возможно, что им приятно, когда берут за груди?.. Ведь это в сексе самое лучшее – доставить удовольствие своей партнёрше по наслаждению!..
Когда пришёл в себя, обернулся. Димон полулежа, раздвинув ноги, поглядывал на меня и улыбался во все свои тридцать два зуба!
— Ну, ты даёшь, буква «Ю»! Ты был как гладиатор, который совершает свой последний в жизни половой акт перед выходом на арену, где погибнет красивой смертью на глазах публики! Такой е*ле с такими ощущениями только позавидовать можно!
— Буква «Д», я не знаю, что случилось! — отпускаю Алёнку и переворачиваюсь на спину. — Никогда не думал, что это так приятно, когда тебя берут за я*ца, ощупывают их. А если это ещё во время полнокровного полового акта с другой партнёршей… Дима! Кажется, я тогда потерял рассудок!
— Я это заметил! Вот тебе преимущества группенсекса перед традиционным коитусом в заурядной паре! — рассмеялся мой приятель.
••>> [Не знал я тогда, не мог знать, что в тибетских тайнах, о которых прознали в секретных службах моей страны, существуют методики, которые усиливают наслаждения, получаемые при половых сношениях, как по интенсивности, так и по продолжительности. Что, познав даже толику специально наработанных психосексуальных техник, к «простым» оргазмам просто не захочется возвращаться…] <<••Жанночка! Как она догадалась взять меня сзади за… Алёнка! Как я её тогда…
Голова идёт кругом. И рука на головке, между прочим, тоже! Именно в такие мгновения, можно реализовать столько возможностей и наяву получить море наслаждений! Именно, наслаждений! Наяву, чёрт возьми! И обязательно с восклицательным знаком! Может, даже не с одним!!
Тут оргазм гасит моё сознание, и я на десяток прекрасных секунд улетаю в заоблачные выси, еле сдержав рвущийся наружу полустон-полувскрик – чтобы своими наслаждениями не разбудить всю казарму…
Нирвана!..
Лежу без движения, переживая полученные ощущения. Невольно думаю о том, что удовольствие имеет одно очень важное достоинство: в отличие от счастья оно существует в реале, в настоящем, а не только в прошедшем времени…
Ad modum4
— Так и быть, если обещаешь не кончать в трусы!
— Хорошо. А я через минуту. Только уговорю свои гормоны успокоиться!.. Ребята!
— Из пальца много не высосешь! Кулачком работаем!
— Заткнись!
— Вы же знаете, что у меня на Диком Западе самая быстрая рука!
Второй ковбой:
— А я предпочитаю женщин!
— А мы сюда своего кота взяли. Представляешь, а здесь ни одной кошки!
— Это его проблемы! А мышей он хоть ловит, жрёт?
— Мышей-то он ловит, только не жрёт, а убивает их по-другому!..
— Это прекрасно! Ты интересуешься жизнью, пытаешься получать удовольствие!Из америк. худ. сериала «Доктор Хаус»
— Что вы там делаете? Пора ложиться спать!
— Я не хочу спать!
— Скоро захотите!Из фр. худ. к/ф-ма «Хищники»
— Королева моих снов, леди из долины…
— Дальше!
— Я иссяк!Из америк. худ. сериала «Калифрения»
В душе радуясь полученному наслаждению, отогнав интимные видения, переведя дыхание и успокоив рвущееся из груди сердце, я, всё-таки ругая себя за несдержанность, поднимаюсь и бесшумно, как тени предков, рулю в умывальник. Левой рукой держу перед собой жгут полотенца, которым прикрываю свою, налившуюся крепкой сталью, пока неопадающую толстую, как дубинка, эрекцию. Правая рука – в трусах с пережатой крайней плотью и вырвавшимися наружу своими живчиками.
Прохожу мимо подпирающего стенку, дремлющего у тумбочки дневального – нашего округлого, как футбольный мяч, Саши Млыщенко. Но, можете не сомневаться, стоит только шевельнуться кому-нибудь на пороге казармы, как дневальный тут же встрепенётся, распахнёт свои глаза и никто не заподозрит его в том, что он секунду до этого был накоротко в отключке. Этому нас никто никогда не учил. Но это почему-то умеют делать все! А сейчас дневальному нет никакого дела до того, кто проходит мимо него из кубрика в умывальник.
Эх, мне бы желание Млыщенко поспать!
Вообще, я удивляюсь: почему это наши казармы на ночь остаются нараспашку, а не запираются изнутри? Ну, понятно, что в этом случае дежурному по полку легче контролировать несение внутренней службы. Но, с другой стороны, ведь достаточно 3-4 хорошо обученных диверсантов, чтобы вывести из строя весь личный состав! Что там сделают наши дневальные со штык-ножом против пистолета с глушителем или восточных боевых искусств?! А потом эти непрошеные гости плеснут из бутылочки на пол жидкость и уйдут, сказав на прощание: «Спите спокойно, дорогие товарищи!» При современном развитии фармакологии и ядов через пяток минут всё будет кончено…
В умывальнике я тщательно вымылся, не забыв ополоснуть прохладной водой себе лицо. Опёрся руками о раковину и задумался.
Физиологи говорят, что после коитуса всякий зверь печален…
Пусть зверь, пусть печален! Но, чёрт подери, где мои коитусы? Где, я вас спрашиваю!
Постоял у окна. Повздыхал.
Боже, как мало нужно человеку для счастья! Но ведь даже этого сейчас нет!
Бреду к своей коечке. Может, она хоть немного без меня охладилась? Смотрю на часы – четвёртый час. Время бы уже заснуть. Но сон по-прежнему ко мне не торопится. Он где-то борется с теми, кто сейчас во внутренних нарядах, в караулах и особенно на постах.
Укладываюсь.
М-да! Пора бы с кем-нибудь поделиться своими «свежими, тёплыми, живыми» соками. Однако с кем?
Чёрт, опять ты об этом? Что, потом снова нестись в умывальник?
Я вздыхаю и ложусь на бок.
Вон Вовка Журавлёв уже бьёт клинья к одной из двух девушек из Объективного контроля. Она уже позволяет ему себя обнимать за плечи. Я тоже плавненько подключаюсь ко второй девушке, чернявой Лидочке, с большими карими глазами. Но не знаю, что из этого получится. В любом случае, ничего (кроме своих соков) на самотёк пускать нельзя. В том числе и желания.
…Только под утро я забылся в совсем неосвежающем сне…
Erat, est, fuit!5
— Спи? Польза сна преувеличена, не правда ли, мистер Хант?
— Это зависит от того, с кем вы его делите, миссис Арт!
— Как человек с чистой совестью!
— А мы? Как же мы?
— И вам пора спать! Нет, тебе лучше отправиться в постель!
— Краски сгущаются, когда мы ложимся спать.
— Спокойной ночи!
— Скажите, как вам спится по ночам?
— Плохо! Очень плохо! А что прикажешь делать?Из худ. к/ф-ма «Дублёр начинает действовать»
— Странно! Когда бы я вас не встретила, у вас не удовлетворённый вид.
— А я должен быть удовлетворён?
— У вас есть всё, что вы хотели!
— Вы так считаете?Из фр. худ. к/ф-ма «Борсалино»
Майор Полтавский из 1 аэ с разбега сунулся в наш кубрик, чтобы покричать на нас, показать свою власть, а, если удастся, спровоцировать на ответную грубость кого-либо из наших курсантов. Потом, конечно, прогнуться перед командиром полка, подставив «заклятых друзей» из соседнего подразделения: как плохо, товарищ подполковник, у них и как хорошо в эскадрилье у меня!
— Что, четвёртая, команды на подъём не слышали? Отчего так вяло становитесь в строй? Волошин, почему ещё на койке сидишь?
— Я – Волокин!
— Не спорь с руководством! Бегом в строй – я сказал! Всех касается! Бегом!
Тут из-за спины он слышит спокойный голос нашего ответственного офицера, интеллигентного штурмана эскадрильи майора Рассадкова:
— Ну, чего тебе здесь надо? Что, своих курсантов мало? Сами как-нибудь разберёмся! Или ты сам себя вдруг назначил ответственным по всему полку? — улыбается он своей миловидной улыбкой, а глаза в сторону Полтавского колючие.
— А! Есть ответственный? Я хотел помочь… — растерялся начштаба 1 аэ.
— Не надо никому помогать, если тебя об этом не просят!
И Полтавский невесело перетекает в кубрик курсантов своей эскадрильи. Там он почему-то особо не шумит! Можно подумать, что те становятся в строй, как часы!
Ёсипов тоже стоит невыспавшийся и злой, как шарфюрер СС из Дахау, нас подгоняет.
Отработанными движениями, с закрытыми глазами я намотал на ноги портянки и натягиваю сапоги. И, засунув руки глубоко в карманы (чтобы этим и незастёгнутой гимнастёркой прикрыть свой довольно сильный бугор ниже пояса), на автопилоте бреду в строй. Занимаю место во второй шеренге и прикрываю глаза, опёршись на стенку, пытаюсь ещё хоть немного поспать. (Как писано в книге «Ву», «Недостаточно встать рано, надо ещё и проснуться».) Тем более что нас сразу стали распределять на работы «на после завтрака».
Услыхав своё «фамилиё», я выдавил из себя нечто похожее на «Я», а затем дождался следующей фамилии. Им оказался стоящий справа Витя Самойченко. Поворачиваю к нему свою заспанную физиономию, слегка расплющил глаза и рот и, сделав неимоверное усилие, вопрошаю:
— Вить, куда нас?
Витюля тоже досыпал в строю. Не открывая глаз и смешно скосив в мою сторону лишь губы, как лошадь, пытающаяся достать далеко расположенный стог сена, он протянул:
— Рабо-о-от-т-тат-т-т-ть…
— Я понима-а-аю, что не де-е-евочек еб*-а-ать! — нараспев проговорил я.
Тогда он добавляет:
— Раб-б-бо-отатттть… — и на следующем выдохе (обречённо): — На аэродроооомммме!..
— Вас по-о-онял! — тяну я голосом изморыша.
И снова впадаю в состояние сомнамбулы.
Через пяток минут строй распустили.
Кое-кто тут же плюхнулся на свою коечку, чтобы вырвать у сна ещё несколько мгновений. Я же, нащупав на пяльцах кровати своё полотенце, пока нет очереди в умывальнике, рулю к краникам с прохладной водицей.
Умылся. Вытираясь, замечаю на руках множество следов от комариных укусов. И я в сердцах предаюсь греху смачного сквернословия в адрес летающих паразитов.
Это ж надо – так полакомиться мной! И моей любимой четвёртой группой крови! А ведь меня и мою редкую группу крови надо беречь! Я читал, что людей с четвёртой группой крови в мире насчитывается не более 5%! Можно сказать, штучный товар! С третьей группой – 10%; со второй – 15%. А этой бестолочи, с универсальной первой группой – остальные 70%! Штамповка – что с них взять?
Так вот! Нет, чтобы пить эту первую группу, так эти комариные самки предпочитают мою деликатесную кровь!
Застелив коечку, выхожу на улицу и иду в туалет. Одна рука – на курсантском ремне, у самой пряжки, вторая – глубоко в кармане. Уж больно неоднозначно выпирает восставший неумолимой сталью утренней эрекцией мой король-балун.
На узкой дорожке нос к носу встречаюсь с Саней Котиевским. Покосившись на мой пах, из которого недвусмысленно выпирало даже через гимнастёрку, он заметно усмехнулся.
Тогда я намерено убираю руки, которыми худо-бедно прикрывался.
«Ну и смотри, чёрт с тобой! Мне ни капельки не стыдно! Да, стоит как каменный! Длинный и толстый! И яйца у меня крупняк! Жанночка говорила, есть, мол, что ощутить! Меня брали за них и мне это было приятно! А пенис всегда у меня стоит по утрам, пока не помочусь! Понял? Хочешь – смотри и улыбайся, что засёк меня со стояком в штанах! И онанизмом, когда припрёт, занимаюсь, однако! Да, представь себе, мастурбирую! Ещё и как! И мне доставляет удовольствие даже сам процесс, до наступления эякуляции, а не только оргазм, от наслаждения которого вообще теряешь контроль над своим телом и своими мыслями, личным естеством, когда бесконтрольно закатываются глаза, хочется неуёмно извиваться, поддавать своей задницей в руку, громко стонать и метаться по подушке, потому что кажется, что услада рвёт тебя на атомы и ты принадлежишь Вселенной!.. К тому же, наплевать, что ты обо мне подумаешь!» — со злостью решаю я о Котиевском.
Вот тут я понял для себя: счастье молодого парня – это когда можешь остаться один на один с самим собой, раздеться до гола… А потом не нужно скрывать или там никому врать, что тебе бывает хорошо!
Rinforzanido!6
— Правда, что ли? Вот природа! И у них бабы кровь сосут!
— Мне плевать на комара!
Порадуйтесь, не истребят
Ни годы их, ни моды, ни пожары.
— Я не отлил!
— Ничего милого! И весёлого тоже! Я тебя не из любезности позвал! А затем, что есть лишь две вещи, которые парни делают в одиночку. И боулинг – не в их числе!
— А что второе?
— Другой рукой!
— Знаете, что поможет? Ополосните лицо холодной водой и выйдите на улицу. Вы увидите: мир остался прежним!
— Да нам они на фиг не нужны!
— Раз вы едете только вдвоём, они вам пригодятся!
Одного старателя уговорил купить, а второго – нет.
На следующее лето за припасами пришёл только тот, кто купил досочку. Продавец спрашивает: что со вторым?
— Я его застрелил, когда заловил его в постели с моей досочкой!..
— Мама, я писала и выписала пулю!
— Да был вот такой случай несколько лет назад, когда я вас с братиком в животике носила…
Позже прибегает сынишка:
— Мама!..
— Знаю-знаю, ты писал и выписал пулю…
— Нет! Я дрочил и застрелил бабушку!
Попробуйте-ка подумать о прекрасном стоя в очереди в туалет.МЕЙДЗИН (Алексей ГУСАРОВ)
Да, это его слабое место. Но до чего сильно!Андрей БРЕЖНЕВ
Упаковать своего скакуна опять в стойло стало легче. И уже на обратном пути к казарме начинаю чувствовать, как мой толстый и упрямый по утрам удав стал медленно и благополучно принимать спящее положение.
Рулю к казарме, где перед входом усаживаюсь в курилке, подогнув под скамеечку шасси.
Закрываю глаза. И жду построения на завтрак.
Тут на крыльце появляется майор Полтавский. Он с возмущением отбивается от наседавшего Юры Изаева, курсанта из 1й аэ:
— Да нам с вами, Изаев, об этом нечего даже пить! То бишь, есть! Я хотел сказать, говорить! Всё!
— Товарищ майор! Но ведь это несправедливо! — не отстаёт Юрий.
— В армии много несправедливого! Но зато всё однообразно и правильно!
— Однако я же не успею выполнить приказ комэски!
— Не успеешь – прикажу копать окоп для стрельбы с лошади стоя! А это очень глубоко, поверь! В общем, я за вас, товарищ курсант, свою работу делать не собираюсь!
Я сижу и еле сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться после каждой фразы НШ первой аэ. Интересно, понимает ли он сам, какие тирады выдаёт в эфир?
— Но, товарищ майор!..
— Я сказал: всё! После завтрака – со всеми на территорию! И мести вениками, мести и ещё раз мести! Как завещал нам великий [Ленин – чуть не вырвалось у него]… Тьфу, чёрт! Мести, пока я не скажу!
Полтавский уплывает в сторону жилой зоны, видимо, на завтрак.
А Изаев, глядя ему в след, произносит:
— Как говорится, «шерше-ля-фам»! Что в переводе означает: «Ну и пошёл на х*й, старый козёл»! — И, помолчав, добавляет: — Н-н-не удалось! Л-л-ладненько! Пойдём другим путём!
В это время из казармы важно вышагивает старший сержант Гоменьченко. Он как всегда по утрам, умыт, причёсан влажной расчёской и сияет как новый пятак. Сапоги у него, как обычно, надраены до невиданного блеска. Всем своим видом Гоменьченко излучает уверенность в себе и важность своей должности – заместителя командира взвода.
Изаев:
— Слышишь, Омеля! Полтавский дал мне команду не идти на территорию! — и в качестве подтверждения сказанного, рукой и глазами показывает в сторону удаляющегося начальника штаба эскадры. — Он сказал, что поручение комэски важнее!
— Изаев, запомни! — гремит Гоменьченко. — Комэск приказал, значит, выполняй! После завтрака – в экипажный класс, и доделывай, что нужно!.. Полтавский, Полтавский! Могли бы и сами решить! Вечно вы через голову бегаете по начальству!
Espressivo!7
— Бл*дь! Ещё один м*дак растёт!
Правильный ответ: — Первую отпороть, вторую отодрать!
— Пойду, среди начальства потусуюсь. Для карьеры полезно.
— Для карьеры полезно работать.
— Ну, это, знаешь, опасное заблуждение.Из худ. к/ф-ма «Мягкая лапа смерти»
— Счастье? Да счастья вообще нет! Оно если и бывает, то временно, фрагментами.Из худ. сериала «И всё-таки я люблю»
Только после завтрака во мне всё проснулось. Всё, кроме желания работать на аэродроме! Но нашими желаниями в армии, кроме нас самих, никто не интересуется! Особенно, когда речь идёт о работе.
После столовой все, кто был выделен для пахоты в «аэропорту», переоделись в лётные комбинезоны. И потом нашу группу привели к автопарку. Ждём машину, чтобы ехать на аэродром. Ребята стоят, курят. Все в лётных комбинезонах.
Я снимаю пилотку и, покусывая травинку, ложусь под дерево.
Тепло. Сквозь листву солнечный луч заглядывает мне в лицо. Видны облака и где-то там, на огромной высоте, сказочно-голубое небо.
Я – курсант лётного училища! Я учусь летать и буду военным лётчиком! Исполняется моя Мечта!
Мне показалось, что я счастлив!..
— По машинам! — слышится команда.
И вот мы едем на аэродром. Сзади на своей старенькой «Победе» плетётся штурман эскадрильи майор Рассадков. По его плану мы должны расчистить [от травы] тренажную площадку с макетами пилотажных зон.
Я сижу в передней части кузова. Встречный ветер бьёт в лицо, а на большой скорости [нашего] грузовика режет глаза. Надеваю солнцезащитные очки. Помогает.
Вспоминаю, как ехали по этой дороге [на аэродром] в первый раз. Всё рассматривали, ухватывали каждую мелочь. Теперь путь знаком и безразличен. Вот, за тем поворотом начинается небольшой пруд…
Дорога, хоть и асфальтирована, но этого не замечаешь. Пыль покрыла её толстым слоем. А за машиной стелется целый шлейф. Бедная «Победа»!
Проезжаем деревню и вкатываемся на лётное поле.
Сегодня воскресенье. Отдыхают самолёты. Отдыхают и люди. Кроме нас, конечно!
Крылатые машины ровно выстроены в ряды. Словно не было 22 июня 1941 г. наверное, для того, чтобы всю стоянку поразить с одного захода! Надо же экономить горючее супостату! Только часовые своей мерной поступью нарушают покой наших Элов.
Мне и Витюле Самойченко досталось щипать травку в “3й зоне”. Работа непыльная, но однообразная и муторная. Раздевшись по пояс и подставляя под ласковые майские лучи солнца свои молодецкие тела, принимаемся за работу. А за работой, что только не вспомнишь, о чём только не поговоришь!
Виктора, к примеру, волновало его [кровяное] давление. Недавно врач полка сказал, что Витю посылают в Рогань на ВЛК8. Повышенное давление. Оно у него, как выяснилось, всё время повышенное. И только доброта майора Девяткина и контрольные полёты спасали его. Но пришло время вылетать самостоятельно, и позавчера доктор сказал:
— Знаете, ну, пропущу я вас здесь. Вы вылетите [самостоятельно]. А дальше что? Первое же ВЛК вас спишет [с лётной работы]. И хорошо, если это произойдёт сейчас, на втором курсе. А если на четвёртом? В строевой части? У вас всё время повышенное давление! Но я думал: контрольные [полёты] с инструктором ещё можно позволить, а потом? Выпущу я вас в самостоятельный полёт. Ведь это большая нагрузка на сердце! Вы потеряете сознание и разобьётесь! Что тогда?..
И Витю к полётам не допустил.
Батя, когда узнал это от нас, после личной встречи с доктором сказал:
— Ну вот, Самойченко. Ну, чего он пошёл в авиацию? Шёл бы в институт, где на это давление никто не смотрит. А пошёл сюда. Давление, как у гипертоника! Загнал своё сердце. Загнал…
Теперь Виктор срочно решает, как быть: пойти на гражданку или остаться на [нелётной должности] штурмана наведения. С этими вопросами он пристаёт ко мне и к Шурко. Буквально изводит. И всё об одном и том же.
Вот и сейчас! Тут уж я не выдержал:
— Послушай, Витя! Ты спрашиваешь, куда пойти? Да откуда мы это знаем? Вот, к примеру, я от кого-то слышал о какой-то профессии лестные отзывы. Или сам так о ней думаю. Ты по моей рекомендации пойдёшь в этот институт. А там окажется совсем другое. Ведь все эти отзывы только о каком-то одном “дне праздника” на этой улице. А в остальном – будни, каких много, в сущности, в любой профессии. Если работать честно. Ты всю жизнь будешь меня проклинать за этот совет. А от [новой] своей профессии не получишь удовлетворения.
— Почему это я буду судить о празднике? — не понял аллегории Витёк.
— А потому, что иного тебе просто не расскажут! Вот ты, например, на встрече со школьниками не рассказывал им, сколько нарядов [вне очереди несправедливо] схлопотал у Ёсипова? Нет, я уверен в этом! Обычно ведь рассказывают самое привлекательное. Ты согласен со мной?
Получив утвердительный ответ, я продолжил:
— Возьмём меня. Если у меня когда-нибудь и случится, как в том стихотворении у Феликса Чуева:
«Машина летит и земля приближается.
Где-то заело рули.
Небо становится хмурым и тёмным,
Солнце чернеет вдали…», –
то буду, по крайней мере, в ту минуту знать: в том, что пошёл в авиацию, виноват только сам. И никто другой! Потому, что советчиков у меня не было. Во всяком случае, я их не слушал. Так-то, Витя! Поэтому выбирай сам…
А вообще-то мне жалко и обидно за товарища. Тоже ведь, наверное, поступал в лётное с мечтой! Да и в экипаже нас осталось лишь двое – я и Шурко. Ибо нашего Лелеку за ту пьянку вроде как собираются отчислять.
Plaudite, cives!9
— Я стараюсь, Сарра! Изо всех сил!
______________________
1 Доедать девятый/десятый х*й без соли (нецензурн.) – [здесь:] не иметь достаточного количества еды; голодать.
2 Beatus, qui prodest, quibus potest (лат.) – Счастлив, кто помогает, кому нужно.
3 Ad usum internum (лат.) – Для внутреннего употребления.
4 Ad modum (лат.) – Наподобие; по образцу чего-либо.
5 Erat, est, fuit! (лат.) – Было, есть, будет!
6 Rinforzanido (ит.) – Усиливая (муз.).
7 Espressivo (ит.) – Выразительно (муз.).
8 ВЛК – Врачебно-лётная комиссия.
9 Plaudite, cives! (лат.) – Рукоплещите, граждане! (Традиционное обращение актёров к публике после представления.)