Взлёт

Юрий ФЁДОРОВ

ЗВЕРЬ

1. ЗНАКОМСТВО

      Прошедшие накануне полёты подполковника Кирилла Юрьевича Дубровина, руководителя полётами местного ЦРП, просто привели в ярость. Группа руководства полётами, лётный состав и командир полка полковник Екубовский до этой смены таким его не видели никогда! Как правило, Дубровин был сдержан, и руководство полётами, и разборы ошибок лётного состава проводил всегда в вежливой форме, никогда не позволял себе унижать личное достоинство пилотов. На первой странице рабочей тетради Дубровин своей рукой даже вывел:
      «РП, БУДЬ СПОКОЕН В ЛЮБОЙ ОБСТАНОВКЕ И ПОМНИ: ТВОЯ НЕРВОЗНОСТЬ ПЕРЕДАЁТСЯ ЭКИПАЖАМ ПРАКТИЧЕСКИ БЕЗ ПРОМЕДЛЕНИЯ! НЕ БОЙСЯ БРАТЬ НА СЕБЯ СЛИШКОМ МНОГО! ВО ВРЕМЯ НЕРАЗБЕРИХИ СОХРАНЯЙ ХЛАДНОКРОВИЕ. САМОЕ ЦЕННОЕ КАЧЕСТВО ОПЫТНОГО РП – ОСТАВАТЬСЯ СПОКОЙНЫМ, КОГДА ОСТАЛЬНЫЕ НЕРВНИЧАЮТ!»

      Рабочая тетрадь помогала РП чувствовать воздушную обстановку, отражала направление экипажей в пилотажные зоны, занятие и освобождение их, в ней он фиксировал ошибки пилотов и ГРП, накапливал материал для разборов. Ошибки, как правило, разбирал те, разговор о которых давал информацию другим пилотам и чему-то мог научить!
      Но вчера… Вчера чуть было не потеряли и авиатехнику, и лётчиков. И всё потому что одни пилотяги расслабились, другие не сумели или не пожелали вдумчиво отнестись к воздушной обстановке и правильно оценить получаемые от ГРП команды, а третьи… Третьего опять в полёт выпустили элементарно неподготовленным.
      Лейтенант Торошенко… Хороший парень, смотрящий на мир своими огромными, как спелые вишни, глазами. Воспитанный, всегда вежливый, без услужливой суеты, в нём чувствовалась порода. Это настоящий интеллигент, в чёрт знает каком, поколении! Дубровин не помнил случая, чтобы лейтенант с кем-нибудь при встрече не поздоровался, уж не говоря об отдании воинской чести старшему по званию. И здоровался не только с ним, с руководителем полётов, от которого зависело вставать ему на очередном разборе или нет, но и просто с руководителем зоны посадки, капитаном Витей Лозевым, например…
      И главное – не размандяй, оторви и выброси, добросовестный, старательный, даже, быть может, чрезмерно старательный. Но что-то не получается у лейтенанта с полётами. Ошибки растут с каждой лётной сменой. После полётов комэск в журнале РП выводит очередную дежурную фразу: «Ошибка разобрана с лётным составом. Действия лётчика отработаны на тренаже». И на том всё кончается. Командир звена Торошенко капитан Артюковский и в ус не дует, полагая, что лётчик научится всему сам и сделает выводы самостоятельно…
      А эта сладкая парочка – молодой, только что после Монинской академии назначенный на должность заместителя командира полка, подполковник Сергей Коловатов со штурманом полка майором Геной Горотеевым… Ведь опытные же лётчики!
      Опасные, очень опасные предпосылки к лётному происшествию, случившиеся практически в одно время, которые чуть не привели к печальным последствиям. Дубровин, который отчасти чувствовал в этом и свою вину, ещё раз пережил те страшные минуты. Ведь не пожалей он Торошенко, не выпусти его в полёт, и всё дело ограничилось бы поревом этих двух баранов из управления полка – Коловатова и Горотеева…

2. ЛЁТНАЯ СМЕНА

      Как это всегда в авиации бывает, всё началось с пустяка, ничто не предвещало беды, но затем обрастало сложностями как снежный ком. Погода была не такая уж, чтобы сложная, можно даже сказать простая – 7-8 баллов средней слоистой облачности с нижним краем 1300-1400, верхний – выше 7000 метров, слабая дымка, видимость восемь. Ну, что здесь сложного-то?
      86я спарка Су-17 была поднята в воздух на облёт двигателя после замены. Экипаж: подполковник Коловатов – майор Горотеев. Оба Военные лётчики первого класса. Для них это – рядовой полёт в стратосферу на разгон до сверхзвуковых скоростей… И вот тебе на! Ошибочные действия экипажа в кабине с радиотехническим и навигационным оборудованием и… Чуть не потеряли спарку, а, может, и людей!
      Всё просто! Ответчик дальности не переключен из режима «Наведение» в режим «Посадка» – и на диспетчерском локаторе в активном режиме самолёт не виден. Пассивный же режим системы посадки на данном аэродроме использовать нельзя, потому как кругом горы. Режим СПЦ на РСП-6 уже не работает несколько лет, и добиться отправки станции в ремонт – задача неразрешимая: запасной в ВВС округа нет, а без РСП летать нельзя. И РСБН на борту тоже из-за неграмотных действий Коловатова в первой кабине с переключателями в кабине не работает. В положение «АРК» указатель компаса не переключили, и направление на приводные радиостанции не показывается. Всё время экипаж запрашивает землю, работают ли приводные?
      Дубровин попытался командами заставить экипаж проверить положение навигационных переключателей ответчика дальности, РСБН и АРК, но его ответными радиоквитанциями убедили, что всё проверили, на щитках стоит, как надо!
      Своего места пилоты не знают, ибо понадеялись на навигационное оборудование и засечку времени полёта по секундомеру от КПМ не проводили, идут в облаках. ГРП их, по указанным выше причинам, тоже ни на одном экране локатора не видит, в том числе и на экране РСБН! А пришли лётчики, как было сказано, после облёта самолёта на сверхзвуке в стратосфере: то есть топлива у них в обрез – только на посадку.
      А тут ещё перед взлётной стоит другая спарочка: лейтенант Торошенко с инструктором, замполитом эскадрильи майором Здатчиковым.
      Первая мысль РП была: немедленно зарулить их на стоянку до решения проблемы с посадкой 86й спарки, что после облёта, которая так резко обострила воздушную обстановку. Неписанные правила руководства полётами предписывают: «В случае усложнения воздушной обстановки…» и первый пункт – «прекратить выпуск в полёт другие экипажи…»
      Но тут Дубровин подумал: командир полка опять будет носом шмыгать от недовольства, что взлёт самолёту не дали! Да тем паче Торошенко на спарке ведь, сзади – опытный инструктор! Ладно, пусть летят! В случае чего инструктор подскажет. И летят они по маршруту, потому не должны никому помешать! В ближней зоне сейчас только: где-то на посадочном курсе борт Коловатова – Горотеева, на боевом самолёте замкомдива полковник Гавриш – ходит по системе с прямой на 3000 метров (тоже идёт по посадочному на маяк без снижения – ему запретили снижаться как раз из-за этой облётной спарки), начальник разведки полка майор Сикольский сделал несколько проходов двумя разворотами на 180 на 900 метров, да Ан-12 после взлёта и набора высоты по прямой до удаления 40 километров, чешет на маяк РСБН с набором до 2700… Вот и вся обстановка! Что, много самолётов?
      И Кирилл Дубровин, всё ещё борясь с собой, светофорами разрешил занять лейтенанту ВПП, а затем, скрепя сердцем (как чувствовал!), дал взлёт.
      Но надо было разбираться с возвращающейся после облёта спаркой!
      — 403й, высота?
      — 3900!
      — Занимайте 2100! — командует РБЗ майор Гладыжев.
      — Понял, 2100!
      Дубровин интересуется:
      — 403й, остаток?
      — 800.
      Кирилл чуть повернулся к Володе Гладыжеву:
      — Сажай его сходу, мал остаток!
      — Куда я его посажу? — недовольно покосился РБЗ Гладыжев. — Я его не вижу! Чтобы столкнуть с горами?!
      «Тоже правильно! И ничего ведь не скажешь!» — подумал РП.
      По Основным правилам полёта (ОПП-88) группе руководства полётами категорически запрещается в горной местности давать команды на снижение экипажу, не наблюдая его на экранах локаторов!
      — 403й, точку наблюдаете? — спрашивает РБЗ.
      — Володя, да в облаках он идёт на 3900! — поморщился Дубровин. — Что ты задаёшь дурные вопросы? Погоды не знаешь? И на 2100 будет ещё в облаках!
      — …Нет, идём в облаках, 403й.
      — Ещё раз! — скомандовал РП. — Проверьте положение переключателей на щитках СОД, АРК и РСБН – должны стоять соответственно: «Посадка-один», «Компас», «РСБН» или «АРК»!
      — …403й, проверили. Всё – в рабочем положении! — рапортует Коловатов.
      И Дубровин решился, взял ответственность на себя, коль Гладыжев ссыт:
      — 403й, по посадочному <курсу> занимайте 1200, выходите под облака! Заход на посадку визуально!
      Хотел добавить «Вас не видим!», но осторожность взяла верх – это милая фразочка для прокурора и трибунала может потом сыграть роковую роль в приговоре ему, РП, разрешившему снижение, если, не дай бог, что-нибудь случится!
      — Понял, 1200! — ответил экипаж.
      Пытаемся определить его место.
      — Ну, где он? Почему мы его не видим?
      — Может, отказ на борту? — пробует что-то сказать РЗП Витюля Лозев.

      — Сразу всего? И СОД, и РСБН, и АРК? Что-то здесь не так! — размышляет вслух руководитель полётами и через полминуты запрашивает:

      — 403й, высота?
      — 3900.
      — Я вам давал 1200, 403й!
      — Занимаю, 1200!
      Тут старший лейтенант Торошенко со своим… (твою мать!) о-о-о-опытным, бля, инструктором на спарке после первого разворота, лезут в эфир со своими вопросами:
      — Старт, 525й, как отходить по маршруту? — и после секундного молчания добавил в эфир: — Разрешите с набором?
      Эмоции забушевали в душе Дубровина через край:
      — Вот же балбес, ёб*тская сила! Выпустил я тебя на свою голову! Не до тебя ведь! Чего ты лезешь в эфир? Ты что, не знаешь, как отходить по маршруту? Лядь! И этот Здатчиков… козёл!
      А в микрофон спокойным голосом произносит (коротко и чтобы отвязался):
      — 525й, запрещаю набор! Отход по схеме!..
      — 525й, понял, по схеме!
      — 403й, высота?
      — 4200!
      Брови Кирилла Юрьевича прыгают на лысину вверх:
      — 403й, займите 1200!! — едва сдерживаясь, командует Дубровин с нажимом. — Выходите под облака! Что не понятно?!
      — Понял, 1200!
      — Так! ГРП! Искать! Искать 403го! — это Кирилл повысил голос для своей группы руководства.
      — Та где… — пытался огрызнуться Гладыжев.
      Но Дубровин его оборвал грубо, прикрикнув, даже ладошкой для вескости по столу прихлопнул:
      — Не рассуждать!! — и уже спокойно: — Все думаем, что ещё можно предпринять! Он минуту, как вошёл в ближнюю зону! Идёт по посадочному! Он где-то здесь!
      И по громкой связи:
      — КП – руководителю!
      — На связи, Кирилл Юрьевич!
      — Посмотрите: на посадочном, 403го вы случаем не видите?
      — …Ммм… Нет, — после недолгой паузы откликнулся ОБУ. — Товарищ подполковник, слишком близко от точки <для РЛС КП>! И высота у него большая!
      В это время на первом канале выходит на связь экипаж Ан-12:
      — «Горняк», 639й, тут на 2700 сильная болтанка!
      — 639й, сохраняйте 2700!
      — 639й, понял, 2700!
      Ни снижать, ни давать ему набор нельзя – пока неясна обстановка с 403м. А вслух проговорил:
      — Какая ещё болтанка? — тем временем удивляется Дубровин и глянул на экран ВИКО, вмиг похолодев от осенившей его догадки. — Володя, а где Торошенко?
      Отметки от этой спарки ни на одном экране не было видно! И РП почувствовал, как учащённо забилось сердце от предчувствия страшной беды!
      И тут же лейтенант проклюнулся в эфире:
      — 525й, маяк, 5100, отход по первому <маршруту>!
      — Ни х*я себе! Вот он, сссука! Ё*ит же твою мать! — не выдерживает Гладыжев. — Идиоты! Что они там, над маяком, делают?!! Вы же им запретили…
      Эти два балбеса – Торошенко и Здатчиков – от второго разворота попёрлись к центру точки с набором высоты, что было делать категорически нельзя, в облаках пересекли эшелоны перед носом Ан-12, шедшего на маяк на 2700 (отсюда и болтанка – те попали в спутный след от истребителя-бомбардировщика, проскочившего за секунду перед ними), и понеслись лоб в лоб Гавришу – тот тоже в районе маяка на 3000!!
      Дубровин глянул на экран РСБН и вторично обомлел: две отметки от самолётов расходились из одной точки, почти в самом центре индикатора. А это и доклад непутёвого лейтенанта значат, что несколькими секундами назад борты благополучно разминулись на одной высоте! Всем, кто это наблюдал на КДП, стало ясно, что за столь короткое время полк дважды катастрофы избежал только чудом!
      — А нам и кому-то ещё сегодня везёт! — тихо молвит РП.
      Но разбираться и пороть лётчиков некогда!
      — 525й, отход! — только и вымолвил сквозь зубы РБЗ и вытер пот платком со лба. Он всё ещё был в прострации от происшедшего! Потом добавил: — Не сглазьте, Кирилл Юрьевич! — И сам себе: — Нет, с такими полётами до пенсии я точно здесь не доживу!
      — 403й, ваша высота?
      — 5000! Вы нас наблюдаете?
      Скока-скока??????
      На КДП немая сцена похлеще, чем в «Ревизоре»!
      — 403й!! Я же вам несколько раз дал 1200!!! Не задавайте дурных вопросов!!!
      — Да мы в облаках! — пробует оправдаться новоиспечённый замкомандира полка Коловатов.
      — И что дальше!!? Не будете выполнять команды ГРП?
      «Да хоть в г*мне!» — чуть не добавил Дубровин.
      — 403й, вам – 1200!!! Немедленно снижаться под облака!!!
      Ещё не хватает, чтобы они, благодаря своей глупости, зацепили Гавриша и этих двух дураков – Торошенко со Здатчиковым! И уже не в эфир, а для тех, кто на КДП:
      — Вот же козлы бестолковые! Рожают же таких!
      — Занимаю 1200! — в который раз докладывает Коловатов.
      (Потом комдив генерал Винокуров по-дружески скажет Дубровину, что надо было наплевать на всю этику, интеллигентность и правила ведения радиообмена, и проматерить этих двух глупых индюков прямо в эфире! И после второй команды до тех сразу бы дошло, какую высоту занимать!)

      …А в лётном домике возле громкоговорителя, транслирующего радиообмен стартового канала, столпились лётчики, отдыхавшие между полётами. Радиодиалоги между экипажем 403го и ГРП явно свидетельствовали о трагедии, разыгрывающейся в данную минуту в воздухе буквально у всех на глазах. В комнате отдыха даже игравшие в шахматы и в бильярд отставили свои партии и подошли к репродуктору. Все пытались понять: почему столь опытные пилоты Коловатов с Горотеевым не выполняют команды РП на снижение, а напротив, набирают высоту, занимая эшелоны, которые им никто не давал. Искали ответ и… не находили его…

      Кирилл обратился к хронометражистке Леночке:
      — Когда они взлетели? Сколько уже находятся в воздухе?
      — В 11.52, товарищ подполковник! — откликнулась Леночка. — Это у них тридцать… девятая минута полёта!
      — После стратосферы в баках негусто! В облаках? Облака у нас только клином от района третьего разворота и далее по посадочному на восток и на юг! А там уже и до госграницы с Китаем недалече! Этого нам только не хватает! — вслух размышляет Дубровин.
       А Дубровин продолжал мучительный поиск решения проблемы:
      — 403й, переключите АРК на ближний! Ближний у вас работает?
      — …Ммм… Нет.
      — И ближний не работает? — удивляется РП, посматривая на мигающий морзянкой индикатор работы БПРС. И в надежде, что Коловатов с Горотеевым всё же наконец заняли данный им эшелон: — Край облачности видите? Выходите на него!
      Но, поскольку экипаж стыдливо промолчал и не ответил на этот вопрос, поинтересовался:
      — Ваша высота, 403й?
      — 5700!
      Тут уж не выдержал заместитель командира дивизии полковник Гавриш:
      — 403й, вам несколько раз давали 1200! — и прикрикнул: — Я не пойму: ты что, дурак?!
      — Не дурак! — с гонорком ответил Коловатов. — Занимаю 1200!
      — Чёрт! Ну, что ещё делать? — вслух размышляет Дубровин. — Почему бы не позвонить ракетчикам, чтобы их сбили к чёртовой матери? И тем самым решим все наши проблемы!
      — И на двух идиотов в мире станет меньше! — лыбится Витюля Лозев и сразу посерьёзнел: глазами показал шефу ему за спину.
      Дубровин мельком глянул назад-вправо. На КДП уже поднялся командир полка полковник Екубовский. Повинуясь субординации, РП хотел ввести командира в курс дела, но тот тихо заметил, что в курсе всего. И становится рядом. А Кирилл Юрьевич добавляет:
      — Если кто знает, что можно ещё предпринять – подскажите!
      Вся ГРП и полкач промолчали – что можно предпринять ещё, никто не знал…

      На пункт управления ИАС поднялся в ЗШ с кислородной маской в руке командир 1й аэ подполковник Буланцев. Обвёл взглядом столпившихся у репродуктора инженеров и техников и спросил:
      — А чего Юрьевич запуски не даёт?
      — Да вот, Коловатова и Горотеева никак не могут завести на посадку! — старший инженер полётов посмотрел на часы. — А после облёта топлива у них в баках осталось с гулькин… Впрочем, и того меньше!
      — А чего их не могут посадить?
      — Трудно сказать, — неопределённо проговорил инженер по РЭО, размышлявший, почему вдруг на самолёте может отказать всё радионавигационное оборудование.
      — Не снижаются потому что! — сверкнул глазами старшой. — Команды РП не выполняют! Заклинило у них там, в головах, что ли… — И со злостью загасил в пепельнице окурок. — И вот ещё что! Товарищи офицеры, кто задействован в аварийных расчётах, готовьтесь! Сигнал на приведение в готовность Дубровин может дать в любую секунду!.. Петрович, прозвони-ка ты и в ТЭЧ полка! Так выходит, что команда наземного поиска <катапультировавшихся лётчиков> может понадобиться тоже! Пусть не расслабляются и будут начеку…

      А на КДП подполковник Дубровин, тяжело вздохнув, принимает единственно правильное в той ситуации решение, выкладывая последний козырь:
      — 403й, включить сигнал «Бедствие»!
      — Юрьевич, зачем? — вспыхнул Екубовский. — Чтобы в штабе ВВС округа через ПВО узнали о нашей ошибке?
      — Владимир Эдуардович, а если мы сейчас потеряем самолёт из-за глупости экипажа и полной выработки топлива, в Хабаровске что, не узнают? — сверкнул глазами Кирилл, но своего решения не изменил, команды на включение «Бедствия» не отменил.
      — 403й, сигнал «Бедствие» включён!
      — Ваш остаток, 403й?
      — Ммм… 550!
      — Врёшь, сучка! — сквозь зубы цедит Дубровин. — Небось, литров 200 осталось!
      — 403й, высота?..
      — 403й, 6300!
      — Ёб*нный в рот!!!!!!!!
      Это одновременно, хором – так получилось – вскричали (именно вскричали!): РП Дубровин, РБЗ Гладыжев, РЗП Лозев, командир полка Екубовский и даже… хронометражистка Леночка, которая, впрочем, тут же густо покраснела. (До этого случая и после никто никогда не слышал, чтобы она материлась!)
      Ну, как ещё этот пришибленый экипаж заставить прочувствовать серьёзность всего момента и выполнять команды??
      Скажите, КАК?!!

      Подполковник Буланцев, стоя среди техников и инженеров, возмущённо ударил ладошкой себя по бедру:
      — Твою мать! Они что, там, в воздухе, совсем рехнулись?..
      И в лётном домике лётчики в комнате отдыха тоже возмущённо загалдели:
      — 6300… Но зачем?
      — На хрена?!
      — Тихо! — прикрикнул комэска 2й подполковник Ладонин. — Что сделает Дубровин? Пять к одному, что сейчас начнёт материть их в эфире! Серёга, — обратился он к стоявшему рядом с динамиком командиру звена капитану Комарову, — сделай там погромче! Хочу это услышать!

      — 403й!!! — взяв себя в руки, как можно спокойнее говорит руководитель полётами, пытаясь не вспылить матюгами прямо в микрофон. — Немедленно!!! Занимайте!!! 1200!!!
      Далее то, что в скобках, сказано не в эфир, а было слышно только для тех, кто был в зале управления:
      — Занять!!! Одну тысячу двести метров!!! («Сраный козёл!») Выходите под облака!!! («М*дила недоделанный!») Заход!!! На посадку!!! Визуально!!! («Идиоты! Недоумки!!») Вас не наблюдаем!!! («Долбоё*бы!!! Леночка не слушай!») У вас же нет топлива на эксперименты!!! Сейчас выработаете весь керосин и катапультируетесь! А за невыполнение команд ГРП и личную недисциплинированность вас обоих поснимают с лётной работы («к ёб*ной матери! Леночка, ушки зажми!»). И уволят из армии! А то и посадят, к чёрту!! И правильно сделают!!! («Бестолочи!!!») Вам курс 360!! — Это чтобы подальше от госграницы. — Высота – 1200!!! Как поняли, ссссс?..
      И это «как поняли», и это шипящее «ссссс» (в смысле «сссссуки») Кирилл Юрьевич почти прорычал в эфир.
      — Занимаю 1200 с курсом 360!
      — И попробуй только сейчас не снизиться! («Опезд*лочь!») Тогда… тогда можете не приземляться! («Поубиваю обоих на месте!») Вашу безопасность в этом случае мы не гарантируем!

      — Так, технота! Если Юрьевич употребил в командах многострадальную букву «ссссс», значит, дело пахнет керосином! Значит, сейчас и мы понадобимся с аварийными средствами! — проговорил многоопытный старший инженер полётов для тех, кто находился на пункте управления инженерной службы. — Приготовиться!.. Смазываем суставы маслом! Берём ноги в руки… На старт! Внимание!.. — тянется пальцем к кнопке связи на ГГС, чтобы ответить Руководителю полётов. И тихо начинает отсчёт: — Десять!.. Девять!.. Восемь!.. Семь!..

      …Подполковник Дубровин перевёл дыхание.
      — КП! — кричит он по громкой. — Смотрите! В нашем районе! 403й с сигналом «Бедствие»! Обнаружите – доклад немедленно!
      — Пока не вижу, — отвечает начальник КП капитан Первухин, севший за экран лично.
      — Ищите! Ищите!! Найдите мне этих засранцев! У них что-то с оборудованием! Мы их не видим! На ваши РЛС и на вас вся надежда! Я знаю: вы у меня умницы!..
      — КП поняли!
      — Оперативному дежурному привести вертолёт ПСС в готовность! Запуск двигателей немедленно! Взлёт по команде!..
      — Оперативный дежурный понял!
      — ПУ ИАС! Всем аварийным средствам – первую готовность!! В том числе команде наземного поиска в ТЭЧ полка!
      РП включает секундомер на часах перед собой.

      — Старший инженер полётов понял! — майор обвёл присутствующих победным взором. — Что я вам говорил? Вперёд, технические орлы, не подведите нашу славную ИАС! Секундомер пред глазами РП включён, а он у него считает очень быстро! Не уложимся – пойдём на разбор полётов со спущенными до колен штанами. — И берёт микрофон громоговорителя, установленного на ЦЗ, чтобы отдать команду на всю стоянку.

      И Дубровин увидел в стёкла КДП, как из домика дежурных сил к Ми-8 уже бегут вертолётчики, как из курилки метнулись к пожарной машине солдаты в огнеупорных комбезах. Как со всех концов ЦЗ рысцой потянулись к аварийному тягачу специалисты инженерной службы, задействованные по расчёту в аварийной команде. Как к санитарке на всех порах несутся врач полка и фельдшер.
      — 403й, высота?!
      — 1200.
      — Слава богу, дошло! — облегчённо вздохнули на КДП.
      — «Горняк», 810й, в первой готовности, двигатели запущены! К взлёту готовы!
      Это экипаж вертолёта ПСС доложил на 1м канале.
      — Ждать! Взлёт по команде, 810й!
      — 810й, понял!
      — Товарищ подполковник, ПУ ИАС! Все аварийные средства приведены в первую готовность! Команда наземного поиска тоже!
      — Принял, ПУ ИАС!
      И Дубровин останавливает секундомер. Молодцы! И ПСС, и инженеры быстро сработали!
      — 403й, под облака вышли?
      — Да, вышли…
      — Точку наблюдаете?
      — …Ээээ… Не-а! Видим горы. Местность под собой не опознаём!
      «Этого ещё не хватает! А в баках у них осталось литров 100-150!.. До катапультирования из-за остановки двигателя минуты две-три, не больше!..»
      — Кирилл Юрьевич! Он на третьем развороте! — радостно докладывает с КП Первухин. — Наблюдаю сигнал «Бедствие» на третьем!
      — 403й, вы – в районе третьего! Снижение до 600! Разворот вправо на точку и на посадку! Немедленно на посадку! Шасси не выпускать! Выпуск крыла, шасси и всей механизации перед дальним!
      «Ха-ха! А такие команды насчёт невыпуска шасси РП подавать права не имеет! В случае чего это – тУрма! Хи-хи-хи! — злорадствует внутренний голос Дубровина. — Ну, ладно ты, а я за что с тобой буду сидеть?!»
      — 403й, понял! Выполняю третий!
      — 409й, вижу его! — сообщает Миша Сикольский, который уже вышел на посадочный при полёте двумя на 180° и был на дальности пятнадцать километров.
      — Вы ему не помешаете? 409й, пройдите с набором <высоты> на второй круг!
      — Да я… 409й, разрешите, вираж влево выполню?
      «Чёрт! Тоже ведь запрещено – на посадочном курсе виражи крутить! — быстро перетекает в мозгу у Дубровина.— Но ведь и у него остаток мал! Ну да, х*р с ним! Уже столько нарушил – на два приговора хватит!»
      Командует:
      — Выполняйте! — и добавил в эфир: — Хоть кто-то здесь соображает!
      Дубровин визуально видит, как на посадочном микроскопический самолётик крутит траекторию влево. Так! Это Сикольский. А где же эти муд*ки – Коловатов с Горотеевым?
      — 403й, точку наблюдаете?
      — Наблюдаю!
      «Фух! Если лётчик глазами ВПП зацепил, то сядет! Если… Где же они, эти м*дозвоны, есть? А! Вот они!.. Если двигатель не остановится из-за полной выработки топлива!..»
      Спешит 403й, подрезает четвёртый разворот, идёт чуть по повышенной глиссаде.
      — 403й, площадка, уменьшайте скорость, выпускайте шасси!.. — подаёт команду Кирилл на всякий случай. — Проверьте выпуск шасси, крыла, механизации!
      Ибо топлива на второй заход у 86й спарки уже точно нет и не будет!
      — Наблюдающий! — командует РП по громкой. — После дальнего – самолёт! Особый контроль за его колёсами, крылом и закрылками!
      — 403й, всё выпущено, к посадке готовы!
      И тут же одновременно перед РП на табло вспыхивают зелёные лампочки выпущенного положения стоек шасси, закрылков, крыла и голос наблюдающего по ГГС:
      — Всё у них выпущено, товарищ подполковник!
      — 403му посадка, штиль!.. — а сам хватает бинокль и лично убеждается, что шасси и закрылки на этой спарке выпущены.
      Сели эти засранцы благополучно. Топлива хватило даже на то, чтобы зарулить. Старший инженер полётов потом с сарказмом доложил, что в баках даже остался ещё керосин – литров десять…
      И пока спарка заруливала командир полка потянулся рукой к тангенте передатчика, нажал её и в микрофон на штативе с нескрываемой злостью в голосе отрывисто бросил:
      — 403й, прибыть на КДП!.. За поздравлениями!..
      — Понял… — жалобным, заискивающим голосочком пискнул в эфир 403й.
      Гонору в голосе уже как ни бывало!
      Дубровин дал команду выключить двигатели вертолёту ПСС, перевёл аварийные средства во вторую готовность (команду наземного поиска – в третью). И только тут устало откинулся на спинку парикмахерского кресла, которое специально для РП добыл где-то командир ОБАТО. (Весьма удобное, кстати, для руководства!)
      Вскоре на КДП появился Сергей Коловатов. (Гена Горотеев стыдливо наверх не поднялся, всю бурю переждал этажом ниже.) Вот тут Дубровин, посадивший к тому времени уже всех, дал выход эмоциям!
      Это была ярость зверя! Вместе с командиром полка они пороли подполковника Коловатого, как мальчишку! Тот даже оправдываться не пытался!
      По докладу инженеров, всё радиооборудование на спарке оказалось исправно. Коловатов в первой кабине просто ни хрена не переключил. На команды РП – проверить рабочее положение переключателей – отвечал автоматом, ничего не контролируя, считая, что до этого всё уже сделал. Почему не занимали 1200 – думали, что чем выше идут, тем быстрее их обнаружат! О том, что, чем больше у самолёта высота полёта, тем на большей дальности от точки они войдут в «мёртвую зону» локаторов, в так называемую «воронку», этим двум остолопам почему-то в голову не приходило! Если бы они по посадочному курсу по первой команде РП сразу снизились под облака, то сели бы сходу без всякой нервотрёпки, не усложняя воздушную обстановку. Зачем вообще надо было без разрешения набирать высоту, ведь экипаж всей обстановки не знает. Всей ситуацией в районе аэродрома владеет только ГРП.
      — Да мы хотели помочь Группе руководства полётами! — глядя в пол как провинившийся школьник, пролепетал потный от услышанного в свой адрес на КДП Сергей Коловатов.
      РП и командир полка возмущённо переглянулись. Помощнички, еб*т твою!
      — М*дак ты, а не замкомандира полка! Понял, кто ты? — оставим за скобками автора этой реплики…
      Но все, присутствующие в зале управления, были с этим согласны! И Коловатов, кажется, тоже…
      Так, в простейших условиях из-за неудовлетворительного тренажа перед полётами, неумной работы лётчиков с арматурой кабины и невыполнения команд ГРП чуть было не потеряли самолёт! А, возможно, не только самолёт?..

3. РАЗБОР ПОЛЁТОВ

      Поскольку тех двух м*даков хорошо поимели и на КДП, а на послепополётном разборе ещё добавил полковник Гавриш, и все лётчики в полку были в курсе происшедшего, подполковник Дубровин на том случае особо останавливаться не стал, подчеркнув, что всё произошло из-за неграмотных действий лётчиков с радиооборудованием кабины.
      — Поэтому, когда вам дают команду: «Проверить положение органов управления!», это значит, следует проверять, а не автоматически докладывать, что проверено и стоит в нужном положении. И выполнять команды ГРП! Снижаться, снижаться вовремя! Если бы эта спарка так и не снизилась, то на высоте 6000 метров РЛС КП её увидели бы на удалении 60-70 километров! И тогда точно топлива для захода на посадку не хватило бы!..
      РП перелистал свою тетрадь.
      — Пойдём дальше! Лейтенант Торошенко…
      — Я! — поднимается тот со своего места.
      — Вот не хотел я вас выпускать в полёт со Здатчиковым, пока не решим задачу со спаркой, которую мы чуть не потеряли! Вот как чувствовал! Надо было однозначно зарулить вас! «Нет, — думаю. — Там же опытный инструктор!» Разрешил вам взлёт! И что?.. Товарищ лейтенант, вы слышали, что в это же время ГРП ведёт усиленный радиообмен с одним экипажем?
      — Так точно!
      — И что это означает?
      — Что… Что этому экипажу трудно, он нуждается в помощи…
      — Правильно! Так, какого же… чёрта вы лезете в эфир со своими запросами там, где можно элементарно промолчать и выполнять полёт, как спланировано?
      Торошенко опустил голову и поправил лётную книжку у себя на столе.
      — Он нам, ГРП, экипажу Коловатова – Горотеева, нужен был, ваш запрос? У нас на КДП мозги уже кипят, не знаем, как выходить из тупиковой ситуации! Топливо у спарки после облёта уже на исходе, каждая секунда дорога, а вы требуете, чтобы вам рассказывали, как отходить по маршруту в ПМУ!
      Дубровин помолчал и презрительно посмотрел на майора Здатчикова:
      — Грамотный инструктор должен был сказать лейтенанту по СПУ: «Погоди, не лезь с запросами! Видишь, им там не до нас! Как РП давал на предполётных указаниях отходить по маршруту?» — «На 1200!» — «Вот на 1200 и иди к ИПМ!» Вот, как должен был сказать опытный инструктор! Я не сидел третьим в спарке вместе с ними! Но я знаю, как там лейтенант переговаривался со Здатчиковым: «Товарищ майор! Как пойдём? С набором?» — «Ну, запроси!» Торошенко взял и запросил! Ну, скажите на милость, для чего в задней кабине такой инструктор? Не понимаю!
      «Зверь! Ну, зачем он так? Можно было бы мне один на один это сказать!» — подумал Здатчиков, рисуя на листочке женские ножки.
      Дубровин снова сделал педагогическую паузу.
      — Знаете, если бы на КДП в ту минуту сидел какой-нибудь проверяющий из Управления по безопасности полётов генерала Масалитина, он бы по нашему полку сделал выводы, слушая радиообмен, больше ничего не проверяя. Услышал бы он вопрос в эфире лейтенанта Торошенко: «Как отходить по маршруту?» и всё! Что это означает для опытного инспектора? Что командир звена выпустил в полёт совершенно неподготовленного лётчика – он не знает, как отходить по маршруту в ПМУ! Что предварительную подготовку в звене капитан Артюковский провёл формально! Что контроль готовности в звене вообще не проводился! Что в эскадрилье, может, контроль и проведен, но что-то там полезное спросить у Торошенко очередь так и не дошла! На предполётных указаниях доводил РП, как отходить по маршруту? Прослушали магнитофон – доводил! Но Торошенко, сразу видно, не слушал, а в это время витал в облаках. Поэтому когда этот лейтенант взлетел, он вдруг понял, что не знает, как отходить по маршруту! Его инструктор тоже этого не знает и на предполётных указаниях, скорее всего, не присутствовал! Вот они и запросили ГРП! И всё! Всё ясно, как божий день!.. Картина маслом «Грачи прилетели!» Иди сюда, командир полка!..
      Пауза.
      — Садитесь, лейтенант Торошенко. Пока…
      Дубровин подвигает к себе ближе свою тетрадь.
      — Я не знаю, товарищ полковник, — обращается РП к полкачу. — Какие тут можно давать ещё рекомендации, кроме того, что нельзя выпускать неподготовленных лётчиков в полёт?..
      Полковник Екубовский прошёлся в дальний конец класса, остановился у стены и гневно повёл командирским оком в сторону Артюковского.
      — У нас есть время? — интересуется Дубровин.
      — Да, — кивает Екубовский, понимая, что сейчас, возможно, последует что-то нужное лётному составу, будет сказано что-то немаловажное.
      Владимир Эдуардович всегда с интересом слушал этого РП, прекрасно сознавая авиационную пословицу: «Лётный опыт не пропьёшь!» Хотя их знакомство, после прибытия данного офицера в гарнизон, началось с неприязни. Однако потом, присмотревшись к методе руководства полётами Дубровина, видя, как тот грамотно руководит полётами, как тонко разбирается в лётной психологии и использует эти знания при работе с лётчиками, досконально разбирает ошибки пилотов – без придирчивости и въедливости, – своё мнение поменял. Екубовский вдруг понял, что Кирилл, не давая нарушать лётные законы ему, командиру полка, мягко поправляя, но настойчиво отказывая в праве что-то там нарушить, похулиганить, ни за что не пойдёт на нарушение и в отсутствии полковника в гарнизоне. Уж кто-кто, а Владимир Эдуардович знал, что за его собственными замами нужен глаз да глаз!
      И, получив командирское добро, Кирилл Юрьевич решается на разговор с командирами звеньев прямо сейчас, во время разбора полётов.
      — Товарищи командиры звеньев! Товарищи лётчики, которые рано или поздно станут обучать своих подчинённых! Робкие, неопытные командиры звеньев в своей работе допускают пару серьёзных ошибок! Первая: они боятся, что, получив назначение на должность и проводя предварительную подготовку, как положено, их подчинённые за спиной начнут говорить: «Вот! Не успел стать КЗ, как начал качать права!» А вы «не качаете права»! Вы элементарно выполняете свои функциональные обязанности! И вторая ошибка: такие командиры звеньев всё время ждут, что их подчинённые сами станут подходить к ним по тем вопросам, которые им будут неясны! Вот тогда они… О, как они расскажут всё, как покажут!.. Скажите: а вы много раз подходили к своим кэзэ с просьбами что-то там разъяснить? Вот из того же теста созданы и ваши подчинённые!
      Дубровин, не глядя, поправил свою рабочую тетрадь на командирском столе. И продолжил:
      — А выполняя контроль готовности в полном объёме – только этот пункт из всего, что изложено в обязанностях, – командир звена решает сразу семь крупных задач! Первая: он убеждается, что его подчинённые действительно готовы к тем полётам, которые им запланированы. Вторая: командир звена, отрабатывает грамотные действия лётчиков в полёте, работает над допущенными за прошедшие полёты его лётчиками ошибками. Третья: лётчики звена не формально, а на деле повторяют особые случаи в полёте, радиообмен, данные РТС своего и запасных аэродромов, изучают вопросы аэродинамики и авиатехники. Кроме того, командир звена обучает своих подчинённых правильно проводить контроль готовности, тем самым подготавливая себе замену на случай своей командировки, своего отпуска и, не дай бог, болезни – это четвёртое! Пятое: командир звена учит своих лётчиков подчинению, показывая, что дружба – дружбой, а сейчас идёт служба! Поэтому извольте готовиться к полётам, как следует, и отвечать на мои вопросы на контроле, как положено. Шестое: в случае трагического развития событий и возбуждения уголовного дела по лётному происшествию, такой КЗ не будет зависеть от того, что станут на следствии говорить лётчики его звена! И он потом не будет разочаровано махать крыльями и в сердцах сетовать на своих подчинённых: «Ну, что ж вы? Я в звене пустил всё на самотёк, вас ни к чему не готовил, никогда вас ни о чём на контроле готовности не спрашивал, а вы так всё следователю и рассказали!» И седьмое: командир звена просто выполняет свои обязанности! Смотрите, сколько сразу задач решет такой командир всего лишь проводя контроль готовности, как изложено в части второй НПП! Главное здесь: он, как следует, готовит лётчиков к полётам!
      Дубровин обводит взглядом притихшую аудиторию.
      — Однако возвращаемся к нашему разбору полётов! О том, к каким страшным – подчеркну: страшным! – последствиям может привести выпуск в полёт командиром звена неподготовленного лётчика, это с одной стороны, а с другой – неумение экипажа оценивать получаемые от ГРП команды, я покажу вам сейчас на примере вчерашних полётов!..
      Помолчав, он кивает:
      — Лейтенант Торошенко!
      Лейтенант понуро поднимается снова: ну, что там ещё?
      — Объясните мне, как вы вчера при отходе на маршрут в ПМУ от второго разворота… вместе со своим опытным инструктором!.. — акцент на выделенном слове, — вдруг ни с того, ни с сего оказались над маяком РСБН, да ещё заняли эшелон, который вам никто не давал!
      Торошенко вскинул брови:
      — Так вы же сами нам сказали… — и прикусил язычок.
      — Что я вам сказал?..
      Лётчик стоял, понуро опустив голову.
      — Ну, чего вы молчите? Вас в полёт командир звена выпустил совершенно неподготовленным! Вы взлетели и не знаете, как отходить по маршруту в простых метеоусловиях! Ваш инструктор этого тоже не знает! Вы запросили ГРП! Но нам было явно не до вас! Мы занимались спасением другого экипажа, который, кстати, тоже в полёт ушёл неподготовленным! Нам дорога была каждая секунда! Чтобы вы от меня отвязались, я вам дал короткую команду в надежде, что если не вы, так ваш инструктор поймёт! Повторите ту команду, которую вы получили от меня!
      — Вы сказали… Вы сказали: «Отход по схеме!» — тихо проговорил Торошенко.
      — Ну! — удивляется Дубровин. — И что это, по-вашему, означает? Что вы имеете право от второго разворота переться на маяк, пересекая все мыслимые и немыслимые эшелоны?
      Торошенко снова низко опустил голову и промолчал.
      — Кто? Кто вас учил, товарищ лейтенант, что команда «по схеме» означает обязательно через маяк РСБН или по системе с прямой?.. Ну, чего вы молчите? Покажите мне этого командира! Я хочу взглянуть в глаза этому недоумку, из-за которого вчера чуть было не погибли люди!
      Лейтенант голову не поднимал. Ему захотелось снова в далёкое детство, где он был маленьким мальчиком, которого не спрашивают за ошибки в полёте. И Дубровину его стало жалко.
      — Так вот! Товарищ лейтенант! Я разъясняю вам, а заодно и другим пилотам, которые, не дай бог, думают так же, как и вы! Что на каждом аэродроме есть Инструкция по производству полётов! В каждой такой Инструкции есть Схема отхода в зоны. Есть Схема выхода из зон… — РП, выделяя фразу, вдруг повысил голос, почти закричал: — Есть Схема отхода на маршруты, Торошенко!!! — и снова нормальной интонацией: — Есть Схема выхода с маршрутов… Есть Схема захода на посадку по системе с прямой, есть Схема захода двумя разворотами на 180°. Есть ещё Схемы ухода и выхода на полигон, на разгон, на потолок и т.д. — И снова на повышенных децибелах: — Но нет Схемы полёта по схеме, майор Здатчиков, согласно которой следует идти от второго на маяк РСБН!!! Не было такой Схемы, нет и никогда не будет!! — Спокойно: — Это первое!
      Дубровин поворачивается к доске и пишет большую цифру «1». Затем справа от неё прочертил вертикальную линию и пояснил:
      — Здесь я буду обозначать пункты, по которым нельзя было от второго разворота идти на маяк, а справа экипаж нам потом перечислит свои аргументы, почему они считали, что надо было в тех условиях с набором мчаться на РСБН. Посмотрим, что они нам здесь пропоют!
      Затем он пишет на доске слева от вертикальной цифру «2» и поворачивается к лётчикам.
      — Второе. Вам известно из теории, что всякое радиолокационное средство имеет минимальную дальность обнаружения целей? — подполковник снова оборачивается к доске и рисует общепринятый значок РЛС и вытянутый кружок над ним. — Известно?
      — Так точно! — аудитория слышит тихий лейтенантский ответ.
      — Известно, что чем больше высота полёта самолёта, тем эта зона над собой у РЛС будет больше?.. — Снова рисует вытянутый кружок, радиусом побольше, а затем оба эллипса соединяет наклонными линиями. — И получается, так называемая «воронка»?
       — Так точно…
       — Поэтому никто из ГРП не может давать и не даёт таких команд – идти от второго разворота на маяк, да ещё с набором высоты! И поэтому тоже!..
      Торошенко кивает.
      — Третье!
      Дубровин рисует цифру «3».
      — У вас, товарищ лейтенант, было в задании на полёт отход на маршрут через маяк РСБН?.. Чего вы опять молчите? Отвечать!
      — Никак нет… — тихо произнёс Торошенко.
      — А какое вы имеете право себе менять задание?.. Это вам инструктор приказал – идти на маяк от второго разворота с набором до 5100?
      — Никак нет…
      — Ну, в любом случае он был с вашим решением согласен! Следующее.
      На доске рисуется цифирь «4».
      — ГРП тоже не может изменять лётчикам задание. Если это не будет продиктовано вдруг внезапно усложнившейся воздушной обстановкой. В каких случаях это возможно? Давайте рассмотрим! Представьте, что над аэродромом Переясловка, вдруг ухудшились метеоусловия – подошёл, допустим, туман! А полк оказался по учениям в воздухе. Все самолёты полка пришли к нам по запасу, топливо у них по минимуму. Все эшелоны над нашей точкой на кругу заняты.
      Дубровин оборачивается к доске и множеством вытянутых кругов рисует воображаемые траектории полёта множества самолётов.
      — Глупый РП, вместо того, чтобы в таких условиях зарулить лейтенанта Торошенко, который на спарке стоит перед ВПП, разрешает ему взлёт, оговорив его отход на маршрут через маяк! Есть ведь и такие РП, которые, дав экипажу взлёт и справившись с этим, полагают, что и остальные лица ГРП с этим легко справятся тоже! А РБЗ может и не осилить ещё одну цель. Он же всю обстановку держит в голове, он ничего не записывает, потому как на это нет времени – ситуация в воздухе быстро меняется! У него наступает перебор! Ибо каждый человек имеет свои пределы!.. Но даже здесь этот дурак РП даст команду набирать высоту взлетевшей спарке по прямой до удаления 40 километров, а не отходить на маяк от второго разворота!
      Кирилл рисует от точки прямую по курсу взлёта и в масштабе, призванном показать удаление 40, изображает разворот спарки Торошенко на маяк.
      — Почему? Да потому что здесь мы вас видим, здесь окажем помощь, здесь разведём, здесь мы гарантируем вашу безопасность! А от второго разворота в наборе мы вас не видим! Не поможем избежать столкновения! Неужели это непонятно? Это четвёртое!
      Затем Дубровин оборачивается к доске и рисует цифру «5». Продолжает:
      — И наконец, пятое! Майор Здатчиков, спрашиваю у вас!
      Поскольку замкомандира аэ решил выслушать вопрос сидя, Дубровин повёл гневным взглядом в его сторону и повысил голос:
      — В классе есть майор Здатчиков или он себя считает не военнослужащим и требования Устава писаны не для него?
      «Зверь! — подумал Игорь Здатчиков, тяжело поднимаясь. — Он хочет моей смерти! Стыдно-то как! Порет перед всем полком, не взирая на лица!»
      — Товарищ майор, вы можете нам здесь назвать хоть какое-нибудь упражнение КБП, днём, ночью, в любых метеоусловиях, по которому в задании предусмотрен отход на маяк РСБН от второго разворота?
      Здатчиков задумался. И весь полк задумался.
      — Нет, — тоже тихо молвил замкомэска по политчасти.
      — Нет? Так, какого же хх… чёрта вы вдвоём попёрлись от второго на маяк, да ещё с набором высоты – до меня не доходит никак?!  Ну, не укладывается у меня в голове это!! Есть у вас, обоих, этому хоть какое-то разумное объяснение?.. Лейтенант Торошенко?
      Тот отрицательно качнул головой, глядя в стол.
      — У вас, товарищ майор?
      — Нет… — едва слышно, почти прошептал замполит эскадрильи.
      — «Нет»! Конечно, нет! Все пункты «против», ни одного «за», а вас туда понесло! Вот я и спрашиваю: по-че-му? Чтобы в следующий раз хотя бы знать, чего от вас ожидать?
      Майор промолчал, не поднимая глаз.
      — Да у лейтенанта только мысль такая в голове пошевелилась, а вы уже должны были на него прикрикнуть: «Ку-уда ты собрался?! Тебе что-то мешает идти на ИПМ на 1200?» Дорошенко: «Нет». — «У тебя есть в задании отход на маршрут через маяк РСБН?» — «Нет». — «Так, кто тебя сейчас ждёт над маяком? Ты знаешь, кто, с каким курсом, на каком канале и на какой высоте подходит к РСБН? И я не знаю! Это ведомо лишь ГРП! Поэтому иди на ИПМ на 1200!» А потом, после посадки разобрать с пилотом все эти пять пунктов, в соответствии с которыми ГРП никогда не даст команду – идти от второго разворота на маяк! Пять пунктов, по которым нельзя так лететь, потому как сие во всех случаях опасно! Вот это был бы грамотный инструктор! А что делаете вы? Торошенко пошёл на маяк – ну и хрен с ним! Инструктор положил руки на фонарь, и «контролирует» полёт! Слушайте, давно я в авиации! Считаю, многое повидал на своём веку! Но чтобы лётчика пороли на полковом разборе за такую серьёзную ошибку в полёте с инструктором!? Такого не припоминаю! Ну, чему вы его научили в этом контрольном полёте? Как убиться самому и убить других?!. Как попасть под жестокий разбор РП и командира полка?!. Он это без вас умеет, никак отучить не можем!
      Кирилл помолчал, специально выдержав паузу.
      — А теперь, отчего все сломанные стрелы! Почему меня и всю ГРП до сих пор трясёт от этого вашего полёта! И я хочу, чтобы вас тоже сейчас начало трясти! Особенно, когда каждый из вас останется один на один с самим собой!.. Вы вдвоём от второго пошли на маяк с набором высоты, и сразу пропали со всех экранов локаторов! — И потепенно повышая тон к концу фразы: — А у нас от удаления 40 в облаках на 2700 к маяку уже подходит Ан-12!! — дальше спокойно: — И экипаж доложил нам, что они вошли в зону сильной болтанки! Первая моя мысль: «Какая болтанка, атмосфера спокойна! Я же смотрел погоду перед полётами по всем высотам!» А в голове-то продолжают просчитываться варианты, почему это возможно, что следует ожидать от этого для «ана» и какую подать им следующую команду в случае чего. От осенившей меня догадки я вмиг похолодел! Глянул на экран диспетчерского в надежде, что ошибаюсь… Какой там, «ошибаюсь», так оно и есть! Спрашиваю у РБЗ: а где Торошенко? Да не болтанка это была! — и опять громовыми раскатами: — А спутный след от вашей глупости, Здатчиков!! — молния в сторону незадачливого замполита. — Вы проскочили у Ан-12 прямо перед носом!! Ни справа, ни слева – строго по курсу!!! И не где-то вдали, а впритык! Буквально секунда спасла вас обоих от столкновения и гибели!!! Вы, как два «Найка», целили в транспортный борт!!. Не попали!!. Так, зато помчались лоб в лоб другому нашему самолёту, который подходил к маяку с противоположной стороны!!!
      Пауза для усвоения сказанного. И чуть спокойнее для контраста:
      — Думаете, я утрирую? Думаете, сгущаю краски? А вы спросите у товарища полковника, — Дубровин сделал жест в сторону замкомдива, — где он был, когда вы доложили, что прошли маяк 5100! Он к тому времени тоже маяк прошёл!!. — и громогласно: — Вы разошлись с ним в облаках на одной высоте крыло в крыло!!!!!
      Кирилл Юрьевич обвёл взглядом притихших лётчиков. Все были поражены не менее метавшего громы и молнии РП.
      — Да, история авиации знает немало примеров, когда лётчики платили своими жизнями за свои ошибки в полёте и свою глупость! — И громко, одновременно сверкая глазами: — Но почему здесь должны расплачиваться своими жизнями остальные?! За выпуск в полёт неподготовленным одного?! За головотяпство в задней кабине другого?! — А тут чуть поспокойнее, для акцента: — И ведь не спасёт этих остальных ничего – ни опыт лётной работы, ни высокая классная квалификация, ни отменная реакция, ни отличные знания! — Снова громовыми раскатами: — Вот что потрясает! Я иду в полёт и не могу полностью контролировать ситуацию, потому что находятся такие вот… которые летают, не по установленным схемам, не в соответствии с заданием на полёт и потому не так, как от них ожидают, а по первой мысли, что взбредёт им в их, мягко выражаясь, неподготовленные к полёту головы!
      Дубровин снова примолк, припоминая те страшные секунды и успокаиваясь постепенно.
      — Не знаю, чувствуете ли вы ту боль, с которой я всё это рассказываю? Говорю, а сам вновь и вновь переживаю те ужасные мгновения, когда всё видишь, всё понимаешь, а ничего изменить уже не в силах, и помочь ничем никому не можешь! Потому как всё решится сейчас, в данную секунду!.. И уповать приходится лишь на чудо! Оно вчера и случилось! Ка-ак же нам вчера повезло, ах ты ж, господи, ты боже мой! Да это один из самых удачных дней в моей жизни! Это огромное счастье, что я могу сейчас с гневом вам всё это рассказывать, а не стоят в клубе от трёх до девяти гробов, и не слышно детских вскриков: «Папа, папа, папа! Проснись! Я теперь тебя всегда-всегда буду слушаться, папочка?!.» И женских: «Как же мы теперь будем жить без тебя дальше?!.» — И произносит почти шепотом: — Вот, оказывается, какое ты, счастье офицера ГРП!..
      Подполковник обвёл взглядом притихшую аудиторию. Ну, что им ещё всем сказать, чтобы дошло: подготовка к полётам и полёты – это профессия, а жизнь – не игрушка, не кинолента, её назад не прокрутишь?
      — Товарищи лётчики! Безусловно, столкновение двух бортов в воздухе – это не то что, редкое, это, можно сказать, уникальное стечение обстоятельств и случайностей! — И выделяя интонацией следующую фразу: — Но разве не вправе мы сейчас утверждать, что вчера эти двое остались живыми тоже случайно!?. — На пониженных децибелах: — Вот сегодня ложитесь спать и думайте, что в данную минуту вас вот уже как сутки могло и не быть на этом свете! И что атмосфера в ваших семьях сейчас могла бы быть совсем, совсем иной! Да и подушки под головами ваших жён были бы мокрыми от слёз, потому что для них и для ваших детей всё враз поменялось!
      И совсем тихо добавил:
      — Вы, майор Здатчиков… и вы, лейтенант Торошенко… сегодня числитесь среди нас, живых, чисто условно… Ссссадитесь!! — сквозь сильно сжатые зубы с плохо скрываемой злостью выдавил из себя руководитель полётами.
      Здатчиков, тяжело переведя дыхание, просто плюхнулся на стул. Внутренне дисциплинированный Торошенко продолжал стоять.
      — Оба садитесь! Что толку держать на ногах лейтенанта, если ещё неизвестно, чьей вины здесь больше – лётчика, допустившего столь серьёзную ошибку, едва не ставшую роковой для обоих, или инструктора, её не предотвратившего!
      Опять педагогическая пауза.
      — Вы что ж, думаете, что к инструкторскому полёту не надо готовиться, что его не надо продумывать? Что, сидя в инструкторском кресле, вы ни за что не отвечаете? Да у вас тогда ответственности в два раза больше! Вы, именно вы, инструктор, отвечаете за себя и за жизнь лётчика, которого вам доверили обучать!
      Дубровин оглядывает притихший лётный состав.
      — Сейчас, товарищи лётчики, я вам скажу страшную вещь! Страшную! Об этом не принято говорить вслух, обсуждать среди пилотов. Но я скажу!.. Через несколько месяцев после гибели пилота все начальники авиагарнизонов – командиры дивизий, полков – стремятся выдавить семьи погибших лётчиков из жилых городков… Вы подумали, что из-за квартир? Вы ошибаетесь! И не потому, что командиры полков и дивизий бездушные люди! А потому что они – авиационные командиры и лётчики! К этому времени командиры начинают понимать: стоит только лётчикам, идущим на полёты, встретить супругу или детей погибшего их товарища, всё внутри переворачивается у каждого пилота! Первые два часа лётной смены в контрольных полётах лётчики показывают низкое качество! В самостоятельных чаще допускаются ошибки, глаз да глаз нужен со стороны ГРП. Прямые попадания на полигоне в этот период вообще не получаются! И не дай бог у кого-либо из них в воздухе тогда случится какой-нибудь серьёзный особый случай, не дай бог! Вместо того, чтобы действовать, искать и находить выход, воля лётчика парализуется мыслью: «Ну, вот и всё! И мои теперь будут также!..» И хорошо, если в той ситуации окажется деятельный РП, который волевыми командами вернёт пилота в действительность! А вдруг он не успел доложить?.. Вот начальники гарнизонов и стараются удалить такие семьи из городков! Хорошо, если кому удастся добиться получения квартир этим семьям в городах рядом! Или в центре СССР, как это удалось генерал-лейтенанту авиации Масалитину П.Н. в его бытность командиром полка здесь, на Дальнем Востоке. (Вы знаете: он сейчас возглавляет Службу безопасности полётов ВВС.) А если не получается? Сейчас ведь почти ничего не строят! «К родителям переезжайте! Куда хотите, туда и уезжайте! Но работу вам здесь не дадим!» Или вы полагаете, что после катастрофы все работающие в гарнизоне женщины тут же кинутся писать заявления об уходе, мол, — и Дубровин добавил противным голосом: — «У них же мужья погибли, детей надо кормить! Пусть устроятся на моё место!» Чёрта с два! Нет таких женщин!! Потому как у каждой есть своя семья, свои дети! А вдовы погибших пилотов? Они ведь надрываются потом от непосильного труда, чтобы поддержать своих детей!
      Дубровин посмотрел в окно, припоминая.
      — Я этого не знал, не понимал. И чтобы помочь одной такой семье в Луцке, подошёл к заместителю командующего ВА по Боевой подготовке генералу Щитову. И он мне начал объяснять… Десять минут, пока мы вдвоём шли от столовой, а затем ходили перед штабом, генерал говорил со мной! Никого замкомандующий к нам не подпустил – ни своих инспекторов, ни комдива, ни командира полка! И я понял… И замкомандующего, и начальников гарнизонов! Авиационные командиры стоят перед дилеммой: или заботиться о своих живых подчинённых, чего требует от них Устав! Или думать о семье погибшего! Третьего здесь не дано! И вы подумайте, обсудите в эскадрильях: а как бы вы, лично вы, на месте начальников гарнизонов поступили? И ответьте предельно честно! Не мне – самим себе!
      Кирилл Юрьевич закрывает свою рабочую тетрадь. И заключает:
      — Да, профессия лётчика-истребителя связана с повышенным риском! Но этот риск можно свести к минимуму, если готовиться к полётам с полной отдачей, если командир звена на своём месте – индивидуально и со всей тщательностью готовит к полётам каждого лётчика и выпускает в полёт только подготовленных пилотов! Если каждый в полёте может быстро и правильно оценивать полученную команду ГРП и понимает всё с полуслова! Неужто это так сложно? Ежели не хотите думать о себе, подумайте о своих семьях! Кроме вас, больше некому о них заботиться; и они по большому счёту больше никому не нужны!
      Тут Кирилл Юрьевич продолжил, ужаснувшись другой мысли.
      — Я сказал, что погибших могло быть от трёх до девяти человек? А, может быть, больше? Может, погибнет человек двадцать, а около сорока-пятидесяти будет покалечено? Лобовое столкновение двух самолётов над центром полосы – более тридцати тонн металла упадёт на головы ничего не подозревающих техников и лётчиков, которые находятся на ЦЗ! Сколько людей погибнет? Сколько будет покалечено? Вам мало одного нашего командира звена, который после выстрела снаряда С-5 на стоянке был ранен и впоследствии комиссован с лётной работы? А сейчас неприкаянный ходит и не знает, куда себя приткнуть? Хотите, чтобы таких людей в гарнизоне было несколько десятков? Да после такого столкновения в воздухе и гибели такого количества военнослужащих здесь бы уже сегодня был весь цвет Главного Штаба ВВС и половина Генерального штаба! Командира звена капитана Артюковского за выпуск в полёт неподготовленного лётчика сразу бы посадили! И правильно сделали бы! Таких надо сажать! Одного вопроса в эфир Торошенко: «Как лететь?» вполне хватит для вывода любому независимому эксперту и приговора военного трибунала!
      Артюковский вскакивает со своего места и пытается что-то сказать в своё оправдание. Дубровин не даёт себя втянуть в перебранку и нажимно, обрывая этого бестолкового командира звена на полуфразе, говорит:
      — Садитесь! Вам никто не давал разрешения говорить! Вы в армии служите!
      Артюковский не садится, продолжает стоять с открытым ртом, пытаясь что-то вякнуть в своё командирское оправдание. Тогда, обернувшись, полковник Гавриш ему со злостью бросает:
      — Садитесь, товарищ капитан! Вам не ясно сказано?
      КЗ зло стекает на стул.
      «Зверь! Настоящий зверь! И ведь ничем ему не ответишь!» — с ненавистью пялится он исподлобья на Дубровина.
      — Командира первой эскадрильи уволят из армии тут же! Человек медленно продвигался по службе, всё своим трудом, знаниями, вдумчивостью, техникой пилотирования достигал! А его – на минимальную пенсию без льгот за гибель своего заместителя и такого количества людей!
      «А ведь вполне возможно! — подумал комэска первой. — И не оправдаешься ничем!.. Этот Здатчиков… Козёл! И на х*я его я запланировал с этим Торошенко? Два дурака в кабине одного самолёта, а мне на пенсию раньше срока?»
      — Вас, товарищ командир, — обращается Дубровин к полковнику Екубовскому, — тоже не оставят ни на должности, ни в армии!
      Брови полкача прыгают вверх. Но Кирилл Юрьевич, обращаясь к лётчикам, загружает сознание командира медовой патокой:
      — Вы, товарищи лётчики, много знаете командиров полков, которые поступили в лётные училища из солдат срочной службы, прошли все ступени и стали командиром полка? Да вы посмотрите! Командир всё делает, чтобы в гарнизоне приятно было служить! Чтобы мы с семьями могли вечером по нему пройтись и это было бы не противно! Чтобы в домах было тепло зимой; чтобы снабжение продуктами шло на должном уровне! За уши тянет весь лётный состав и по налёту, и на класс! Что, мало сделано? Но и это не зачтётся!..
      Владимир Эдуардович даже приосанился и оглянул лётчиков полка орлиным взглядом.
      — Наш командир дивизии тоже на своей должности не удержится! Что, плохой командир дивизии? Спокойный, вдумчивый, деятельный, всегда выслушает офицеров при принятии решения на боевые действия по учениям, примет самое оптимальное! Чтобы в реальных условиях сохранить как можно больше лётных жизней! Вы не знаете плохих командиров дивизий! Когда одно появление такого в гарнизоне приводит в состояние тряски весь офицерский состав!
      Дубровин окинул взглядом аудиторию.
      — Смотрите, сколько людей пострадает из-за того, что один командир звена не выполняет своих функциональных обязанностей и выпускает в полёт неподготовленного лётчика, а другой… инструктор, кстати, не умеет грамотно оценить команды ГРП! Да вы, майор Здатчиков, и вы, лейтенант Торошенко, на ближайшем полковом построении должны выйти перед строем, снять шапки и на колене просить у полка прощение за то, что так рисковали жизнью и здоровьем всего личного состава!
       Дубровин глянул в другой конец класса, где, сгорая от нетерпения, светились глаза капитана Сергея Комарова, командира звена. Однажды он уже поднимал вопрос о том, что подполковник Дубровин разбирает ошибки, не взирая на лица, и тем самым «подрывает авторитет» командиров перед подчинёнными! И это нашло понимание у командира полка полковника Екубовского.
      — Теперь обращаюсь к некоторым капитанам, которые после разборов тянут руку и начинают: «Товарищ командир! Подполковник Дубровин разобрал ошибки замкомэски в присутствии лётчиков! Как теперь я буду относиться к такому замкомэске?..» Сидите и не показывайте своим подчинённым, что вы не знаете ни Устава, ни НПП, ни документов, регламентирующих лётную работу!
      Глаза Комарова медленно округляются. А Кирилл продолжает:
      — Что? Дисциплинарный устав? Так, вы его не знаете! В этом уставе говорится только о дисциплинарных проступках, только о дисциплинарном наказании! Вы не найдёте ни одной статьи, ни одного слова, ни одной буквы, запрещающей разбирать лётные или там профессиональные ошибки командиров вместе с их подчинёнными! НПП? Но и здесь вы полный профан! В Наставлении сказано, что разбор полётов проводится общий! ОБЩИЙ! Вы не найдёте ни одного положения НПП, в котором бы говорилось, что ошибки лётчиков разбираются отдельно по категориям! Потому что, Главком ВВС и Замглавкома по боевой подготовке, утвердивший НПП, давно уже поняли, что ошибки лётчиков не делятся на ошибки лейтенантов, майоров, полковников и генералов! И, как мы видим на примере вчерашних полётов, в одной точке могли сойтись, столкнутся и погибнуть лейтенант, майор и полковник! И опытность последнего не исправила бы ситуацию! Что? Документы по безаварийной лётной работе? Однако и здесь вы – полный ноль! Вы не покажите мне ни одной телеграммы из Главного штаба ВВС, Главкома, его заместителей, нашего Командующего, где бы говорилось, что такую-то ошибку следует разобрать в части касающейся! Напротив! Каждая телеграмма требует разобрать предпосылку, аварию или катастрофу СО ВСЕМ ЛЁТНЫМ СОСТАВОМ, не зависимо от занимаемой должности и воинского звания того, кто погиб или допустил опасную предпосылку к лётному происшествию!
      Дубровин перевёл дыхание.
      — Почему командир полка, командир дивизии, его замы, инспекторы-лётчики, наши комэски тщательно готовятся к каждому полёту и стараются летать без ошибок? Совсем не потому, что их оплошности уж точно не станут разбирать на полковых разборах! А потому, что им стыдно, что об их ошибках будет знать хоть кто-то, хотя бы один единственный человек – РП! А нашим замкомэскам и командирам звеньям не стыдно! Или вернее, не стыдно допускать грубые промахи в воздухе! Стыдно им, видите ли, становится, когда эти ошибки начинаешь разбирать на общем разборе! И начинается: «Товарищ командир!..» Далее по тексту!
      Полковник Гавриш кивнул с пониманием и что-то пометил у себя в рабочей тетради.
      — Поэтому сидите и не показывайте всем, что вы во всём этом совершенный профан! — продолжал Дубровин. — Как относиться к замкомэске, который допустил грубую ошибку на полётах? А вот так и относитесь, как готовится он к полётам, как летает! Что, если я не назову фамилию Здатчикова, лётчики полка не знают, кто был инструктором у Торошенко? Кто не знает, тот в плановой легко уточнит! Может, лейтенант Торошенко не в курсе, с кем он летал и кто не оказал ему помощь, не подсказал, не запретил идти ему от второго на маяк РСБН да ещё с набором высоты?.. Да и такие командиры звеньев пытаются ограничить РП в разборе не потому, что ему «жалко» замкомэску, а потому что не уверены в собственном профессионализме, в своих силах! Потому что не хотят, чтобы и их за ошибки поднимали на общем разборе! А я разбирал и буду разбирать подобные лётные глупости в полку! Чтобы все учились на чужом опыте! Возможно, хоть это заставит серьёзней относиться к своей подготовке и полётам? А станут мне чинить здесь препятствия – сразу рапорт командиру дивизии! Пусть комдив думает, что мне отвечать – что именно я нарушаю! Будут в ответе общие слова – рапорт Командующему ВА! Снова неясно – письмо в Главный штаб ВВС, в службу генерал-лейтенанта авиации Масалитина! Пусть он мне разъяснит, в чём мои нарушения! Или Главкому ВВС: «Мне не дают выполнять мои служебные обязанности, изложенные в НПП! Или меняйте Дисциплинарный устав, НПП и присылайте телеграммы с требованием разбирать ошибки лётчиков по должностным категориям! Или заткните рот нашим горлопанам, которые сами не знают документов, регламентирующих безаварийную лётную работу, уставы и наставления Вооружённых Сил и ВВС да ещё хотят, чтобы и другие руководствовались их НЕзнанием и вульгарным пониманием этих текстов!
      На Комарова нельзя было смотреть без слёз! И хотя Дубровин его фамилии не назвал, все поняли, кому предназначены эти сентенции и кому отвечает РП. Поэтому капитан был похож на только что лопнувший воздушный шарик.
      «Зверь! — подумал Сергей. — Выходит, что теперь и самому придётся встать-сесть на разборе на виду у всех лётчиков, если попадусь этому зверюге на карандаш!»
      — И последнее! — Кирилл Юрьевич с тоской посмотрел в окно. — Так выходит, что об этом больше некому сказать! Приходится мне!
      Дубровин обратился к командиру полка:
      — Товарищ полковник! Меня очень тревожит то обстоятельство, что из лётной смены в лётную смену лейтенанта Торошенко его командир звена Артюковский выпускает в полёт совершенно неподготовленным! Ошибки этого лётчика растут день ото дня. И почему-то в первой эскадрилье это никого не тревожит! Все ждут, что всё само утрясётся, Торошенко сам всё поймёт, сам всему научится и самостоятельно всё исправит! С ошибками данного лейтенанта никто не работает! Вся работа над его оплощностями сводится к записи комэски в Журнале РП: «Ошибка разобрана. С лётным составом изучено то-то и то-то…» Всё! Ну, ещё РП разбирает эти ошибки. Торошенко, внутренне сжавшись, встаёт, все вокруг поулыбались – «Опять Торошенко!», – пять минут позора и на том вся работа с его ошибками кончается! Лётчик уже перестаёт верить в свои силы, что можно хорошо готовиться и летать без погрешностей! В результате просчёты у лейтенанта повторяются, ошибки множатся, и в настоящее время подошли уже к рубежу, когда они не только угрожают безопасности полётов и жизни самого Торошенко, но и становятся угрозой жизням других лётчиков, которые волей случая оказались в одно время в полёте и рядом в воздухе с этим лейтенантом!
      Дубровин помолчал ровно столько, сколько нужно, чтобы сказанное было усвоено сидевшими в аудитории.
      — Товарищ командир! У меня есть очень серьёзное предложение! Прошу вас его обдумать и принять решение!.. Если мы хотим сохранить жизнь лётчикам полка и самому лейтенанту Торошенко… Сохранить сына – родителям Торошенко, мужа – его жене, отца – его ребёнку… А, может, благодаря этому вашему решению, в этой семье появятся и другие ребятишки…
      Дубровин сделал паузу. И замкомдива, и командир полка, и все лётчики подумали, что сейчас РП будет настаивать на представление документов на снятие с лётной работы бедного лейтенанта! А подполковник продолжал неспешно и негромко обволакивать сидящих своим голосом:
      — …Если мы хотим, чтобы из лейтенанта Торошенко получился настоящий первоклассный воздушный боец…
      Все сидящие уже не знали, куда гнёт Кирилл Юрьевич. Это даже становилось интересным!
      — …Следует, не откладывая решения в долгий ящик, приказом по полку («В целях повышения боевой готовности…» и т.д.)… перевести лейтенанта Торошенко из звена капитана Артюковского в звено капитана Алексея Сиротина!
      В полку было два командира звена с фамилией Сиротин – Алексей и Сергей! И оба были капитанами. Но они не были братьями и даже не состояли в родстве. Поэтому всегда следовало уточнять, о каком Сиротине идёт речь!
      — Алексей Сиротин – командир звена и профессионал высокого класса! Он уже давно перерос ту должность, которую занимает! Случись война, ставьте его командиром эскадрильи – он будет так же вдумчиво готовить лётчиков к боевым действиям, как готовит сейчас к полётам на завтра! Лётчиков его звена уже сейчас можно спокойно ставить КЗ и они справятся с возложенными на них обязанностями – так поставил работу в звене Алексей Сиротин, он их подготовил не только в лётном, но и в командирском отношении!.. Сиротин вцепится в Торошенко мёртвой хваткой, методом рассказ-беседа будет готовить лейтенанта к каждому полёту, таким же методом станет проводить индивидуальный контроль готовности с ним! Не сразу, постепенно Торошенко почувствует уверенность в своих силах, ошибок будет допускать всё меньше, а затем они вообще станут редкой случайностью!
      Дубровин помолчал.
      — Я обращаюсь к командиру первой аэ… и к заместителям командира полка! И прошу поддержать это моё предложение перед полковником Екубовским! — он стал говорить всё тише и тише: — Это в интересах лётчиков всего полка, и даже в интересах самого Торошенко. В конце концов, это – единственное решение… за которое нас потом… не упрекнёт… — и добавил совсем тихо: — …наша совесть!..
      Наступила тишина…
      — Товарищ полковник, разбор завершён! — устало проговорил Дубровин.
      И, прихватив свою рабочую тетрадь, направляется к своему месту во втором ряду.
      Полковник Екубовский медленно пошёл к командирскому столу.
      Было слышно, как скрипят половицы под шагами Владимира Эдуардовича.
      Садится. Передвинул с края на край модели самолётов.
      — Ну что ж! — говорит командир полка. — Давайте решать!.. В классе остаются от командира звена и выше…

4. ПОСЛЕСЛОВИЕ

     Через полгода РП Кирилл Юрьевич Дубровин заменился с Дальнего Востока в европейскую часть Союза ССР, а полк в котором он служил, был расформирован.
      Через год по ВВС прошла информация, что заместитель командира полка подполковник Сергей Григорьевич Коловатов при возвращении на точку (аэродром Г-ки) на спарке после облёта двигателя на сверхзвуке (т.е. в точно такой же ситуации, о которой вы, мой проницательный и, надеюсь, подготовленный в авиационном отношении читатель, только что прочли), своего места по посадочному курсу в облаках вместе с лётчиком в задней кабине определить не могли – у них опять «отказало» радиооборудование. ГРП их тоже «потеряла», своевременно экипажу оказать помощь, своими командами снизить экипаж, заставить заходить на посадку визуально не смогла. И лётчики после полной выработки топлива и остановки двигателя в воздухе благополучно катапультировались.
      Приказом МО СССР подполковник Коловатов С.Г. и второй пилот той спарки лишены классной квалификации «Военный лётчик первого класса». (Даже не понижены в классе, а лишёны его!)
      Приказом ГК ВВС герой нашего повествования был уволен из рядов Вооружённых Сил по статье «Дискредитация офицерского звания (недисциплинированность)». А попросту говоря, за свой гонор, и как результат, слабое знание оборудования кабины самолёта и ТТД наземных радиолокационных систем, за невыполнение команд ГРП. А также неумения для себя делать выводы из ситуации, в которой уже один раз побывал!..
      Дубровин, узнав об этом из шифровки Замглавкома ВВС, проговорил: «Ну что ж, Сергей Коловатов к этому недолго шёл…»
      Ошибки лейтенанта Торошенко после перевода его из звена капитана Артюковского постепенно стали куда-то пропадать, исчезать. Лётчик почувствовал уверенность в своих силах, поверил в себя. Он не только продолжил службу, но и стал командиром звена, говорят, неплохим. Тщательно готовил своих подчинённых пилотов к полётам так, как научил его Алексей Сиротин. Позже в его семье один за другим появились ещё двое мальчишек, которых назвали Кирилл и Владимир…
      А потом в стране начались всеобщая неразбериха, отсутствие топлива на полёты, к радости геополитических противников СССР и России, повальные сокращения армии и её гордости ВВС, центробежные тенденции, развал Союза. Всё это тяжёлым катком прошлось по жизням и службе многих первоклассных пилотов. Судьбу этих и остальных лётчиков далёкого восточного гарнизона автору проследить не удалось…

31.X – 12.XI.12 г.,
Военно-медицинский клинический центр Южного региона (384й Харьковский гарнизонный госпиталь)

       Маленькое уточнение. Подполковник Коловатов С.Г. – реальный прототип, фамилия, понятное дело, автором видоизменена. Только покинул он боевой самолёт МиГ-27, тип К или Д (не помню точно)… Перед этим летал на Су-17. Отсутствие знаний РЛЭ самолёта  МиГ-27 подтверждаю! (Я был членом комиссии по расследованию данной аварии). Очень неприятно было слушать ответы этого офицера членам комиссии, тем  более в присутствии представителей МАП.

      С уважением,     

Владимир Илюшечкин,

Заслуженный военный лётчик РФ,
выпускник ХВВАУЛ 1972 г.